Лаз замолчал, переводя дыхание и наслаждаясь чувством удовлетворения от освобождения накопившихся в голове мыслей. Однако сказать больше никто ничего не решался, каким-то шестым чувством понимая, что это еще не конец.
— Не хотите со мной идти — не надо, впрочем сейчас, даже захоти вы, я бы никого не взял, — наконец продолжил Лаз, окинув своих спутников уже куда более спокойным взглядом. — Я, конечно, помогу добраться до ближайшего островка безопасности, я сейчас может и кажусь вам последней сволочью, но, тем не менее, помочь вам это мне не помешает.
.
Как Лаз и говорил, бросаться напролом навстречу неизвестности он не собирался. И для того, чтобы не попасться потенциально опасным аборигенам на глаза сразу, решил перемещаться не в своей боевой форме и тем более не в обычной человеческой, а в максимально маленькой и незаметной. Все-таки, кто бы то ни был, человек, гном или разумный гриб с Альфа-Центавры, вряд ли ты будешь, находясь в дикой природе, самых настоящих джунглях, обращать хоть сколько-то внимания на обычную муху.
Ну как, не совсем обычную, насекомое, в которое Лаз превратился, отличалось избыточным количеством конечностей и глаз, однако для южного континента такая вот форма мини-монстра Франкенштейна была куда большей нормой, чем классическая шестиногая, так что по этому поводу можно было не переживать.
Долгое нахождение в теле, не рассчитанном на высшую мозговую деятельность, было не слишком приятным: душа начинала сопротивляться такому несоответствию и обеспечивала своему хозяину приступы неслабой такой боли, но возвращаться обратно в человеческое тело Лаз не собирался. Может быть Ронда и была страшной перестраховщицей и плаксой, а Фауст вечно пытался наставить его на путь истинный, но в том, что о возможностях обитателей аномалии ничего не было известно и они, эти возможности, могли выходить за рамки известных человеку, они, Фауст с Рондой, были полностью правы. И рисковать, лишний раз меняя форму, а значит выдавая свое местоположение всплеском энергии, Лаз не собирался. Да, до центра аномалии было несколько сотен километров, что означало много часов полета, но лучше было перебдеть, чем недобдеть.
Оставалось запастись терпением и просто двигаться вперед, изредка останавливаясь для передышек, не забывая изучать окрестности на предмет агрессивной живности и вовремя огибать ее по как можно большему радиусу. Использование пассивной магии восприятия никаких следов в окружающем пространстве не оставляло, а вот если придется отбиваться от чересчур ретивого хищника телекинезом, ситуация обернется уже совсем другой стороной.
В таком режиме прошло целых два дня и за «плечами» Лаза остались почти восемь сотен километров идеально ровного, словно аллея в парке, избавленного от искажений коридора. И совсем недавно он начал замечать, что ширина этого коридора, все восемьсот последних километров бывшая неизменной, начала уменьшаться. Медленно, метров по пятьдесят на километр, но спустя еще два часа лета от четырех километров остался лишь один, а еще через полчаса Лаз уже даже без магии восприятия мог почувствовать фоновую энергию аномалий. Еще несколько минут — и превращенные в произведения художника авангардиста деревья уже были видны невооруженным глазом. А потом проход и вовсе сократился до каких-то жалких десяти метров. К счастью, меньше этого значения он уже не становился, потому что Лаз уже начал бояться, что так и влетит в зону искажений, когда две медленно смыкающихся стены наконец встретятся.
Путь по узкому проходу занял еще минут двадцать, а потом, наконец, Лаз вынырнул из-под прикрытия деревьев на открытое пространство. И несмотря на то, что происходящее там он уже и так смог распознать с помощью магии, увидеть ТАКОЕ своими, пусть и мушиными, глазами, было по-настоящему невероятно.
.
— Это правда, то что он говорил? — Когда Лаз, доведя троицу до безопасной зоны, как и обещал, покинул их и отправился навстречу неизведанному, успешно сдерживаемые в его присутствии темы были неизбежно подняты.
— Пойду-ка я погуляю… — Мар оперативно покинул зону готовящихся боевых действий.
