Это новое чувство. Не уверен, что оно мне нравилось. Оно определенно осложняло мою и без того непростую жизнь в 1928 году. Но отрицать его присутствие я больше не мог.
Я отвернулся от окна и приступил к вечернему ритуалу шифрования дневниковых записей. Завтра предстоял еще один день балансирования между ролями. Успешным молодым брокером Уильямом Стерлингом, таинственным инвестором Робертом Греем и теперь еще расследующим смерть своего «отца» сыном.
С каждым днем моя двойная, нет, уже тройная, жизнь становилась все сложнее, опаснее и, как ни странно, интереснее.
Засыпая той ночью, я вспомнил строчку из письма Эдварда Стерлинга: «Если сделка заставляет тебя просыпаться по ночам, значит, от нее лучше отказаться». Мудрый совет. Но что делать, если вся твоя жизнь превратилась в такую сделку?
Глава 34
Расширение сети
Утренние открытия в архиве не выходили у меня из головы, когда в полдень я подходил к «Delmonico’s».
Этот легендарный ресторан на углу Уильям-стрит и Бивер-стрит, с его характерным угловым входом и изящными арочными окнами, был негласным клубом финансовой элиты уже несколько десятилетий. Здесь когда-то обедали Дж. П. Морган и Джон Д. Рокфеллер, обсуждая сделки, изменившие облик американской экономики.
Швейцар в безупречной ливрее распахнул передо мной дверь с едва заметным поклоном.
Внутри ресторан встретил меня приглушенным светом, плавными звуками фортепиано и звоном хрусталя. Безупречно накрахмаленные белоснежные скатерти, серебряные приборы, хрустальные бокалы, все говорило о традициях и богатстве.
Метрдотель, высокий пожилой итальянец с тонкими усиками, мгновенно узнал меня, несмотря на всего несколько визитов.
— Мистер Стерлинг, — произнес он с легким поклоном. — Мистер Джонсон уже ожидает вас. Позвольте проводить.
Он провел меня мимо занятых столиков, где происходил еле слышный обмен мнениями о последних биржевых трендах, государственных облигациях и промышленных индексах. Здесь заключались неформальные соглашения, переворачивающие судьбы корпораций, и рождались альянсы, определяющие будущие финансовые империи.
Джонсон занял угловой столик в алькове, частично скрытый от основного зала высокой дубовой перегородкой. Это было одно из самых желанных мест в «Delmonico’s». Уединенное, но позволяющее видеть большую часть зала.
— А, Стерлинг, — он поднялся для рукопожатия. — Вот и вы.
За несколько недель нашего знакомства я успел хорошо изучить Чарльза Джонсона.
Высокий, статный мужчина за пятьдесят, с густыми, но уже тронутыми серебром висками и проницательными серыми глазами. В линиях его лица читался опыт. В движениях сдержанная сила человека, прошедшего несколько рыночных циклов и знавшего цену как деньгам, так и репутации.
— Надеюсь, не заставил вас ждать, — сказал я, садясь напротив.
— Нисколько. Я сам пришел раньше, чтобы занять этот столик, — он кивнул куда-то за мою спину. — За тем столиком Джек Пирсон из «Metropolitan Trust». Всегда полезно знать, с кем обедают конкуренты.
Официант немедленно материализовался рядом с нами, как будто ожидал сигнала.
— Стейк средней прожарки и минеральную воду, — заказал я, заметив, что Джонсон уже потягивает виски. Обед с алкоголем не входил в мои планы. Сегодня мне требовалась ясная голова.
— Я слышал, вы произвели сильное впечатление на Прескотта своим анализом портфелей, — заметил Джонсон, когда официант удалился. — Честно говоря, меня это не удивляет. Ваша работа с Гарднерами была образцовой.
— Благодарю, — я чуть наклонил голову. — Кстати, о Гарднерах. Я подготовил обновленный анализ их портфеля с учетом последних рыночных изменений.
Я достал из портфеля аккуратную папку с графиками и таблицами. Первая страница демонстрировала рост их скромных инвестиций на восемь процентов за прошедший месяц. Показатель выше среднерыночного.
