А потом я познакомилась с тобой. Ты был ребенком, но твои мысли и слова не были детскими и более того, каким-то волшебным образом попадали прямо на раны моей души, за несколько коротких разговоров озарив тьму внутри меня невероятным по своей силе светом. Я, уже готовая умереть, вдруг поняла, что жизнь нужна не для какой-то великой цели или свершения неких планов. Как бы банально это не было, жизнь нужна, чтобы ею жить, не больше и не меньше. Ты сказал мне бороться за жизнь, мы сражались насмерть и мне было невероятно больно от всех тех ран и ссадин, но эта борьба… заразившись твоей страстью, твоим азартом, твоим светом, я боролась не за жизнь как банальное существование тела, а за Жизнь с большой буквы, такую, какой у меня никогда не было и какой и не было бы, если бы я исполнила свою задумку и все-таки умерла.
И я решила Жить. За шесть лет, прошедших с того турнира, я побывала в разных странах, видела множество разных вещей, удивительных, прекрасных, пугающих, и все они и каждая в отдельности были лишь потому, что ты вдохнул в меня ту силу и тот свет. И когда я встретила тебя снова, уже почти взрослого, страдающего от стольких кошмаров, но все равно еще сохранившего в себе тот свет, я поняла, что мое решение было верным. А еще я поняла, что то чувство благодарности, что я испытывала по отношению к тебе все шесть лет, незаметно для меня превратилось в нечто совершенно иное, куда более прекрасное и невероятное.
— Ронда…
— И сейчас ты говоришь мне, что никому не способен помочь!? Ты, тот, кто изменил всю мою жизнь, перевернул ее с ног на голову, заставил меня ценить каждое мгновение и наслаждаться каждым вздохом!? Большей глупости сложно представить! Ты хочешь всем помочь и не замечаешь, скольким людям ты уже помог, сколько жизней изменил, скольких спас. Сколько человек стали лучше после знакомства с тобой, сколько судеб озарились светом, сколько были вытянуты из тьмы? Вот о чем тебе стоит думать, вот чем стоит руководствоваться, потому что если ты будешь помнить только боль, то в конце концов кроме этой боли в тебе ничего не останется. А я не могу этого допустить! Потому что я…
— Ронда, не надо…
— Потому что я тебя люблю!
Глава 25
Лаз стоял у границы искажения и сосредоточенным, насколько это было возможно, взглядом, рассматривал хаос трав и деревьев. Правда сейчас даже при максимальном сосредоточении его мысли все равно каждые несколько секунд съезжали совсем на другое. И не мудрено.
Впервые в этом мире ему кто-то признался в любви. Маму и сестру считать, конечно, не стоило. И это было не просто неожиданно, это был самый настоящий взрыв сознания, встряхнувший все в голове Лаза с такой силой, что не улеглось до сих пор и даже не подавало намека на спокойствие.
Слишком много всего случилось меньше чем за сутки. От тех самобичевания и последовавшей за ним апатии не осталось и следа, их просто выдавили десятки новых переживаний и мыслей. Ведь кроме: «Я тебя люблю» — Ронда сказала еще много чего, о чем Лаз даже не подозревал и о чем стоило хорошенько подумать.
А потому не стоило слишком сильно винить его в том, что он сбежал от девушки, хотя, нельзя было не признать, выглядело это очень малодушно. Но Лаз очень надеялся, что она поймет, а на мнение Фауста с Маром ему сейчас было откровенно наплевать, так что продолжал стоять у стены аномалии и думать.
Мысли, сумбурные настолько, что перенести их на бумагу не взялся бы и лучший писатель на свете, в основном двигались в двух руслах. Первое: что ответить Ронде? И второе: как все-таки отсюда выбраться? И ни у одной из этих проблем Лаз не видел простого решения. Однако если отношения с девушкой все-таки могли немного подождать, то вот проблема с рыболюдьми не терпела отлагательств. Как бы далеко не находилась родная земля тиреев, но Лаз был уверен, что с нее уже спешат подкрепления, причем такие, с которыми не справиться даже ему. С учетом того, насколько мастерски Кмау управлялся с пространственной магией, эти самые подкрепления вполне могли в эту самую секунду выходить из какого-нибудь портала. А потому нужно было срочно что-то придумать.
