Меж двух огней (СИ) - "Lt Colonel"

Верий упивался этими эмоциями и, воодушевлённый поэтикой сражения, саданул гладиусом по шлему очередного восточника. Тот крякнул и пошатнулся, а бившийся с ним легионер вспорол ему живот. Ещё одного налётчика Верий зарубил со спины, но едва не пропустил дерзкий выпад справа. Восточник не огорчился неудаче и заехал металлической перчаткой Верию по уху.

В мозгу взорвался огненный шар, Верия оглушило, он беспорядочно замахал орошённым кровью клинком, и только счастливая случайность спасла его подбородок от знакомства с гардой меча нападавшего. Тот споткнулся о толстую ветку и запрыгал в попытке удержать равновесие. Верий напряг ноги и обрушил вместе с ударом гладиуса на врага весь свой вес. Он, однако, успел парировать, и они встали, наваливаясь на свои клинки. Верий плюнул в восточника.

Ответной любезности ждать долго не пришлось: один глаз залепило, вторым Верий уловил, как вздулись мышцы восточника, и он отпихнул его от себя. В следующий миг они сплелись ещё теснее, напрягая сухожилия и скрипя зубами в отчаянном стремлении прикончить недруга.

Вдруг натиск врага ослаб. Он отступил назад, оттопырив губу в дурацком выражении, и посмотрел вниз, на свою грудь. Из неё торчало копьё. Одной рукой восточник прочертил мечом в луже мутный бурун, а второй схватился за выступавший из тела кончик и попробовал рвануть — да так и уткнулся в землю носом.

Налётчики отступали. Они побросали луки и устремились в тёмную неизвестность леса, оставляя раненых товарищей в лапах торжествующих легионеров.

Как всегда после драки, на Верия накатила опустошённость. Одновременно заныли все раны, о которых он и не догадывался. В одном ухе безостановочно пищало, при движении челюстью затылок разрывало от боли. Горячка боя прошла, оставив привкус пепла на языке.

«Твои клятвы ничего не стоят, мясник».

Манипула Верия отбила ночной натиск — вернее, мимолётный налёт, который и не задумывался как близкое столкновение. И никогда бы в него не превратился, если бы не безрассудная смелость одного октагинтуриона-прима, показавшего пример своим войскам. Разве это не достойно отпущения всех грехов? Не заслуживает награды?

Кто-то ломким голосом звал друга среди разом утративших кровожадный облик солдат. Одни, как умели, помогали раненым союзникам, чьи стоны становились всё громче и жалобнее. Другие добивали выживших врагов — мольбы о пощаде сменялись короткими вскриками, — после чего деловито обирали тела. Третьи стояли в ступоре, как сам Верий, уперев кончик клинка в лесную почву. Может быть, они испытывали отвращение к самим себе, может — молились Триединым, счастливые, что сберегли жизни. Ведь это был не учебный бой, тут убивали взаправду.

Для новобранцев внутреннего легиона эта пугающая истина должна стать откровением. Верий повертел гладиус, понял, что где-то потерял от него ножны, и пожал плечами. Тотчас зашипел от боли в левом боку, на котором красовалась длинная глубокая царапина. Прилетело на излёте. Где, когда — он не помнил. Да и важно ли?

На него косились. Те, кто узнавал, с недоверчивым изумлением, остальные — с брезгливым уважением. Не всякий ринется в гущу драки без каких-либо доспехов, и не всякий после этого выживет. Верий провёл ладонью по лицу и обнаружил, что та покрылась кровью. Видок у него сейчас, наверное, пугающий. Жутко хотелось улечься прямо в расползавшееся под ступнями месиво и никогда больше не вставать.

Верий тщательно обтёр гладиус о рубаху подвернувшегося трупа и неверным шагом двинулся к лагерю. Битва завершилась, настало время расхлёбывать последствия.

Глава 22

Рисовальная кисть осени оставила на личном саду принцессы Селесты неизгладимый кровавый росчерк. В густо-жёлтых кронах деревьев выделялись красные пряди, поздние цветы склоняли налитые алым бутоны к чёрной почве клумб, а гравийные дорожки устилал пёстрый лиственный ковёр.

Палые листья маячили повсюду — облепляли мраморные статуи, по неведомой прихоти особенно облюбовав лица и причинные места, застревали в переплетениях плюща, обвившего колонны открытой беседки, и колыхались на беспокойной стальной ряби крошечного пруда. Возможно, она напоминала им о небесах, таких же суровых и переменчивых.

