Четвертое крыло (ЛП) - Яррос Ребекка

Я бросаю быстрый взгляд. Да, Сгаэйл выглядит рассерженной. Ее голова движется змееобразно — явный признак волнения, а сузившиеся золотые глаза устремлены на Тайнана, который сейчас пытается окружить меня, словно мы на ковре, но я не позволю ему встать между мной и маленьким золотым драконом.

"У тебя прострелена рука, Сорренгайл", — шипит Тайнан, его лицо бледное и потное.

"Я привыкла действовать через боль, придурок. А ты?" Я поднимаю кинжал в правой руке, чтобы доказать, что могу, несмотря на кровь, которая стекает по руке и капает с кончика лезвия, пропитывая обмотку на ладони. Мой взгляд многозначительно падает в его сторону. "Я точно знаю, где я тебя порезал. Если ты не доберешься до целителя в ближайшее время, ты истечешь внутренней кровью".

Ярость искажает его черты, и он делает движение, чтобы нанести удар.

Я пытаюсь метнуть в него свой нож, но он выскальзывает из моей пропитанной кровью руки и со звоном падает в траву в нескольких футах от меня.

И я знаю, что теперь моя бравада меня не спасет.

Моя рука прострелена. Моя нога прострелена. Но я хотя бы заставил Джека Барлоу убежать перед смертью.

Как последняя мысль, это неплохо.

В тот момент, когда Тайнан поднимает меч, готовясь к убийственному удару, я замечаю движение справа от себя. Это Ксаден. И, будь прокляты правила, он делает шаг вперед, словно намереваясь помешать Тайнану убить меня.

Я едва успеваю удивиться тому, что Ксаден вообще спас меня, по какой бы то ни было причине, как порыв ветра врезается мне в спину, и я, споткнувшись, падаю вперед на свою разрушенную лодыжку, раскидывая руки, чтобы удержать равновесие, и морщась от стреляющей боли.

Рот Тайнана открыт, и он пошатывается назад, его голова откинута так далеко назад, что почти перпендикулярна туловищу. Тень окутывает нас обоих, пока он продолжает отступать.

Грудь тяжело вздымается, легкие отчаянно нуждаются в воздухе, я бросаю взгляд через плечо, чтобы увидеть, почему Тайнан отступает.

И мое сердце подпрыгивает в горле.

Стоящий с золотым, заправленным под огромное, покрытое шрамами черное крыло, самый большой дракон, которого я когда-либо видела в своей жизни — не связанный черный дракон, которого профессор Каори показывала нам в классе. Я даже не приближаюсь к его лодыжке.

В его груди раздается рык, от которого вибрирует земля вокруг меня, когда он опускает свою гигантскую голову, обнажая оскаленные зубы.

Страх проникает в каждую клеточку моего тела, когда его горячее дыхание обдувает меня.

"Отойди в сторону, Серебряный", — приказывает глубокий, хрипловатый, определенно мужской голос.

Я моргаю. Подождите. Что? Он только что говорил со мной?

"Да. Ты. Двигайся." В его тоне нет места для спора, и я хромаю в сторону, едва не споткнувшись о бессознательное тело Орена, когда Тайнан с криком бросается бежать, скрываясь за деревьями.

Глаза черного дракона сужаются и смотрят на Тайнана, он широко раскрывает пасть за секунду до того, как огонь проносится по полю, обдавая жаром мое лицо и испепеляя все на своем пути… включая Тайнана.

Пламя трещит по краям почерневшей дорожки, и я медленно поворачиваюсь лицом к дракону, гадая, буду ли я следующей.

Его огромные золотые глаза изучают меня, но я стою на своем, наклонив подбородок кверху.

"Ты должна покончить с врагом у своих ног".

Мои брови взлетают вверх. Его рот не шелохнулся. Он говорил со мной, но… его рот не двигался. Вот дерьмо. Потому что он в моей голове. "Я не могу убить человека без сознания". Я качаю головой, хотя протест ли это против его предложения или результат моего замешательства — вопрос спорный.

"Он бы убил тебя, если бы ему дали такой же шанс".

Я опускаю взгляд на Орена, все еще лежащего без сознания в траве у моих ног. Я не могу оспорить эту проницательную оценку. "Ну, это говорит о его характере. Не мое".

Дракон только моргает в ответ, и я не могу понять, хорошо это или нет.

