Распутанный (ЛП) - Мессенджер Шеннон

— В чем-то разобрался? — спросил Альвар.

— Думаю, посмотрим.

Он направился в ванную и нырнул под душ… и, стоя под струями теплого пара, понял, что ему действительно нужна перезагрузка.

Способ перекалибровать свою жизнь на ту, что была до Элеоноры.

Физически.

Мысленно.

Эмоционально.

И это не должно было быть слишком сложно, поскольку он мог справиться с каждой областью индивидуально.

На самом деле, он начал с физического осмотра, как только вытерся и переоделся в свою любимую голубую фланелевую пижаму. Ему просто нужно было убедиться, что Элеонора не оставила ему синяков, и проверить свою одежду на наличие странных пятен от катания по грязному переулку.

Но потом вспомнил, что ему также нужно привести в порядок свой дневник, так как кто-нибудь мог заметить пропажу страниц, хотя следы от вырванных листов были довольно чистыми.

Спустя полчаса утомительной обрезки он был очень горд тем, каким нетронутым выглядел переплет.

Но ему также нужно было заменить рисунок с могилами.

Он знал, что Элеонора не хотела, чтобы кто-нибудь его увидел, но когда-нибудь ему придется рассказать Фостер, что он был на том кладбище, и она хотела бы, чтобы у него был набросок воспоминаний.

Поэтому он достал цветные карандаши и принялся за работу — нарисовал надгробия меньшего размера, чем в первый раз, и показал более захламленное кладбище. Надеясь, что так будет труднее узнать могилы, если кто-нибудь когда-нибудь туда зайдет. И он ограничился большей частью деталей, упомянув о незабудках, которые принес с собой.

Он также начал работать над ментальной составляющей своей перезагрузки, когда делал наброски, представляя, как показывает рисунок Фостер и пытается придумать, что бы сказать.

Он скажет ей, что принес цветы, чтобы положить их к надгробиям, и, вероятно, обсудит, насколько странной была эта традиция.

Может быть, он также расскажет ей о садовнике, чтобы дать понять, что он был первым человеком, посетившим эти могилы. Тогда они все еще могли бы говорить о том, какой стратегической стратегией руководствовалась его мама, когда выбирала Итана, выбирая человека, по которому никто не будет скучать.

Он мог бы даже показать ей рисунок Британской библиотеки и сообщить, что побывал там, и это не вызвало у него никаких воспоминаний.

Чем меньше он редактировал правду, тем легче было сохранить последовательность изложения.

Но более серьезной проблемой должна была стать эмоциональная составляющая перезагрузки, поскольку известие о том, что Элеонора все еще жива, изменило его отношение практически ко всему.

Так много времени в Лондоне он потратил на поиски двери, которая больше не была зеленой, и на попытки вызвать в памяти несуществующее воспоминание о том, что было внутри письма. И ему нужно было убедиться, что, когда он будет рассказывать об этих заданиях, он будет похож на Кифа, который не знал, что никогда не открывал конверт, и на Кифа, который не слышал, как Элеонора сказала ему, что не винит его в случившемся.

Ему нужно было казаться грустным, разочарованным, сомневающимся в себе, немного отчаявшимся и более чем сломленным — что не должно было быть трудно, поскольку он все еще испытывал все эти эмоции.

Он просто испытывал их по разным причинам.

Он ненавидел то, что Элеонора была там совсем одна, прячась от его мамы.

Ненавидел то, что ему приходилось лгать всем, чтобы защитить ее.

Ненавидел то, что у него не было ни малейшего представления о том, над чем работал Итан, поскольку он был уверен, что это как-то связано со Стелларлун.

Элеонора сказала, что ее отец упоминал что-то о геологии в те последние дни… а разве геология не была наукой, изучающей горные породы?

Киф не понимал, как это может быть совпадением.

И все же из всех этих фрагментов по-прежнему не складывалось ничего полезного.

Так что хитрость заключалась в том, чтобы сопоставить все эти искренние чувства с фактами, которые когда-то были правдой, но теперь немного устарели, а затем поделиться только устаревшей версией истории.

