Возвращение - Гончарова Галина Дмитриевна

И своего добьется. Его верх будет, он точно знает.

Михайла целовал руки одной девушке и думал о другой.

Его время еще придет.

Глава 6

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Если смотреть по святцам, прабабушкой мне Агафья Пантелеевна не является. Скорее прапрабабкой. Она была сестрой моего прапрадеда.

Замуж ее не выдали – в ней сила проснулась. Но и волхвой она не стала.

Для этого надо было от всего мирского отказаться, а Агафья на то оказалась не способна.

Или нет?

В той, прежней жизни я редко задавалась такими вопросами.

Прабабушка просто есть.

Что происходило в ее жизни, чем она занимается, чем интересуется, был ли у нее любимый… детей вроде как нет. Или я об этом не знала.

Много ли мы знаем о своих родных?

Только то, что они согласны нам показать.

Впрочем, кровь у нас общая. Так что и во мне могла проснуться сила. Но откуда что взялось? Кто был первым в нашем роду? Я ничего не знала. В той жизни не знала, в этой наверстать постараюсь. Знания – это сила, это оружие, это щит и клинок.

Теперь я не встречу врага безоружной.

Чем дальше, тем больше я понимаю, что враг все-таки был.

И я, и ОН, и Фёдор, и даже подонок Михайла – все мы стали марионетками в чьем-то спектакле. Кто-то стоял за нами, кто-то дергал за веревочки.

Кто?

Я не знаю.

Я только собираюсь вытащить этого паука на живой свет и придавить. Насмерть.

Справлюсь ли я?

У меня просто нет выхода. Я должна. И ради себя, и ради него…

Я уже иду, любимый. Я иду к тебе…

– УБИ-И-И-И-ИЛИ-И-И-И-И!!!

Истошный крик несся над Лембергской улицей, разрывал уши, ввинчиваясь в головы, вырывая слезы из глаз.

– ДЕТОЧКУ, РОДНЕНЬКУЮ, УБИ-И-И-И-ИЛИ-И-И-И-И!!!

Что уж там, Элизу на Лембергской улице хорошо знали. Кто в лицо, а кто и по другим местам.

Нашли ее достаточно быстро, стоило только рассвести, и поднялась тревога.

Кто-то сбегал и за Магрит.

Та прилетела резвой ногой – и началось…

Все же доченька, первенка… пусть и непутевая, да материнское сердце обо всех равно болит. Ой, дочка-доченька, горе-то какое…

Женщина выла и раскачивалась над трупом дочери. Люди смотрели с сочувствием.

О самой Магрит никто и слова дурного сказать не мог, понятно же, не виновата баба… Бывает так.

Муж помер, она не по рукам пошла, честно овощи выращивает, торгует кой-чем… это достойно. А что дочь у нее гулящая оказалась… так и это не в осуждение. Воспитывала Магрит ее как всех, лупила в меру, а вот – уродилось. Да прежде чем в чужой огород камни швырять, в своем оглядись-ка?

То-то и оно, мало кто без греха. Где муж жену учит, где сам к таким же, как Элиза, бегает. И все о том знают.

Так что на Магрит смотрели понимающе. Если б Элиза чью семью разбила, мужика увела, свадьбу порушила, дело другое. Тут бы на нее обида была. А она попросту не успела. Вот и получилось, вроде как гулящая – да безвредная, пусть ее.

А уж сейчас, когда молодую девчонку убили, да так страшно, придушили…

Как тут не посочувствовать?

Тут и священник заявился, тут и глава лембергской общины пришел…

Священник занялся своим прямым делом. Кивнул жене, та осторожно отстранила Магрит от трупа и принялась утешать, воркуя, что «Бог дал, Бог взял». Священник же осмотрел тело.

– Явно убита. Может, кто-то из ее… Клиентов. А может, и грабители.

Осмотрел тело и глава лембергской общины, Пауль Данаэльс. Покачал головой:

– Я бы сказал, что у нее была хорошая ночь. Потом она либо пошла домой, либо… да, кто-то из клиентов. Надо будет узнать в веселом доме…

– Не приходила она ко мне вчера. – Лилиана Геррен, хозяйка веселого дома, понятно, не могла остаться в стороне от события. – Не было ее. Элиза иногда без меня клиентов брала, я не препятствовала, ее дело, ее риск.

