— Это Уильям Стерлинг. Мне нужно срочно поговорить с мистером Харрисоном.
Пауза. Шелест бумаг.
— Соединяю, мистер Стерлинг. Мистер Харрисон ждал вашего звонка.
После непродолжительного щелчка в трубке прозвучал резкий голос Харрисона:
— Стерлинг! Какого черта происходит? Что у вас там стряслось с Милнером? Надеюсь, вы в этом не замешаны? Я давно жду вашего звонка!
— Мистер Харрисон, у нас возникли непредвиденные обстоятельства, — я выбирал слова осторожно. — Говард Милнер скончался внезапно, прямо во время нашей встречи.
Повисла пауза. Когда Харрисон заговорил снова, в его голосе появились новые нотки, настороженности и, возможно, тревоги.
— Прискорбно, Стерлинг. Что случилось?
— Сердечный приступ, — кратко пояснил я. — Полиция попросила нас задержаться для дачи показаний, — я придал голосу оттенок усталой обязательности. — Мы с О’Мэлли были с ним в последние минуты. Завтра нас отпустят, и мы сразу выедем в Нью-Йорк.
— Завтра, — Харрисон повторил слово так, словно пробовал его на вкус. — Хорошо, Стерлинг. Но не позже. У нас накопились важные дела, требующие вашего внимания. Особенно учитывая поручения, которые я вам дал, связанные с Паттерсоном.
— Разумеется, сэр. До завтра.
Я повесил трубку и повернулся к О’Мэлли, который внимательно слушал разговор.
— Это дает нам небольшую фору, — сказал я. — Но не решает главной проблемы. Как добраться до Бостона максимально быстро? Завтра мы должны вернуться в Нью-Йорк. Уже из Бостона.
— Поезд идет почти сутки, — О’Мэлли покачал головой. — Автомобилем еще дольше, даже если ехать без остановок.
— Нужен самолет, — решительно заявил я.
О’Мэлли недоверчиво посмотрел на меня:
— Самолет? В Акроне? Босс, это не Нью-Йорк с его регулярными рейсами. Где вы собираетесь найти самолет?
Я улыбнулся, доставая из внутреннего кармана небольшую фотокарточку, ту самую, что дала мне Констанс Хэллоуэй на прощание в Саутгемптоне.
— У меня есть знакомая, питающая слабость к авиации. И, кажется, ко мне, — я подмигнул О’Мэлли. — Пришло время испытать силу обаяния Уильяма Стерлинга.
Через двадцать минут я уже разговаривал с телефонисткой, пытаясь дозвониться в Саутгемптон.
— Мне нужно соединиться с особняком Хэллоуэев в Саутгемптоне, — объяснял я.
— Минуточку, сэр, — отвечала девушка. — Это междугородний звонок. Вам придется подождать.
Томительные минуты ожидания, щелчки, потрескивания в линии. Наконец, голос другой телефонистки:
— Саутгемптон. Какой номер вы вызываете?
Еще несколько минут, и вот уже в трубке звучит голос дворецкого Хэллоуэев:
— Резиденция Хэллоуэев. Чем могу помочь?
— Это Уильям Стерлинг. Мне необходимо срочно поговорить с мисс Констанс.
— Минуту, сэр.
Я выждал, нервно постукивая пальцами по столу. О’Мэлли тем временем уже упаковал чемоданы и теперь стоял у окна, продолжая наблюдать за улицей.
— Уильям? — голос Констанс звучал удивленно и обрадованно. — Какой приятный сюрприз! Я частенько вспоминала о вас…
— Констанс, — я перебил ее, вынужденно переходя сразу к делу. — Мне очень приятно это слышать, но у меня к вам неотложная просьба. Мне срочно нужно добраться из Акрона в Бостон. Сегодня. Это вопрос… чрезвычайной важности.
— Из Акрона в Бостон? — в ее голосе звучало удивление. — Почему такая срочность?
— Боюсь, по телефону я не могу объяснить. Но это действительно вопрос жизни и смерти.
Пауза. Я почти видел, как она обдумывает ситуацию, взвешивая все за и против. Наконец, ее голос стал деловым:
— Мой друг Джек Риддл держит Fairchild в Кливленде. Он мне должен услугу после того случая в Нантакете, — она хмыкнула. — Я могу устроить для вас полет. Но Уильям…
— Да?
— Когда это закончится, вы расскажете мне, во что вы впутались. Идет?
— Идет, — облегченно выдохнул я. — Спасибо, Констанс. Вы спасаете не только меня.