Принцесса восседала в беседке не одна. На соседнем кресле расположился вертлявый мужчина средних лет с лицом одновременно благочестивым и слегка ехидным, точно он знал нечто донельзя смешное, о чём остальные и не подозревали. Айра склонилась в глубоком поклоне, спрятав в нём замешательство. Она не предполагала встретить здесь кого-то ещё, ведь Селеста предпочитала разговаривать в саду с глазу на глаз. Айра разогнулась и отступила в тень колонны.

— Я невообразимо счастлив, ваше высочество, что мы сумели достигнуть взаимопонимания в столь важном вопросе. Мир и процветание — вот ориентиры, на которые следует ориентироваться добронравной душе. И мы всегда готовы поддержать тех, кто считает так же. Невзирая на некоторые… расхождения в отдельных моментах.

— Хотела бы я надеяться, будто бы между нами налажен мост взаимопонимания. Пока что я вижу тягу малой ценой достичь больших побед. Для поддержания мира и процветания обе стороны должны принести соразмерные жертвы. Так и передай своим хозяевам.

— Поверьте, пока мы видим, что на другом конце стола переговоров находится благоразумный человек, радеющий за судьбы простого люда, нашим уступкам не будет конца, — прочирикал незнакомец, вставая. Айра уловила выработанное до автоматизма движение его руки, взметнувшейся для благословения. Принцесса кашлянула, и мужчина спохватился, провёл пятернёй по волосам.

— Прошу простить за отсутствие манер…

Селеста наклонила голову к плечу и взмахом ресниц показала, что не задерживает его более. Мужчина чутко уловил её настроение и без лишних слов оставил принцессу и служанку вдвоём.

Безусловно, священник. Однако он отличался невообразимой по меркам церкви Триединых покладистостью — по крайней мере, если судить по изоцелам. А значит, либо Селеста заигрывала с Вестанскими еретиками, представитель которых маскировался под своего неприятеля, либо она разыскивала союзников среди эквитерального духовенства Западной Реманской империи. Последнее выглядело вероятнее: позиции принцессы не отличались такой уж шаткостью, чтобы набирать друзей из кого попало. Требуется серьёзное обоснование для связи с язычниками, чтобы разъярённая чернь не устроила бунты по всей стране.

Например, наступление неупокоенного войска Мадила.

Селеста грациозно поднялась, провела по резным завитушкам, украшавшим перила газебо, пальцем, и в задумчивости посмотрела вверх. Прямая спина, по которой растекались сверкавшие золотом волосы, точёный подбородок, изящный изгиб белоснежной шеи — принцесса воплощала собой иконическую красоту. Нельзя и представить, что она, по очарованию не уступавшая прекрасной Айемсии, как пели придворные подхалимы, способна на низменные поступки. На подлость. На хладнокровный расчёт.

— Сегодня чудесный день, не правда ли?

На взгляд Айры, погода стояла ещё хуже, чем вчера.

— Её высочество неизменно права в своих суждениях, — солгала она.

— Приятно, что ты так считаешь. Думаю, твой доклад стоит отложить, сейчас в нём нет надобности.

Чего-то в этом духе Айра и ожидала. Последние крупицы собираемой ей информации не складывались в правдоподобный паззл, как их ни сложи. Необходимости присутствовать во дворце становилось меньше с каждым часом. Если, конечно, принцесса не собралась держать её исключительно в роли личной служанки, умело заплетавшей косы.

— Что тебе известно о баронстве Приам?

— Им владеет его милость Фредерик ван Дошенвальд…

— А если мыслить географически? — перебила Селеста.

— Столица, Эстидак, лежит всего в паре дней от Новой Литеции. Также Приам служит естественным барьером от юго-западных территорий де Крутте, пока что не определившегося…

— Нет-нет-нет, отклоняться в ту сторону не нужно. Меня волнует исключительно Приам, весьма богатый манор для восточных земель. И добраться от него до нашего царственного захолустья можно по щелчку пальцев, имелось бы желание. Фредерик — славный боец старой гвардии, преданный моему отцу, как верная гончая. Он готов следовать за ним хоть в глубины тьмы и вести за собой многочисленную, следует признать, армию… Но не готов приветствовать на троне женщину. Человек мифриловых принципов, не изменяющий данному слову и не отступающий перед тяжелейшими обстоятельствами. Дуб, который скорее сломается под ураганным порывом, чем прогнётся. Если подытожить, он — идеальный образец добродетелей, пестуемых церковью.