— Отчасти, — Фауст кивнул, задумчиво глядя вслед исчезнувшей между деревьев фигуре.
— Ты знаешь, какая часть меня интересует, — Ронда была зла. На Лаза, на Фауста, на весь южный континент и даже на саму себя. А потому ей требовалось на ком-то эту злость выместить.
— Хочешь знать, как я к тебе отношусь? — Немного стушевавшись перед спокойствием мужчины, девушка, тем не менее, с вызовом глянула ему в глаза и кивнула, за что получила от Фауста очередную улыбку. Вот только не обычную, задорную и веселую, а какую-то совсем мягкую, прямо-таки по-стариковски мягкую, а еще очень-очень грустную. Только в такие моменты можно было по-настоящему прочувствовать возраст, скрывающийся за этим покрытым шрамами лицом и насколько седыми были на самом деле его пестрые волосы. — Если ты ждала признания в любви, то я вынужден тебя разочаровать. Однако то, что Лаз бросил в приступе гнева, разумеется, не правда. Ты для меня очень дорога, и не только как моя любовница.
— Но… — вся злость куда-то испарилась, словно ее и не было. Наверное впиталась в морщинки, скопившиеся вокруг его глаз. — Почему тогда ты молчал, когда он оскорблял меня? Почему не вступился?
— А ты хотела этого? — Фауст, тяжело вздохнув, опустился на землю и закинул в рот сорванную травинку. — Он наговорил много гадостей в сердцах, но ведь много было и правды. Причем такой, о которой даже я не догадывался. Принцесса Озерной Империи, появившаяся на турнире Кристории, где точно была ее сводная сестра и множество аристократов из Лотоса. Лазу можно отдать должное, складывать кусочки пазлов он научился мастерски. К сожалению о человеческих побуждениях и мотивах того же сказать пока нельзя. Думаю, я не ошибусь, если скажу, что покинуть тот турнир живой ты смогла только из-за него? Я вижу, как ты на него смотришь…
— Замолчи! — Ронда снова плакала.
Она прибыла на кристорский турнир, чтобы ценой собственной жизни показать всему миру правду о гибели ее матери и вероломности царствующей императрицы. Тогда она уже смирилась со смертью, может быть убийцу ее мамы и наказали бы, но отомстить Ронде та бы успела. Однако встреча с Лазом, тогда еще маленьким мальчиком, странно серьезным, но при этом невероятно живым и ярко горящим огнем борьбы и азарта, показала ей иной путь, путь жизни. Она покинула Апрад, так и не раскрыв своей личности и оставив преступницу безнаказанной, но ей уже было все равно. Она собиралась прожить остаток своей жизни так, чтобы хватило и за себя саму, и за свою маму.
И целых шесть лет у нее это прекрасно получалось. Встреча с Фаустом была лишь одной и множества невероятных историй в копилке Ронды, но вот вторая встреча с Лазом, через страны и года, стала по-настоящему особенной. После той встречи она искренне поверила в то, что все делает правильно, что выбранный ей путь одобрен судьбой и самим миром. Несмотря на свои страхи она была готова согласиться на любую предложенную парнем идею, даже в центр аномалий она бы в итоге пошла. И противилась Ронда лишь потому, что боялась за его жизнь, которую Лаз, словно торопился не успеть всего, прожигал во все новых и новых вылазках, одна рискованней другой.
А потом эта ссора… он обвинял ее, называл трусихой и плаксой, оскорблял, но Ронда была готова выслушать все что угодно. Фауст, как и всегда, был прав. Она не хотела, чтобы он останавливал Лаза. Потому что где-то в глубине души знала: если он будет копить это в себе, то в конце концов просто оставит ее позади, бросит, как бесполезный балласт. А если это произойдет, то это будет означать, что судьба ее оставила. Ронда сама не знала, в какой момент ее желание жить ради себя поменялось на желание жить ради него, но факт оставался фактом. Она была готова попроситься с ним даже после всего, что он наговорил, но Лаз напоследок бросил, что не взял бы их, даже если бы они захотели, так что Ронда не решилась что-либо говорить.
