Медиум из высшего общества - Каури Лесса

– Но темно же! – возмутилась я.

– А твои светляки на что? – хмыкнул он. – Линн, ты иногда как ребенок, ей-богу.

Я обиженно промолчала.

Спустя некоторое время онтикат остановился, как и просил Расмус, на перекрестке. На повороте стоял добротный деревянный щит с надписью «Обленищево» и толстой стрелкой, указывающей путникам, в какую сторону идти. Ниже, более мелко, было приписано: «Деревенские яства за полцены». Прочитав ее, Брен засмеялся и, взяв меня за руку, повел сначала по дороге, потом через поле. Послышался шум воды. Мы вышли на берег небольшой речки. Темно не было – хватало света от печально глядевшей луны и ее отражения, неверно подрагивающего в воде. Однако светляков я все-таки выпустила. Они вились у ног, освещая едва заметную тропинку.

Вдали что-то зашумело.

– Мельница работает, – пояснил Расмус в ответ на мой вопросительный взгляд. – Мы почти пришли.

Кажущаяся в темноте еще более черной, без единого огня, башня походила на древнее чудовище, прилегшее отдохнуть. Лопасти неспешно хлопали по воде, рождая звуки, похожие на сонное дыхание. Мне вдруг представился дракон, заснувший на берегу. Сейчас он пробудится, услышав шаги, поднимет точеную голову на длинной шее и уставится на нас огромными огненными глазами, имеющими способность заглядывать прямо в душу…

Пугающее и пленительное одновременно видение было столь ярким, что по спине побежали мурашки. Вдруг вспомнилось, как в детстве я представляла, что у меня есть друг – дракон, который никому не дает меня в обиду: живых обидчиков сжигает, а неживых – сдувает струей пламени, бьющей из пасти.

Жгучее прикосновение спугнуло картинку – поскольку к мельнице мы подходили сзади, пришлось продираться через заросли крапивы. Стебли, на которые наступал шедший впереди Бреннон, щелкали и хрустели, словно старые кости, прежде чем стать прахом. Звуки казались ужасающе громкими, и я удивлялась, отчего все жители деревни еще не прибежали сюда, дабы взглянуть на незваных гостей. Словно в ответ на мои мысли массивный силуэт вдруг выступил из темноты и хрипло произнес:

– Вы все-таки пришли!

Расмус остановился лишь на миг – каблуком прижать к земле особенно упрямый стебель, – после чего пробормотал: «А вот и серый!» и вывел меня на освещенный луной участок земли перед входом в башню.

Фигура шагнула вперед, обретая перспективу. Бродяга был одет в какую-то мешковатую хламиду с капюшоном, под которым я разглядела знакомое изможденное лицо и глаза, ярко сиявшие зеленым – под луной это было особенно заметно!

Я смутилась, не зная, с чего начать.

– Добрый вечер! Как поживаете? – хмыкнул Бреннон, когда понял, что мы с оборотнем замолчали, глядя друг на друга.

– Вы пришли! – повторил Бродяга, не обращая на него внимания. – Вы решились!

– Я не смогла отказать помощи тому, кто в ней нуждался, – ответила я. – Но чем я могу помочь… вам?

Оборотень, словно спохватившись, оглянулся на дверь за своей спиной и предложил:

– Зайдем внутрь? Здесь мы слишком на виду.

– Вы же писали, что мельница заброшена и даже пользуется дурной славой, – в голосе Расмуса звучала ирония. – Кто же нас здесь увидит?

Бродяга неопределенно пожал широченными плечами и первым скрылся внутри.

Переглянувшись, мы с Бреном последовали за ним.

Света от огарка свечи, стоящего на какой-то бочке, было слишком мало, поэтому с моей ладони взлетели светляки, освещая внутреннее пространство башни. Да, мельница была давно позабыта. Несмотря на то, что вода продолжала крутить колесо, жернов застыл в неподвижности, покрытый плотной пылью. На полу валялась полусгнившая солома, пахнущая прелой землей.

– Простите, не могу предложить вам чаю, – вдруг улыбнулся оборотень. – У меня дома к чаю всегда подают такие маленькие пирожные с кремом и взбитыми сливками. Мы называли их «лебедушки».

– У вас дома? – переспросила я.

