Тео. Теодор. Мистер Нотт (СИ) - "Hashirama Senju"

Яксли поставил вопрос ребром: он захотел перераспределить вакантные места в Визенгамоте между новыми достойными семействами и благодетелями. Забрать выморочные, лишить сбежавших и отдать их новым семьям — лояльным Яксли, разумеется, чтобы увеличить свой политический вес (и эго).

Это предложение тут же потонуло в спорах, а Теодор задумался о том, почему то же самое не сделал Альбус Дамблдор, будучи практически всесильным в начале восьмидесятых. Его мысли вновь скользнули на покойного директора. Пока зал гудел от слов Верховного чародея, он вспомнил о том, что говорил Кэрроу накануне. «Покойный мужеложец», так он назвал Дамблдора. Оскорбление было оскорблением, но факт был фактом — прежний директор не был женат и не имел детей. Даже своё наследство он завещал школе.

Откинувшись на неудобную спинку своего места, машинально кивая ворчанию соседа, Тео продолжал раздумывать на эту тему. Даже место с другой стороны от него было свободным. Нотт не интересовался, какое семейство получило когда-то место в Высоком Визенгамоте и благодаря чему, но Дамблдору было по силам посадить туда своего сына, если бы у него он был, или брата… ему вспомнилось, что в той истории с Гриндевальдом фигурировала сестра Дамблдора, погибшая от чьих-то рук согласно Скитер.

«Почему же директор не упрочнил своё наследие?» — задался Тео вопросом и вспомнил слова самого Дамблдора. «Его любимый человек… человек?.. выбрал вечное одиночество», — осмыслил Нотт. Книгу Скитер даже по мнению Флитвика, близкого коллеги Альбуса, надиктовал ей именно сам директор. И Скитер в этой истории не упустила шанса пройтись по грязным страницам событий начала века и участии в них Геллерта Гриндевальда.

«Гриндевальд заперт в Нуменгарде в Альпах», — вдруг понял Теодор. — «На веки вечные, до самой смерти». Изгнание, в которое отправили величайшего преступника магической Европы, никогда не было ему интересно, но… не мог же Дамблдор говорить о нём? О своём враге, сокрушённом на Джерси в ноябре сорок пятого?

Тео замер и ушёл в свои мысли. «…уже не помню черт его лица, его голоса и смеха — помню лишь улыбку и эдельвейсы», — так он сказал в тот день в Корнуолле, когда они проникли в хранилище одной из частиц души Тёмного лорда. Эдельвейсы были цветами с гор. Он не был экспертом в ботанике, ни маггловской, ни обычной, этим славились Лонгботтомы — Теодор же был Ноттом и наслаждался колдовством, а не травками. Но тем не менее. Горные цветы, горы… Альпы? Те же места, где был заточён Гриндевальд.

***

На обратном пути из Лондона, аппарировав вновь в центр Хогсмида, Теодор решил сделать небольшой крюк и зайти на кладбище селения, где были разбросаны семейные усыпальницы местных жителей, начиная с древних гэльских курганов, христианские кресты магглорождённых, захоронения погибших и умерших студентов и профессоров.

Он шёл мимо рядов могил, вглядываясь в надписи на них и неспешно приближаясь к большой белой усыпальнице директора Хогвартса, видной издалека. Имена и даты мелькали перед его глазами.

«Элеазар Фигг, 1801-1891».

«Рован Ханна, 1972-1990».

«Фелисити Дюррэй, 1965-1974».

«Миртл Уоррен, 1929-1943».

«Теодора Розмерта, 1900-1967».

«Саймон Талмейдж, 1810-1827».

Десятки и десятки могил. Одинокое и пустынное место, обычно скрытое в зелени деревьев, постепенно превращавших эти места в очередную часть Запретного леса, сейчас выглядело мистически и жутко — голые деревья, редкие вороны, лёгкая дымка тумана… Теодор подошёл к могиле Дамблдора. Он был здесь впервые. Тогда, в конце весны, он не ходил на кладбище, но теперь видел эту величавую, броскую могилу из белого мрамора, мёртвый каменный памятник мёртвому магу. «Великому светлому волшебнику», гласила надпись на камне. Под ней на камне лежали два белых цветка с острыми лепестками и жёлтым соцветием.

Тео присел на корточки перед памятником. В его нижней части был изображён моложавый мужчина с бородкой, над которым парил феникс.

