После получаса поисков выбрал «Адамс Сыновья» на Лексингтон-авеню. Маленькая семейная фирма с тридцатилетней историей.
После быстрого завтрака я оделся, выбрав наименее приметный костюм из гардероба Стерлинга. Серый в тонкую полоску, с темно-синим галстуком.
Добавил шляпу с более широкими полями, чем обычно ношу, и очки в тонкой оправе, которые нашел в ящике стола. Возможно, Стерлинг использовал их для чтения. Еще взял кое-какие документы, подготовленные заранее.
Спустившись по лестнице, я столкнулся с мисс Ходжес.
— Доброе утро, мистер Стерлинг. Не ожидала увидеть вас так рано в субботу.
— У меня назначена встреча, — ответил я, стараясь звучать непринужденно. — Деловой завтрак.
— В выходной? — она неодобрительно покачала головой. — Молодежь уже не умеет отдыхать. В мое время суббота была днем для семьи и отдыха.
— Времена меняются, мисс Ходжес, — улыбнулся я. — Не ждите меня к обеду.
На улице я поймал такси и назвал адрес на Лексингтон-авеню. Рисковать с метро не хотелось. Слишком велик шанс встретить кого-то из коллег.
Тридцать минут спустя я входил в скромный офис «Адамс Сыновья».
В отличие от помпезной роскоши «Харрисон Партнеры», здесь царила атмосфера уютной деловитости. Потертые кожаные кресла, шкафы из темного дерева, немногочисленные, но внимательные сотрудники.
Меня встретил седовласый мужчина лет шестидесяти, с аккуратно подстриженными усами и проницательными глазами за стеклами очков.
— Чем могу помочь, молодой человек? — спросил он, окидывая меня оценивающим взглядом.
— Хотел бы открыть инвестиционный счет, — ответил я. — Меня интересуют долгосрочные вложения в стабильные компании.
— Похвальная осмотрительность в наше время, — кивнул старик. — Я Джозеф Адамс, владелец фирмы. Присаживайтесь.
Я опустился в кресло напротив его стола. На столешнице аккуратными стопками лежали бумаги, стоял старомодный чернильный прибор и фотография в серебряной рамке.
Вероятно, семья Адамса. Те самые сыновья.
— На какую сумму вы рассчитываете? — спросил он, доставая бланки.
— Чуть больше шести тысяч долларов, — ответил я, наблюдая за его реакцией.
Брови Адамса слегка приподнялись, но лицо осталось невозмутимым.
— Неплохая сумма для столь молодого человека. Наследство?
— Отчасти, — уклончиво ответил я. — И немного удачи в последних инвестициях.
— Понимаю, — кивнул он. — На чье имя будем открывать счет?
Момент истины. Я не мог использовать имя Уильяма Стерлинга. Слишком легко отследить. Но и полностью выдуманное имя вызвало бы подозрения.
— Эдвард С. Уайт, — произнес я, комбинируя имя отца Стерлинга и видоизменяя фамилию.
— Потребуются документы, мистер Уайт, — сказал Адамс.
Я был готов к этому. Путешествуя по времени, я лишился большинства современных привилегий, но приобрел одну существенную. В 1928 году система идентификации была примитивной. Многие операции проводились на доверии и с минимальной проверкой.
Из внутреннего кармана пиджака я достал конверт с «документами». Теми самыми, подготовленными заранее.
Водительское удостоверение на имя Эдварда С. Уайта, которое подготовил вчера вечером. Изготовить его несложно, учитывая примитивную полиграфию эпохи. Я просто отредактировал настоящие документы Стерлинга, воспользовавшись набором перьев, чернил и бумаги, найденных в ящике стола.
Адамс бегло просмотрел «удостоверение» и кивнул.
— Все в порядке, мистер Уайт. Какие акции вас интересуют?
— У меня есть конкретный список, — я протянул ему заранее подготовленную записку с распределением инвестиций.
Он просмотрел список, и его глаза слегка расширились.
— Необычный выбор, мистер Уайт. Большинство клиентов сейчас интересуются преимущественно Radio Corporation и подобными быстрорастущими компаниями.
— Я предпочитаю компании с проверенной историей и стабильным бизнесом, — ответил я. — Впрочем, как видите, небольшую долю я все же отвожу и более рискованным активам.
