Возвращение - Гончарова Галина Дмитриевна

А тут вдруг такая прыть?

– Я даже не помню, что я думал.

– Совсем не помнишь? Как вы оказались в постели, помнишь?

Фёдор сглотнул и кивнул.

– П-помню. Элиза… она была настойчивая.

Руди подумал, что была бы умнее, была б жива. Но промолчал. Ждал, пока Фёдор пороется в глубинах памяти.

– Помню рыжие волосы. Помню… Разочарование.

– Что?!

– Как от обмана, обиды, подделки… нет, больше ничего не вспомню.

Руди вздохнул:

– Теодор, друг мой, тогда нам надо будет с тобой провести естественный опыт.

– Че-го?

– Сегодня же мы отправимся в бордель и снимем услужливую девочку. На двоих.

– Руди?

– Ты будешь действовать, а я наблюдать.

– Руди, ты с ума сошел?!

– Нет, Теодор. Посуди сам. Нам надо знать, связано это с тобой или с Лиззи.

– С Лиззи? Не понимаю?

Фёдор приободрился, посмотрел с удивлением. Руди взмахнул рукой:

– Теодор, женщина, чтобы привлечь внимание мужчины, может пойти на многое. Есть и зелья, и мази, и приворотные амулеты. Допустим, чем-то таким Элиза и воспользовалась. Могла? Спокойно могла. Друг мой, ты царевич, задержаться рядом с тобой – честь и удача для любой девушки. А если еще и ребеночек будет… ты понимаешь.

Фёдор кивнул уже более заинтересованно:

– Так…

– Допустим, она чем-то воспользовалась. Ты это почувствовал и пришел в неистовство. Понимаешь?

– Допустим.

– Если это действительно так, то со следующей девушкой у тебя будет все в порядке. А если нет, я успею тебя остановить.

Фёдор потер лоб.

В свете сказанного предложение Руди не выглядело таким уж гадким. Это не свальный грех, это естественный опыт.

– Может, и надо. А ты успеешь меня остановить, если что?

– Конечно.

– Тогда я согласен.

– Сегодня и пойдем. И еще одно. Я от твоего имени пообещал помощь семье Магрит… матери Эльзы. У нее еще две дочки, их надо ставить на ноги. Если у них будет хорошее приданое, их можно будет выдать замуж… Элиза им помогала, ты понимаешь…

Фёдор кивнул:

– Рублей по пятьдесят хватит?

– И останется. С таким-то приданым их на руках унесут.

– Вот и ладно. Передашь от меня, хорошо?

Руди кивнул:

– Слово даю.

Деньги он и правда собирался передать девочкам. В полном объеме, не оставив себе ни монетки. И от себя еще добавить.

Что уж там, его то вина. Если бы не он…

У него было свое мнение о происходящем. И Фёдор невольно ему помог, сказав про обман.

Действительно, обман то и был. Руди хотел подсунуть ему Элизу вместо Устиньи. Заметив интерес к боярышне, решил перетянуть его на другую девушку и воспользоваться тем в своих целях.

Но не та.

Не то, не так, вот и вышло, как получилось…

Получается, в смерти Элизы виноват и Руди, и его затеи.

– Хорошо, – чуточку повеселел Фёдор.

– Тогда, мин жель, одевайся, закрывай руки, а я пойду готовить завтрак.

– Руди, ты?!

– Я, именно я. Слуг я отпустил, всех остальных не приглашал, мы сейчас в доме одни. Нам надо было поговорить без свидетелей.

– А-а…

– Позавтракаем и отправляемся – куда?

– Во дворец. За деньгами.

Фёдор решил побыстрее разделаться с неприятным и сосредоточиться на хорошем. И только так.

Руди промолчал.

Сказать ему хотелось многое и сделать тоже. Но…

Есть в смерти Элизы его вина. Есть. И перед собой не скроешься. Так что делаем. И не вспоминаем.

В светлой уютной горнице Агафья Пантелеевна уселась на лавку и Устю за собой потянула.

– Дай-ка я еще раз на тебя погляжу. Да, кровь в тебе проснулась. Наша, старая кровь. Ты уже в храме была?

– В храме? Или в роще? – парировала Устя.

– И там и сям, – не осталась в долгу прабабка. – Рассказывай, не заставляй каждое слово клещами тащить. Чай, не маленькая уже.

Устя только краешком рта ухмыльнулась.

Не маленькая…

Бабушка, я одну жизнь уже прожила. Вторая сейчас идет…

– Была. В рощу я ходила, Матушка меня благословила.

