Заклинатели войны (СИ) - Голотвина Ольга

Все притихли, вдыхая аромат, пока хозяйка разливала по чашкам густую зелёную жижу.

Нааш, любимец богачей и бедняков! Не пьянит, но соперничает с вином. Горьковатый, терпкий, иногда чуть пощипывающий язык (у каждого торговца свой рецепт травяного сбора), нааш прояснял ум, укреплял дух, утром придавал бодрости, вечером помогал сбросить дневные заботы и с лёгким сердцем отойти ко сну.

Хозяйка поставила чашки на стол. Никто к ним не притронулся. Все выжидали, пока напиток слегка остынет и полностью раскроет свой вкус.

Гекта огляделась – уже стемнело! Взяла с полки тростниковую свечу, зажгла от очага, вставила в железный светец и снова села к столу.

– Так о чём я?.. А, да! Почти все «вольные птички» упорхнули в лес, но трое остались в городе. Их главного все называют Снерк.

Эшшу уже потянулся за чашкой. Но, услышав последние слова, отдёрнул руку и спросил тревожно:

– Неужели есть человек, который терпит, когда его называют Снерком?

– Он сам себя так величает, – кивнула Гекта.

– Но тогда... тогда, наверное, он очень плохой человек?

– Не знаю, как ты догадался, – заухмылялась старуха, – но угадал верно.

Шаути обеими руками взял чашку. На его потрясённом лице было ясно написано: «О Мать-Змея, куда я попал?! В каком мире мне теперь придётся жить?!»

– Эти паскудники что придумали! – продолжила Гекта. – Собрали шайку таких же мерзавцев, как они сами, и ввели свой налог. Город платит королю, платит алонкеям – Снерк и подумал: а мне почему город не платит? Прежде-то он был на подхвате у людей посерьёзнее, а как пришлось тем в лес уйти, так этот мелкий зубастик вообразил себя крупным зверем. Сперва попробовал обложить данью воров... люди так говорят, – спохватилась старуха. – Но воров в Энире много, они крепко держатся друг за друга и не хотят делиться добычей со всякой возомнившей о себе сволочью. Пообещали собраться всей толпой и пустить Снерка и его ребят на стружки и опилки. Тот отступился. И шлюх пообещал не трогать, потому что шлюха для вора – первая помощница, наводчица и укрывательница. Тогда Снерк, чтоб его задолбал Чёрный Страус, решил взяться за тех, за кого заступиться некому. Его приятели потолковали со всеми бродячими сказителями в городе, со всеми уличными и трактирными певцами, музыкантами и танцовщицами. Со всеми, кто народ потешает.

– А к тебе не совались? – не сдержался Стайни.

– Совались, – спокойно ответила гадалка. – Но в Энире есть добрые люди, уважающие старость. Не дали меня в обиду. Крепко так не дали... Снерк потом прислал своего подручного Ба́фу ко мне извиняться. А вот сказителю Тами сломали руку в тёмном переулке. И ведь они, сволочи, не угрожают! Они предлагают помощь и защиту! Мол, если будете отсыпа́ть нам половину дневного заработка, мы приглядим, чтобы вас никто не обидел. А если кто отказался и с ним беда случилась, то «ах-ах, какая досада, а ведь мы предупреждали: город – место опасное!»

– Половину? – протянула циркачка. – Это ж хоть совсем работать не ходи. И так зрители кидают одни «мальки» без дырочек.

– Вот и я говорю: подумай хорошенько, – глянула ей в лицо Гекта. – Может, лучше тебе двинуть по рыбачьим деревням?

– Отец бы не уступил, – тихо, но твёрдо сказала Айри.

– Не уступил бы, да, – неохотно признала старуха.

– И ещё... дурные вести быстро разлетаются. И дурные люди есть везде. В других городах найдутся свои Снерки. Куда ни приеду – везде улыбаться и платить? Нет уж. Не дождутся.

– Знаете, как говорят: подушка даст умный совет. – Гекта поднялась из-за стола. – Ложимся спать. Но сначала помогите мне, старой. Вот ты, – кивнула она шаути, – возьми за дверью ведро и сбегай за водой. Задняя калитка выходит к речке. Только осторожнее: в тростнике могут быть змеи! Во дворе-то я траву выкашиваю, змеям негде спрятаться. И вдоль всей изгороди протянула колючую верёвку, чтоб не заползли. А на берегу – да, попадаются.