— Ты что тут вынюхиваешь, мальчишка, — злобно… нет, скорее, раздражённо окликнул его голос со спины. Тео подпрыгну от неожиданности, палочка скользнула в его руку.

Человек в плаще и капюшоне с цветами в руках стоял в пяти футах от мраморного памятника.

— Я тебя где-то видел… — с чуть меньшей подозрительностью отметил визитёр. Он скинул капюшон, и Тео узнал его. Это оказался Элифас Дож, старый, как трухлявый пень, неоднократно виденный им в прошлом.

Мистер Дож был сокурсником директора, неудивительно, что он пришёл почтить его память.

— Мы встречались с вами пять лет назад на гран-при в честь юбилея лорда Лонгботтома, сэр, — проговорил Теодор. Старческое, испещренное морщинами лицо Дожа подёрнулось задумчивостью.

— Мистер Гамп? — наконец, проговорил он в догадке.

— Теодор Нотт к вашим услугам, сэр.

— Ах, Нотт. Простите, что не признал вас. Старость… неужели это вы принесли? Эдельвейсы. Ал даже растил их в наши школьные годы, — грустно улыбнулся Дож.

— Профессор говорил, что это любимые цветы его любимого, — неопределённо ответил Тео, чувствуя, что в этом может быть зацепка.

— О, да, — хмыкнул старик, подходя ближе. — Это всё дурное влияние Геллерта. Он ненавидел его половину жизни, а вторую половину любил беззаветно и безответно. Вот в чём трагедия Альбуса, а совершенно не в том, что увидела юная Рита.

Он возложил цветы. Они оба встали рядом, глядя на белый мрамор в сумерках.

— Эдельвейсы, — нарушил тишину Дож задумчивым голосом. — Я даже вспомнил историю, как он заколдовал свой сундук от декана Уизли и спрятал там квоффл нашей команды. Как она ни билась, только он сам смог открыть его, и как! Просто назвав этот цветок…

Тео ощутил мандраж. Вероятно, в этом и был секрет! Ему даже не пришлось звать Дерри и просить его узнать, эдельвейсы ли это — а он подумал о таком варианте!

Нотт театрально, стараясь не быть слишком наглым, достал часы и бросил на них взгляд, а затем, спешно попрощавшись, аппарировал вновь, к самым границам купола Хогвартса. Ужин уже начинался, но если его догадки были верны…

Войдя под своды древнего замка, Теодор скинул плащ и трансфигурировал его в свёрток, который уменьшил и убрал в нагрудный мешочек. Нужно было торопиться, чтобы его отсутствие на ужине не вызвало лишнего недовольства Кэрроу. Створки дверей были распахнуты, какие-то подростки о чём-то болтали в самых дверях, а большинство только ужинало. Гул и шум

Тео быстрым шагом добрался до изголовья стола Слизерина и уселся, кивком пожелав своим сокурсникам и сокурсницам приятного аппетита. Панси кинула на него неопределённый взгляд, а Блейз наклонился и спросил, не опоздал ли Тео в Визенгамот. Это звучало странно, ведь он уже утром покинул замок, и Тео небрежно отмахнулся от вопроса сокурсника, а потом кинул взгляд на стол преподавателей.

Только профессор Синистра и мадам Хуч сидели за ним, напряжённо оглядывая многочисленных студентов.

Глава 125

Наскоро поужинав, Теодор, гложимый странным сосущим предчувствием, столь же скорым шагом вышел из зала и отправился в гостиную. Быстро пройдя вниз, в подземелья, он неожиданно наткнулся на Пивза. Пивз шарахнулся от него к потолку, перестав рисовать огромный член жёлтой краской на стене.

Как старший префект, Тео не мог пройти мимо столь откровенного вандализма. Остановившись, он с раздражением стряхнул палочку в руку, из-за чего Пивз аж взвизгнул.

— Что? — удивлённо спросил Теодор.

— Не жги! Помилуй! — простонал полтергейст, а потом вдруг его лицо сменило выражение с жалостливого на злобное, и он швырнул в юношу банку с невесть откуда взявшейся краской.

— Локомотор! — скорее подумал, чем сказал Тео, и не расплескавшаяся жидкость замерла в нескольких десятках дюймов от него. — Ты пошто грязь разводить удумал, а? — злобно процедил он.

Но было поздно. Пивза и след простыл — он полетел куда-то вдаль под потолками подземелий.

Нотт поставил краску и заклинанием очистил стену. Не оставалось ничего другого, чтобы утащить её с собой, жёлтую, как ковёр листьев осенью.