Тео. Теодор. Мистер Нотт (СИ) - "Hashirama Senju"

К субботе это уже не было унижением, а символом скрытого сопротивления — чем больше спина юноши походила на кровавую кашу, тем более мужественным борцом с режимом Кэрроу его считали.

Сестра Амикуса не отставала от брата, и откуда-то нашла силы перлюстрировать любую корреспонденцию в замке. Только «Пророк» два раза в неделю достигал своих читателей без каких-либо проблем. Выхода в Хогсмид тридцатого октября не было, Кэрроу лишил их этого, зато на границе земель замка Тео видел чёрные балахоны дементоров.

И вот, Хэллоуин, Амикус Кэрроу декларировал новую идеологию радикального крыла приспешников Тёмного лорда, как его слова понимал Теодор и многие сокурсники. Идеологию отказа от общебританской культуры, обличавшейся культурой магглов, и «возврат» к направленной на таинства и верования кельтов, скоттов и пиктов культуре языческих верований.

— …празднование так называемого Хэллоуина — потакание грязным играм магглов, низшей формы человечества, не способной на главное, на магию! — продолжал распалённо выступать Кэрроу. Тео поёжился. Магические факела с настоящим огнём освещали площадку внутреннего дворика, где они выстроились, а Пожиратель вещал с высоты куртин, нависая над грудой размокшей под прошедшими дождями книжной кучи. — Наш праздник — Самайн! Никакого Хэллоуина! Наш праздник — Йоль! Никакого Рождества!

Тео вспомнился отрывок из книги Альберта Слагхорна, приходящегося дальним родственником его нынешнему декану, рассуждавшему о том, какой прогресс совершило магическое общество Британии за почти сорок лет, которые на посту был министр Спэвин. Правление королей-из-Ганновера позволило закрывшемуся в себе магическому сообществу Великобритании прекратить рефлексию от Реформации, отделения Тринадцати колоний и последствий Ирландской магической войны и сосредоточиться на экспансии. Во многом эта экспансия была культурной, маги развивались как сообщество, появились кварталы во множестве городов Острова, первые настоящие квиддичные стадионы, стали выходить газеты и печататься, а не переписываться зачарованными перьями, книги.

Тогда в жизнь магов вошло множество маггловских вещей. Хогвартс-экспресс, который попросту был зачарованным поездом магглов. Артефакторный водопровод и водоотвод. Даже общественное устройство, приёмные Министерства в графствах и землях, департаменты в структуре управления — всё это было заимствовано, подсмотрено, скопировано у магглов. И праздники магглов, в которые смешаться с празднующими и выпускать, отводить душу, реализовываться было проще, так же нашли отклик в сердцах магов. И тех, что жили в крупных городах, разросшихся от Промышленной революции столетием раньше, и тех, что согнали со своей земли арендаторов во время Огораживания.

Именно в тот период, как считал Слагхорн, маги потеряли свою уникальную идентичность, став не магами британских островов, а британскими магами, что было абсолютно разным в понимании. Некоторые семейства тогда же пытались стать значимыми среди магглов — Монтегю вновь вернули себе баронетство, что принадлежало их магглорождённому предку когда-то, Малфои не просто торговали, а построили настоящую золотую гору на торговле с колониями, Милфорды всерьёз влияли на лордов Парламента, а Блэки манипулировали всеми, не ставя их ни в кнат, чтобы двигаться к Олимпу славы и величия.

Осмысливая те десятилетия, Теодор для себя представлял, что это было настоящее золотое время для магического сообщества. Оно получило дозу бодрящего зелья, перешло из коматозного состояния медленно текшей жизни после принятия Статута, отбросившего магов на многие десятилетия и лишившего их возможности влиять на магглов впрямую, научилось существовать в новых условиях и расширилось. Расширилось за счёт магглов, как ни странно. Это были выводы уже из книги «Экономика магической Западной Европы», читанной им в переводе мадам Пинс. Магглы за девятнадцатый век расплодились в несколько раз, магически одарённые дети стали доживать до одиннадцати чаще, и эта аудитория смогла во всех странах мира и конкретно в Британии создать такой рынок, который смог своим спросом вынудить развиваться предложению.

Каминная сеть, кстати, тоже появилась именно тогда.