— Только не умирайте, Стерлинг, — в ее голосе промелькнула тревога. — Я слишком заинтригована, чтобы остаться без разгадки.
Она продиктовала мне адрес небольшого аэродрома в пригороде Кливленда, где нас будет ждать пилот Джек Риддл, и завершила разговор обещанием немедленно связаться с ним.
— Нам повезло, босс, — О’Мэлли наконец отвернулся от окна. — На улице никого нет. Возможно, слежка на время снята.
— Тем лучше для нас, — я взял свой чемодан. — Выходим через черный ход. Нам нужно поймать такси до Кливленда.
Кливленд встретил нас моросящим дождем и низкими облаками. Такси остановилось у ворот небольшого аэродрома, простого поля с одним ангаром и деревянной башенкой диспетчера.
— Вы уверены, что это здесь? — с сомнением спросил водитель. — Не похоже, чтобы сегодня кто-то летал.
Я расплатился с таксистом, добавив щедрые чаевые:
— Мы уверены. Спасибо.
Мы с О’Мэлли стояли под моросящим дождем, глядя на пустой аэродром. Единственным признаком жизни был свет в окнах маленького деревянного здания у края поля.
— Не самая летная погода, — заметил О’Мэлли, натягивая шляпу поглубже.
— Идем, — я направился к освещенному зданию. — Надеюсь, мисс Хэллоуэй так же убедительна по телефону, как и при личной встрече.
Внутри оказалось неожиданно уютно. Потрескивающая печь в углу давала приятное тепло, а керосиновые лампы наполняли комнату мягким светом.
За столом, заваленным картами и какими-то бумагами, сидел человек лет сорока с обветренным лицом и внимательными глазами. Он поднял взгляд, когда мы вошли.
— Стерлинг? — спросил он вместо приветствия.
— Да. Вы должно быть Джек Риддл?
Мужчина кивнул:
— Констанс позвонила. Сказала, что вам нужно срочно в Бостон, — он взглянул в окно и поморщился. — Не самая подходящая погода, но летать можно.
— Мы очень признательны, — искренне сказал я.
Риддл встал, взял с вешалки кожаную куртку:
— Я делаю это только ради Констанс. Она сказала, что это вопрос жизни и смерти.
— Так и есть, — подтвердил я.
— Тогда идемте. Fairchild заправлен и готов к полету.
Мы вышли под дождь, который, к счастью, начал стихать. Риддл шел впереди, освещая путь фонарем. Вскоре перед нами возник силуэт самолета Fairchild FC-2, одномоторного высокоплана с закрытой кабиной.
— Красавец, — с искренним восхищением сказал я.
— Шестиместный, но сегодня вы будете единственными пассажирами, — Риддл похлопал по фюзеляжу самолета с видимой гордостью. — Крейсерская скорость около ста миль в час. При хорошей погоде долетели бы за четыре-пять часов. Сегодня, — он взглянул на небо, — может занять побольше.
О’Мэлли с опаской смотрел на самолет:
— Насколько это безопасно?
Риддл усмехнулся:
— Безопаснее, чем взбесившаяся лошадь. Но менее безопасно, чем кресло-качалка. Пойдет?
О’Мэлли не выглядел убежденным, но кивнул. Мы загрузили наши скромные пожитки в самолет и заняли места в пассажирской кабине. Риддл провел краткий инструктаж:
— Сидите пристегнутыми. Здесь, — он указал на пакеты, — на случай тошноты. Не паникуйте при турбулентности, это нормально.
О’Мэлли выглядел все более встревоженным:
— Турбулентность?
— Просто болтанка, — объяснил Риддл. — Как на корабле в шторм, только в воздухе.
Это сравнение не успокоило О’Мэлли, и я заметил, как он незаметно перекрестился, когда Риддл перешел в кабину пилота.
Двигатель чихнул, выпустил облако дыма, затем загудел, постепенно набирая обороты. Пропеллер превратился в размытый круг, и самолет начал дрожать, готовясь к взлету.
— Вы уже летали раньше, босс? — почти прокричал О’Мэлли, перекрывая шум мотора.
— Да, — ответил я, вспоминая трансатлантические перелеты в будущем времени. — Но не на таком маленьком самолете.
Fairchild начал движение по грунтовой полосе, набирая скорость. О’Мэлли вцепился в подлокотники так, что побелели костяшки пальцев.
Тряска усилилась, затем — внезапный толчок, и земля начала отдаляться. Мы поднялись в воздух.