– Сейчас, добрая женщина! – Эшшу с готовностью встал и вышел за дверь.

– А вы, оба, подниметесь на чердак, – обернулась хозяйка к Майсу и Стайни. – Там два матраса, набитых сухими водорослями. Вы их снимете, выбьете на дворе палками и снова затащите наверх. Втроём уместитесь как-нибудь на двух матрасах.

– А я посуду помою, бабушка, – вызвалась Айри.

– Помой, а я пока с другим делом управлюсь. Ты, приёмыш, очень уж истрепался в дороге. А Майс не может и дальше ходить в шутовском наряде. Есть у меня в сундуке кое-какое старьё, только подогнать надо, чтоб ладно сидело. Не обещаю нарядить вас обоих, как королевских сыновей, но выглядеть будете пристойно. Вот ты – встань-ка, повернись.

Стайни послушно повертелся под внимательным взглядом старухи.

– Штаны ушью малость, а рубаха и так сойдёт, – пробормотала та и царственным взмахом руки отпустила парня.

Затем откинула крышку массивного сундука и принялась рыться в каком-то тряпье. Извлекла оттуда штаны из плотной коричневой материи, повертела их в руках, села поближе к свече и принялась за шитьё.

Айри мыла посуду в глиняном тазу и краем глаза поглядывала, как проворно орудует иглой старуха.

Весьма быстро Гекта отложила иглу, довольно встряхнула штаны на вытянутых руках и сказала девочке:

– Позови-ка Стайни.

Айри подхватила таз с грязной водой, вышла за порог, выплеснула воду с крыльца и велела Стайни идти в дом.

Парень охотно бросил палку, которой выбивал матрас, и вслед за Айри вернулся в комнату.

– На, примерь, – протянула ему штаны хозяйка.

Стайни растерянно глянул на Айри.

Старуха понимающе кивнула и сказала:

– Айри, что-то наш шаути долго ходит за водой. Сбегай, глянь – не цапнула ли его и впрямь змея? Только сама за калитку не выходи.

* * *

Айри стояла у распахнутой калитки и затаив дыхание смотрела на открывшееся перед глазами сказочное зрелище.

В небе сейчас была лишь одна из лун – Сохо. Её ровный, сильный свет заливал берег. Высокий тростник в этих лучах казался дорогим парчовым занавесом.

И на фоне этого роскошного шелестящего занавеса медленно танцевал мужчина.

Сейчас шаути не казался смешным. Мягкий серебристый свет превратил его нелепую одежду в наряд, достойный принца.

И словно драгоценные украшения, его оплели три змеи.

Одна обвилась вокруг шеи, опустила голову, глядя на босые ноги шаути, легко переступающие по траве. Две змеи потоньше застыли, словно браслеты, на запястьях, подняв точёные головки. В танце мужчина подносил к лицу то одну руку, то другую – словно ожидал, что змеи ему что-то скажут.

Движения танцора были неспешны, легки и плавны, тело перетекало из одной позы в другую красиво и естественно. Музыки не было... нет, музыкой стал сам вечер, в музыку слились шелест тростника, кваканье лягушек, стрекотание цикад.

Шаг, поворот... шаути оказался лицом к калитке – и увидел Айри.

Он прервал танец. Присел на корточки, коснувшись руками травы. Все три змеи, скользнув по его рукам наземь, быстро исчезли в тростнике.

А Эшшу спокойно кивнул девочке, взял стоящее рядом ведро с водой и вошёл во двор. Поставив ведро, закрыл калитку, задвинул деревянный засов и потянулся снова к ведру.

– А ну стой! – страшным шёпотом сказала Айри. – Ты что же – диким змеям приказывать можешь? Не дрессированным?

– Прости, девочка, я никогда не слышал это слово... «дрессированным». Что оно означает?

– Это когда зверя или птицу ловят, держат в клетке и обучают делать всякие забавные штуки.

– А! Нет. Я никого не ловлю и не держу в плену. Если хочу поиграть со змеёй – подзываю её к себе. Подчиняю своей воле. Все жрецы так умеют.

– Колдовство, да?

– Колдовство. Простое. Некоторые шаути, даже не жрецы, могут уговорить змею уползти с дороги. Я в детстве хорошо это умел. Поэтому меня взяли на Змеиный остров. Если я когда-нибудь убью змею – потеряю свой дар.

– Слушай, эти пляски со змеями... На них можно смотреть простым людям, не жрецам? Таким, как я?