Это определенно повредит его мозгу.

Но Киф был уверен, что справится с этим.

Ему просто нужно было попрактиковаться.

Прокручивая в голове эти истории снова и снова.

И ему нужно будет сделать то же самое, когда придет время скрыть тот факт, что он столкнулся с Альваром.

— Ты там в порядке? — спросил Альвар, просовывая голову в дверной проем. — Я думал, ты вернешься, чтобы обсудить возможные города.

— Извини, — сказал Киф, откладывая цветные карандаши. — Я хотел убедиться, что записал свои воспоминания.

Альвар кивнул.

— И полагаю, ты все еще не хочешь говорить об этом?

— Пока нет.

Только после того, как он отрепетирует это еще несколько раз.

— Хорошо, тогда я, пожалуй, пойду немного посплю, — сказал ему Альвар. — Уже довольно поздно. А завтра будет важный день, не так ли? Нужно много собирать и планировать. Может быть, даже совершить небольшую поездку в город, о котором я собирался тебе рассказать. Я приберегу большую часть рекламной кампании на утро. Но скажу всего два слова: блинчики с чуррос.

Киф рассмеялся, когда Альвар изобразил, как роняет микрофон.

— Да ладно, ты же знаешь, что нам нужно это попробовать, — настаивал Альвар. — Это не значит, что мы должны переезжать туда. Просто побаловать себя вкусным завтраком! Ты заслужил это после тяжелого дня.

— Возможно, — сказал Киф, размышляя, правильно ли он поступил, согласившись взять Альвара с собой.

Теперь, когда ему было что скрывать, все становилось еще сложнее.

Но… возможно, это будет хорошей практикой.

В любом случае, это происходило.

Так что ему, вероятно, следует попытаться немного отдохнуть.

Он забрался в постель и закрыл глаза, но его мозг продолжал работать, работать, работать.

А дождь все стучал, стучал, стучал… или, подождите.

Это дождь?

Он прислушался внимательнее и…

Нет, это был стук в дверь.

Он встал и надел тапочки, предполагая, что Альвар заказал свежие полотенца или доставку еды и напитков в номер, или что-то в этом роде.

Но когда открыл дверь, то не обнаружил никого из персонала отеля.

Его глаза расширились настолько, насколько это было возможно, когда он уставился на три насквозь промокшие фигуры.

Какая-то часть его мозга узнавала всех троих, но его взгляд был прикован к девушке в центре, которая наблюдала за ним нервными карими глазами.

Его губы изогнулись в ухмылке, когда он прошептал:

— Фостер?

Глава 38

ФОСТЕР ЗДЕСЬ!

Киф не был уверен, как ему радоваться — танцевать или прятаться, но прежде чем он успел решить, Фостер бросилась на него — и после подката Элеоноры Киф был готов к тому, что его врежут в стену.

Вместо этого, это оказалось самым потрясающим розыгрышем из всех розыгрышей!

Кифа даже не волновало, что ее одежда и волосы промокли насквозь, и что ему пришлось обнять ее в ответ, не касаясь руками, на случай, если он не сможет контролировать свои способности так, как ему хотелось бы.

Все, что имело значение, это то, что ФОСТЕР ЗДЕСЬ!

И она, казалось, действительно была рада его видеть!

Он не мог сказать наверняка, потому что его собственные эмоции затмевали все, но то, что она продолжала обнимать, показалось ему хорошим знаком.

Часть его готова была стоять так вечно, но его чуть более практичная сторона заставила воспользоваться моментом и сказать:

— Эм… не то чтобы я не рад тебя видеть, Фостер, но… как ты меня нашла? Все в порядке? И еще: в какой-то момент мне понадобится подышать.

Она опустила руки и отшатнулась с восхитительно ярко-красными щеками.

— Прости!

— Не за что извиняться, — заверил ее Киф, кашляя, чтобы отдышаться, включил свет и отступил в сторону, пропуская ее внутрь. — У меня было чувство, что ты придушишь меня, если я когда-нибудь увижу тебя снова.