А Расмус воскликнул изумленно:

– У вас есть дом?

Бродяга помрачнел и прянул в темноту.

– У меня есть дом, – донеслось оттуда, – но я не могу туда вернуться. Именно поэтому я прошу вашей помощи, леди Эвелинн.

За последние дни я порядком устала от тайн, недомолвок и заговоров. Правда – вот что мне сейчас требовалось больше всего.

– Если у вас есть дом, значит должно быть и имя. Назовите его, и я подумаю, чем могу вам помочь, – решительно сказала я. – И выйдите на свет! Я хочу видеть ваше лицо.

Бреннон покосился на меня и направился к выходу, шепнув:

– Посторожу.

Бродяга вернулся. Дрожащий от сквозняков огонек свечи и магические светляки, парящие над ней, заставляли тени перемещаться. Робкий свет тек плавно, будто водоросли в глубине реки, мерно несущей воду с гор к морю, но лицо оборотня я видела так же ясно, как и под лунным сиянием.

– Виконт Теобальд Рич, урожденный Рослинс, к вашим услугам, – произнес он.

Слова дались ему с трудом.

Я рассматривала его с изумлением, не зная, что сказать.

– Так вы не оборотень? – опередил меня Расмус из-за двери.

– Нет, – махнул космами новоявленный виконт. – Десять лет назад на меня наложили злые чары. Из-за них я большую часть суток провожу в зверином обличье, лишь ненадолго становясь человеком.

– Но кто сотворил такое с вами? – воскликнула я, приходя в себя после минутного замешательства.

– Это я и хочу выяснить с вашей помощью, леди, – невесело усмехнулся Теобальд.

Я молча разглядывала его, перебирая в памяти все, что знала о графе Рослинсе, том самом, что настойчиво приглашал на юбилей мою бабушку.

Рослинсы были одним из древнейших в Норрофинде семейств. Кобальд Рич, первый граф Рослинс, прибыл для строительства Валентайна в составе неверийской делегации. Но город не манил его. Когда его услуги более не потребовались, он попросил у принца Стича разрешение возглавить экспедицию на север, в еще неисследованные уголки новой страны. За составление первой карты этих земель Кобальд получил наследуемый титул и провинцию Рослинс на полюбившемся ему севере, которая позже стала одной из крупнейших в королевстве. Его потомок, Эндрю Рич – последний граф Рослинс, был другом моего деда Рогодона Воральберга.

Я помнила графа, приехавшего на похороны дедушки. Высокий, жилистый старик с аккуратной бородкой, насмешливым взглядом и язвительной речью. Судя по всему, характер у него был не сахар, что не мешало ему искренне печалиться о почившем товарище. Когда он уехал, бабушка заметила: «Если бы Эндрю не существовало, его следовало бы придумать. В нем столько энергии, что поставь рядом с ним яйцо – из него тут же вылупится дракон! Слава богу, что он здесь не задержался». После смерти первой супруги, Кейтлин, он долго жил один, но потом взял в жены дворянку из небогатого местного рода, намного моложе его самого. Характер у нее, если верить слухам, был под стать супругу.

О потомках графа, я, как ни старалась, вспомнить не могла. Судя по темпераменту старшего Рича, детей у него должно было быть много. Как и проблем, с ними связанных.

– Где вы провели эти десять лет? – спросила я. – Бродяжничали? В газетах о вас ничего не писали.

Горькая усмешка коснулась мужественных губ «оборотня» и пропала, словно ее и не было.

– Полагаю, родные сделали все, чтобы скрыть мое исчезновение. Не удивлюсь, если вам расскажут о том, что я отправился путешествовать, гонимый страстью к приключениям и новым землям, как мой знаменитый предок.

– Отец так не любит вас? – удивилась я и тут же смутилась, поняв, что сказала бестактность: – Простите, ради бога… Теобальд. Я не хотела вас обидеть!

– Можете звать меня Тео, – улыбнулся он. – Отец… Он хорошо ко мне относился, но не стал бы мешать, если бы я действительно решил отправиться в путешествие. У Рослинсов существует понятие «зов крови», введенное еще Кобальдом. Считается, что истинные наследники рода не могут ему противиться. Зов заставляет их оставить дом и поспешить навстречу неизведанному, и горе тому, кто встанет у них на пути.