В уголке моего глаза мелькает голубой огонек, а затем воздух рассеивается, когда Ксаден и Сгаэйл улетают, оставляя меня здесь с огромным черным драконом и маленьким золотым. Видимо, минутная забота Ксадена о моей жизни закончилась.

Гигантские ноздри дракона раздуваются. "У тебя кровь. Останови ее".

Моя рука.

"Это не так просто, когда тебя пронзили…" Я снова качаю головой. Я серьезно спорю с драконом? Это так чертовски сюрреалистично. "Знаешь что? Это отличная идея". Мне удается отрезать то, что осталось от правого рукава рубашки, и обернуть его вокруг раны, удерживая один конец ткани зубами, пока я завязываю ее, чтобы прижать и замедлить кровотечение. "Вот так. Лучше?"

"Так будет лучше". Он наклоняет голову ко мне. "Твои руки тоже связаны. У тебя часто идет кровь?"

"Я стараюсь этого не делать".

Он насмехается. "Пойдем, Вайолет Сорренгайл". Он поднимает голову, и золотой дракон выглядывает из-под его крыла.

"Откуда ты знаешь мое имя?" Я таращусь на него.

"И подумать только, я уже почти забыл, насколько болтливы люди". Он вздыхает, и от его дыхания трепещут деревья. "Залезай ко мне на спину".

Ох. Черт. Он выбирает… меня.

"Залезать на спину?" Я повторяю, как гребаный попугай. "Ты видел себя? Ты хоть представляешь, какой ты огромный?" Мне бы понадобилась чертова лестница, чтобы забраться туда.

Взгляд, которым он смотрит на меня, можно описать только как раздражение. "Нельзя прожить век, не осознавая, сколько места он занимает. Теперь давай."

Золотой вырывается из-под крыла большого. Он крошечный по сравнению с чудовищем, стоящим передо мной, и, очевидно, совершенно беззащитен, за исключением зубов, как игривый щенок. "Я не могу просто оставить его", — говорю я. "Что, если Орен проснется или Джек вернется?"

Черный дракон вздрагивает.

Золотой пригибается, сгибая ноги, а затем запускается в небо, его золотые крылья ловят солнце, когда он улетает, проносясь над верхушками деревьев.

Значит, он может летать. Было бы неплохо узнать об этом двадцать минут назад.

"Давай. Давай", — рычит черный дракон, сотрясая землю и деревья на краю поля.

"Ты не хочешь меня", — возражаю я. "Я…"

"Я не собираюсь повторять тебе это снова".

Ясно.

Страх сжимает мое горло, как кулак, и я ковыляю к его ноге. Это не то же самое, что залезть на дерево. Здесь нет ни поручней, ни легкого пути, только ряд твердых, как камень, чешуек, которые не дают мне опоры. Моя лодыжка и рука тоже мне не помогают. Как, черт возьми, я собираюсь забраться наверх? Я поднимаю левую руку и делаю вдох, прежде чем положить руку на его переднюю ногу.

Чешуйки больше и толще моей руки и удивительно теплые на ощупь. Они наслаиваются друг на друга в замысловатом узоре, который не оставляет места для хватания.

"Ты ведь всадник, не так ли?"

"Сейчас это кажется спорным". Мое сердце колотится. Неужели он собирается сварить меня заживо за то, что я слишком медлительна?

В его груди раздается низкое, разочарованное ворчание, а затем он потрясает меня до глубины души: он вытягивается вперед, его передняя нога становится пандусом. Драконы никогда ни перед кем не умоляют, а тут он склонился, чтобы мне было легче взобраться. Он крутой, но преодолимый.

Я без колебаний ползу вверх по его передней ноге на руках и коленях, чтобы сбалансировать свой вес и уберечь лодыжку, но напряжение на руке заставляет меня задыхаться, когда я перелезаю через его плечо и добираюсь до его спины, уклоняясь от острых шипов, которые спускаются по большей части его шеи, как грива.

Срань господня. Я на спине дракона.

"Садись".

Я вижу сиденье — гладкую чешуйчатую впадину прямо перед его крыльями — и сажусь, согнув колени, как учила нас профессор Каори. Затем я хватаюсь за толстые гребни чешуи, которые мы называем полем, где его шея сходится с плечами. Все в нем больше, чем в любой модели, на которой мы тренировались. Мое тело не приспособлено для того, чтобы удержаться на драконе, не говоря уже о его размерах. Я ни за что не смогу усидеть на нем. Это будет первая и последняя поездка в моей жизни".