– Знак свой дала?

Устя молча повернула ладонь к бабушке, та посмотрела, кивнула.

– Веточка березовая. Любит тебя Матушка. Хорошо. А в храме была?

– Была.

– Как тебе там? Не тошно, не давит?

– Нет. – Устя даже растерялась. – А должно?

– Должно. Сила там чужая, нам там неуютно.

Устя промолчала.

Может, сказалось еще и то, что впервые ее сила в монастыре вспыхнула? Может, что она там прожила долгое время? Но в храме ей было… да никак и не было! Еще б Фёдор…

Из-за Фёдора стало противнее. Но с ним и на облаке вдвоем тошно показалось бы.

– Тоже хорошо. В рощу ты уходить не хочешь? Волхвой стать?

Устя качнула головой:

– Не хочу. Не чувствую я в себе этого. Не моя дорога.

– Пусть так. А чего ты хочешь?

Устя пожала плечами:

– Не знаю пока. Бабушка, ты расскажи мне лучше, что в мире творится. Почему с нами так поступают? Рощи вырубают, волхвов и волхвиц изводят. Я же вижу, это валом накатывается, не просто так это идет…

Агафья аж поперхнулась от неожиданности:

– Устя… ты что?!

– Бабушка, я давить не буду. А только сколько священных рощ исчезло? Не просто же так! Сколько волхвов, волхвиц, сколько погибло? Можешь ты узнать? Почему кровь так редко просыпается? Раньше ведь чаще было! Почему так?!

Агафья задумалась:

– Не знаю, Устенька. Не знаю.

– Вот и плохо, – припечатала внучка. – Бабушка, а есть ли возможность узнать? Страшно мне, жжет меня, как огнем. Не до́лжно такому быть, но кажется мне, что изводят нас под корень. Изводят не огнем и мечом, а хитростью и зломыслием.

Агафья молчала.

Внучку она разглядела еще с первых минут. И не столько Дарью лечила, сколько на Устю смотрела. Дар Живы-матушки, он разный бывает.

Есть тот, который к жизни, есть тот, который к смерти. А такого, как у Усти, она и не видывала раньше. Огонь живой, но черный. Смертный то огонь.

Но ведь огнем и болезнь выжечь можно!

А можно и дом сжечь.

Странная сила, ранее не виданная. Не меч и не щит, не лечение и не учение, что-то новое.

Не видывала такого Агафья. Потом уж ей объяснит Устинья то, что узнала от Добряны. Потом.

Исконно-то ее сила к лечению тянулась, но, пройдя через ярость, через боль, через смерть, потемнел целительный огонь. Просто такое редко бывает, чтобы человек уходил – и с того света силой ненависти вернулся. Устинья одна, может, и не одолела бы. А с Вереей на двоих у них и сил, и гнева лютого, подсердечного с лихвой достало.

– Можно узнать попробовать. Но это мне уехать придется.

– Надолго?

– Надолго, внученька, – ехидно ответила Агафья. – Но не сразу. Вот как санный путь ляжет, так и соберусь в дорогу. А до той поры тобой займусь. А то что ж такое – сила есть, а применить ты ее и не сумеешь. Почему Дарье не помогла?

– Не умею, – вздохнула Устя. – Только и могла, что свою силу ей переливать да следить, чтобы усвоилось.

– То-то ей небось и плохо было. Голова кружилась, все тело ныло.

– Было. Последнее время лучше стало.

– Потому как ты неправильно поступала. Ты ей свою силу отдавала.

– А надо было не так?

– Конечно нет. Сила Живы-матушки весь наш мир пронизывает, она вокруг нас, она в каждом глоточке воздуха, в каждом солнечном лучике. Когда ты своей силой начнешь лечить или разить, истаешь в считаные часы. А когда ЕЁ силу берешь и человеку отдаешь… понимаешь, дитятко неразумное?

Устя понимала. Но…

– Научишь меня? Бабушка?

– Научу, конечно. И как с миром сливаться, и силу эту видеть, и очищать ее, и через себя прогонять – всему научу. С завтрева и начнем.

– А батюшка с матушкой против не будут?

Агафья только фыркнула:

– Не будут. Знают они, кто я такая… только для всех приболела я, вот и к вам приехала. Чтобы ты за мной доглядела какое-то время.

Устя только плечами пожала:

– Поверят ли?

– Кому хочется, те поверят. Да и ни к чему болтать. Род у нас старый, сила в девочках вспыхивает иногда, поймут твои родители. Никуда не денутся.