Ультраконсерваторы, к которым оловодобытчики Кэрроу в прошлом никогда не относились, считали все проходившие изменения вредными, но никогда до середины нынешнего столетия они не получали ни харизматичного лидера, ни сколь-нибудь весомой поддержки. Теперь же в Британии был Барьер, окружавший её, Тёмный лорд-лич, а ультраконсерваторы и радикалы были единственными на политическом поле, подавляя все альтернативные мнения огнём и мечом.

Начал накрапывать лёгкий, противный осенний дождик. Тео поёжился. Колпак он одевать не стал, но плащ накинул. Блейз рядом делал вид, что спит на ходу, его колпак как раз сполз чуть ли не на нос, но Тео знал наверняка, что Забини, искренне ненавидевший кровавый режим Тёмного лорда, предпочитал своей слизеринской натурой слушать каждый звук слов, что говорил Кэрроу.

— …в знак того, что с магглолюбским прошлым покончено, сегодня мы сожжём всё то, что отравляло наши души и растлевало их грязными пороками! Адское пламя — вот, что мы говорим так называемой «культуре» магглов, их книгам и грязным словам!

Потрясая кулаком с зажатой палочкой, он воздел её к небу и совершил какое-то движение. Магические факела, что освещали площадку, по этой команде погасли. Нотт скривился. Он уже видел это разрушительное огненное проклятье в действии. Его когда-то, будто бы в другой жизни, использовал Альбус Дамблдор против артефакта Тёмного лорда. Ничего хорошего от Кэрроу Тео не ждал.

— Пестис Инсендиум! — взревел Кэрроу, картинно замахиваясь палочкой, а затем наставляя её на груду маггловских книг. Теодор вздрогнул, увидев огненного дракона, пылающего магическим раскалённым докрасна металлом, что вырвался и атаковал груду книг, сваленную на земле.

Пепел тут же полетел во все стороны. Студенты в первых рядах попятились назад, кто-то завизжал, а магическое пламя, яростное и голодное, испепеляло то, что ещё мгновения назад хранило память сотен историй и тысяч рассуждений. Стивенсон и Киплинг, Брюс и Гоббс, Бэкон и Дойль сгорали в гиене огненной.

Какофония треска и грохота оглушала и подавляла, завораживала и зачаровывала своим страшным танцем юных волшебников. Где-то вдали, на периферии мыслей, безумно хохотал Кэрроу, продолжавший своей магией накачивать чудовищное пламя.

Теодору вдруг показалось шевеление там, среди книг, и это было не наваждение — с ужасом он и сотни людей вокруг увидели, как между сгорающих книг к ним, в безопасность, от всепоглощающего жара пытается добраться маленькая и беззащитная кошка. Теодор подался вперёд и взмахнул палочкой, поднимая и подкидывая книги за ней, чтобы выиграть секунду времени. Это была миссис Норрис, и не он один узнал её.

— Сука! — воскликнул Блейз, который уже не делал вид, что спал. — Спасайте её! Ну! Вингардиум Левиоса!

Но ребята скорее мешали друг другу. Кошка отчаяно рвалась вперёд, прыгая с груды на груды книг, стремительно обрушающихся, превращающихся в золу, подкидываемых волшебниками в пламя, но и Кэрроу не был простецом. Он захохотал ещё громче, и кинув на него взгляд взмокший за мгновения Тео увидел совершенно безумного маньяка, для которого не существовало никакого различия между жизнью безвинной старой кошки, что жила в замке Хогвартс много-много лет, и жизнью противника на поле боя. Тео понял вдруг, что Амикус нарочно запер питомца ненавистного сквиба там, где хотел устроить пепелище, и его безумный взгляд говорил о том, что мужчина наслаждается огненной агонией животного.

«Он не заслуживает жизни», — решил для себя мальчик. Совесть подсказывала ему, что он и сам не пощадил попугайчика, но это была меньшая из жертв для ритуала — а Кэрроу наслаждался тем, что отнимал жизнь у безвинного существа.

Их план нужно было радикально пересмотреть.

Огненное кольцо сомкнулось, закрыв путь для миссис Норрис наружу. Всё произошло за какие-то считанные минуты, и огненный дракон, взвившись в воздух, обрушился вниз. Предсмертный крик не был слышен — но Тео отчётливо, до дрожи в коленях, представил себе последний миг миссис Норрис.