Священник и глава общины переглянулись.

Опять-таки, можно понять, дело житейское. Если ты работаешь под крылышком у Лилли, ты ей платишь процент. То есть восемьдесят процентов ей, двадцать тебе. Но за тебя вступятся.

А если ты работаешь сама…

Деньги твои. Но и риск твой, и проблемы твои, и защитить тебя некому.

– Элиза! Боже мой, какое горе!

Руди Истерман выглядел так, что никто бы не засомневался в его потрясении. Волосы всклокочены, глаза больные. Он протолкался через толпу и упал рядом с телом на колени.

Мужчины переглянулись.

Что Элиза к Истерману захаживала, все знали. Но Руди в том не укоряли. Бывает…

Отношение к нему, правда, было двояким. Вроде как приличный человек, но ни жены не завел, ни детей. Один как перст. Гуляет, веселится.

С другой стороны, во дворец он вхож, именно благодаря ему в Россе спокойно относятся к лембергцам, даже стража по их улицам проходит. В обиду их не дают. А если прошение к царю составить надобно, Руди поможет. И сам отнесет, чтобы по дороге не затерялось. Полезный человек.

– Ох, Элиза… она вчера вечером была у меня. Мы провели вечер вместе.

Руди сознавался не просто так. Это только кажется, что никто не видел, не слышал, не знает… да мало ли? Нет-нет, врать надо так, чтобы это было как можно более приближено к правде.

– Она пришла к вам… – вежливо подтолкнул Пауль.

Руди кое-как пригладил волосы, поднялся, подошел поближе, чтобы не кричать.

– Между нами говоря… вы же знаете, у меня в гостях бывает царевич Теодор.

– Да-да. – Пауль, конечно, знал. Попробуй не заметь такую птицу.

– Вот с ним я и познакомил вчера Элизу. Вы же понимаете, бедной девочке нужен был покровитель…

Тоже дело вполне житейское. Как ни назови, любовница, метресса, содержанка…

Да, и так бабы себе на жизнь зарабатывают. Элиза могла бы. Царевич? Тут и порядочные бабы глазками заблестели. К такому в метрессы попасть очень даже завлекательно. Чай, богат он, любовь свою по-царски и одарит?

– Ага.

– Они провели вечер вместе. – Руди и тут врать не собирался. А чего врать, когда все слышали? И что провели, и что понравилось… – Считай, до утра. Она, когда уходила, хвасталась перстнем с лалом. Большим таким…

Священник и Пауль снова переглянулись.

Дело обретало ясность.

Ну, укусы, синячки – дело такое. Да и выглядело это совсем иначе на грязном мертвом теле, вполне могло сойти за страстную ночь. Бывает. Если уж вовсе по секрету, Пауль тоже… Оскоромился с Элизой и знал, что девушка она страстная, потом дней пять спиной к супруге не поворачивался, в постель только в рубашке ложился, пока царапины не сошли. Так ногтями подрала, кошка дикая…

А дальше тоже понятно.

Шла баба домой, небось кольцо убрать не додумалась. А грабители все ж встречаются. Напали, придушили, может, и не хотели насмерть-то, да тут уж как получилось. Много ли ей надо, с такой тонкой шеей? Потом все забрали, раздели, бросили…

Печально.

Очень печально.

Будет ли это иметь какие-то последствия для общины? Этот вопрос и задали Рудольфусу.

Руди только плечами пожал:

– Я сам расскажу все царевичу Теодору, сам ему посочувствую, если вы не против. Не думаю, что он будет гневаться. Но я попрошу его, чтобы Лембергскую улицу проходили чаще.

А вот эти последствия всех устроили.

– И попрошу его выделить денег бедной Магрит. На приданое младшим дочкам.

А вот это было еще и приятно. Если Истерман так говорит, значит, выделят деньги. А если будут деньги…

– Может, и жених какой найдется. Вот старшей уже двенадцать лет, – задумался Пауль. – Пока поженить их, и пусть работает, хозяйство поднимает, а потом уж, как невеста в возраст войдет, так святой отец их и благословит плодиться и размножаться?

– Почему нет? Надеюсь, царевич согласится быть на свадьбе посаженым отцом, – степенно ответил Руди. – А когда нет, я сам буду. Я чувствую перед собой вину. Если бы я уговорил ее остаться до утра… царевич уснул, и она решила уйти.