И это у него даже вышло, вот только проверить эффективность придуманного способа можно было лишь одним путем. Испытать его на собственной шкуре. И если его изначальное предположение было неверным, то это вполне могло оказаться последним экспериментом в его жизни. А потому он никак не мог решиться сделать этот шаг за границу искажений и размышления о признании Ронды нисколько в этом не помогали.
Опыта в любви у Лаза, если говорить откровенно, было совсем немного. С женой, там, на Земле, все было очень непросто, но эти сложности начались уже в браке, пока Надежда Лебедева еще носила девичью фамилию, их отношения можно было назвать практически идеальными. И заветные три слова они сказали друг другу чуть ли не на первом же свидании, хотя стоило, конечно, учитывать, что до этого они были знакомы почти десять лет. После развода, а потом и в этой жизни, в то время, что он был предоставлен сам себе после побега с турнира, у него были другие женщины, но при этом ничем особенно романтическим в этих отношениях никогда и не пахло.
Так что сейчас, когда девушка, о которой Лаз даже не думал в этом ключе, вдруг призналась ему в ТАКОМ, как реагировать он просто не представлял. Ответить ей взаимностью он не мог, просто потому что ничего подобного не испытывал, и она, похоже, это прекрасно понимала, но от этого ситуация лишь больше запутывалась. Сделать вид, что этого разговора не было? Объясниться? Игнорировать ее? Избегать?
И ведь при этом кроме этих двух линий размышления были мысли о Айне, положение которой Лаз каким-то образом все еще продолжал чувствовать, о семье и о том, что, наверное, стоило бы если не вернуться к ним, то по крайней мере дать им знать, что он еще жив, о рыболюдях и о том, зачем именно их компания могли им понадобиться, о пространственной магии и о том, была ли она каким-то отдельным подтипом, как зачарование или трансформация, или являлась просто неизвестной человечеству ветвью псионики, о произошедшем в пространстве его души, в том видении выглядевшим совсем по-другому и о том, что это могло означать… Голова была готова просто взорваться от мыслей.
— Как ты? — Раздался из-за спины слишком хорошо знакомый голос. И судя по тому, что Лаз даже не заметил приближения Фауста, можно было понять, насколько ему сейчас было не до того.
— Сбежал, как трусишка, как видишь. Ты знал, что она мне скажет? — Не увидеть в произошедшем руку Фауста было невозможно.
— В общих чертах. — Лаз резко повернулся к мужчине, но на лице того не было заметно и намека на улыбку.
— Зачем?
— Потому что иначе ты бы сломался. А ее слова, какими бы они не были, оттолкнули тебя от края.
— Но при этом поставили ее саму на этот край.
— Иного выбора не было. — Фауст тяжело вздохнул.
— Она тебя возненавидит. — Лаз замолчал, раздумывая, стоит ли говорить то, что вертелось на языке. Но в конце концов все-таки спросил. — Почему ты это сделал? Почему пожертвовал ее чувствами ради меня? И не говори, что ты боишься умереть, я в это не поверю.
— Знаешь, в чем самая большая сложность жизни врача? — Начал Фауст после недолгой паузы. Лаз не ответил, прекрасно понимая, что ответа не требовалось. — Сложнее всего всюду видеть то, о чем другие даже не догадываются. Видеть недуги, видеть симптомы, видеть болезни, даже если ты этого не хочешь, даже если бы все отдал, лишь бы хоть на часочек забыть об этом. А я вижу людей. Я видел их столько, что на рассказ хотя бы о половине уйдет не одна жизнь. И после всего этого я научился, хотя сам об этом никогда и никого не просил, видеть разницу между важными и неважными людьми. Как бы цинично это не звучало, но есть люди, которым на роду написано совершить нечто особенное, а другим, насколько бы они не были талантливы, сильны, влиятельны, красивы и так далее и тому подобное, этого не дано.