— Мудрый подход, — кивнул он с уважением. — Особенно в нынешнее время всеобщей эйфории.
В его словах я уловил нотку скептицизма по отношению к текущему рыночному буму.
— Вы считаете нынешний рост… чрезмерным? — осторожно спросил я.
Адамс оглянулся, словно проверяя, не слышит ли нас кто-то, и понизил голос:
— Между нами, мистер Уайт, я на этом рынке с 1892 года. Видел взлеты и падения. И сейчас… — он покачал головой. — Сейчас все напоминает 1907 год, только масштабы совсем другие. Акции покупают горничные и таксисты, используя заемные средства. Это не может продолжаться вечно.
Я почувствовал мгновенную симпатию к старому брокеру. Он принадлежал к вымирающей породе консервативных финансистов, которые не поддались всеобщему безумию.
— Сколько, по-вашему, это может продлиться? — спросил я, стараясь не выдать слишком большой заинтересованности.
— Кто знает? — пожал плечами Адамс. — Может месяц, может год, может пять лет. Рынки иррациональны дольше, чем мы способны оставаться платежеспособными, как говорил мой наставник.
Я едва удержался от улыбки. Фраза, которую он приписал своему наставнику, на самом деле принадлежала Кейнсу и станет известной гораздо позже.
— В любом случае, — продолжил Адамс, — ваш выбор акций показывает разумную осторожность. Эти компании выдержали панику 1907 года и войну. Выдержат и любую будущую бурю.
Если бы он только знал, насколько он прав.
— Что насчет золота? — спросил я. — Я хотел бы приобрести физические слитки или монеты, а не сертификаты.
— Это несколько усложняет дело, — нахмурился Адамс.
После указа Рузвельта в 1933 году частное владение золотом будет запрещено, подумал я. Нужно выбрать что-то, что можно будет сохранить.
— Может, золотые монеты? — предложил я. — Двойные орлы наиболее ликвидны.
— Да, это возможно, — кивнул Адамс. — У меня есть надежный поставщик. Комиссия составит три процента.
— Приемлемо, — согласился я. — И последний вопрос. Все корреспонденция должна направляться в абонентский ящик, а не по домашнему адресу.
Я вручил ему бумагу с номером почтового ящика, который арендовал по дороге сюда.
— Как пожелаете, мистер Уайт, — в глазах Адамса мелькнуло понимание, но он был слишком тактичен, чтобы задавать вопросы.
Следующий час мы заполняли необходимые бумаги. Я внес наличными первоначальный взнос в тысячу долларов и передал чек от Вестона, который Адамс обещал обналичить через свой банк.
— Ваш заказ будет исполнен в понедельник, как только откроется биржа, — сказал он, вручая мне копию документов. — Еженедельные отчеты будете получать по указанному адресу. Золотые монеты будут доступны для получения со вторника. Мы будем хранить их в нашем хранилище, если не распорядитесь иначе.
— Благодарю вас, мистер Адамс, — я пожал его сухую, но крепкую руку. — Уверен, это начало долгого и взаимовыгодного сотрудничества.
Выйдя на улицу, я глубоко вдохнул. Первые настоящие инвестиции в 1928 году сделаны. Теперь нужно дождаться понедельника, чтобы акции были куплены по текущим ценам.
Я достал блокнот и карандаш, присаживаясь на скамейку в небольшом сквере. Пора сделать расчеты.
PG сейчас торгуется по 83 доллара за акцию. К октябрю 1929 она достигнет 105, затем упадет до 71 после краха, но быстро восстановится. К 1932, в разгар Депрессии, она будет стоить около 40, а к 1936 снова поднимется выше 110. И что важнее всего, компания ни разу не перестанет выплачивать дивиденды.
GE сейчас стоит около 128 долларов. Перед крахом достигнет 396, затем рухнет до 34 к 1932. Но в долгосрочной перспективе полностью восстановится и многократно вырастет.
ATT — самая стабильная. Сейчас около 179 долларов, упадет после краха до 100, но уже к 1930 вернется к 200 и продержится выше большинства акций во время всей Депрессии.
Standard Oil of New Jersey (будущий Exxon) сейчас торгуется по 42 доллара. Достигнет 83 перед крахом, упадет до 27, но восстановится быстрее большинства промышленных компаний.