Джонсон просмотрел документы с профессиональным интересом, время от времени одобрительно кивая.
— Впечатляюще. Особенно учитывая консервативный характер этого портфеля.
— Консервативный, но не статичный, — уточнил я. — В этом ключевое отличие.
Официант принес наши заказы. Мой стейк выглядел безупречно, с аппетитной корочкой снаружи и сочной розоватой мякотью внутри.
— Я думаю о некоторой реструктуризации их портфеля, — продолжил я, отрезая кусочек мяса. — Рыночная динамика последних недель вызывает определенные размышления.
— Какого рода? — Джонсон подался вперед, и в его глазах мелькнул интерес.
— Я анализировал секторальные перемещения капитала за последние три цикла и заметил любопытную закономерность, — я отложил вилку и достал из портфеля небольшую диаграмму с волнистыми линиями разных цветов. — Посмотрите сюда. Определенные секторы рынка начинают восходящее движение еще до общего подъема, а другие продолжают расти даже когда основной рынок уже замедляется.
Джонсон внимательно изучил график.
— Секторальная ротация, — понимающе кивнул он. — Этот подход используется давно, но редко с такой математической точностью.
— Именно. Для Гарднеров я предлагаю стратегию активного управления с переключением между секторами в зависимости от фазы цикла. Сейчас, судя по всем признакам, мы находимся в зрелой фазе подъема, где традиционно начинают опережать коммунальные компании и производители товаров первой необходимости.
Вместо обычной диаграммы с распределением активов я развернул перед ним более сложную схему, выглядящую почти как астрономическая карта.
— Вот мой план. Мы создаем динамический портфель с тремя концентрическими кругами. Внешний круг состоит из шести секторальных позиций. Промышленность, транспорт, технологии, коммунальные предприятия, потребительские товары и финансы. Средний круг из шести стабильных компаний-лидеров в этих секторах. А внутренний круг это то, что я называю «тактической основой»: тридцать процентов золото и резервные наличные.
— Весьма оригинальный подход, — Джонсон внимательно изучал схему. — Но как это работает практически?
— Каждые две недели мы анализируем относительную силу каждого сектора и ребалансируем внешний круг, увеличивая долю наиболее сильных и уменьшая долю слабеющих. При этом всегда сохраняется пропорция внешнего, среднего и внутреннего кругов: 40−30–30.
Я показал пальцем на диаграмму.
— А вот эти линии — триггеры автоматических действий. Когда относительная сила сектора падает ниже этой черты, мы автоматически сокращаем позицию наполовину, независимо от общего настроения рынка. А здесь, — я указал на другую линию, — когда два или более сектора одновременно опускаются за эту границу, срабатывает «защитный режим» семьдесят процентов портфеля переводится во внутренний круг, то есть в резервные активы.
Джонсон смотрел на схему с нескрываемым удивлением.
— Это необычно. Фактически, вы предлагаете агрессивно-адаптивную стратегию с автоматическими защитными механизмами. Нечто среднее между спекуляцией и консерватизмом.
— Точно, — я улыбнулся. — На волатильном рынке гибкость важнее жесткого курса. Представьте яхту в штормовом море. Она должна уметь и держать курс, и поворачиваться, чтобы избежать особенно опасных волн.
— А ваши математические модели, — Джонсон осторожно подбирал слова, — они действительно работают с такой точностью?
— На исторических данных — да. Я тестировал эту стратегию на рыночных циклах 1907, 1917 и 1921 годов. Естественно, это не гарантирует будущих результатов, но дает солидную основу для принятия решений.
— И что ваши модели говорят о текущем моменте?
— Они показывают начало перехода от фазы быстрого роста к зрелой фазе. Мы видим ранние признаки перегрева в промышленном и транспортном секторах, но силу в коммунальных предприятиях и товарах повседневного спроса.
Джонсон задумчиво потер подбородок.
— Это звучит убедительно, хотя и расходится с преобладающими на рынке настроениями. Большинство аналитиков до сих пор рекомендуют максимальное вложение в промышленность и радиокомпании.
