О моём перерождении в сына крестьянского 1 (СИ) - Нейтак Анатолий Михайлович

– Внучка. Ты понимаешь, что говоришь?

– Вполне.

– Объяснись!

– Снова говоря словами Сам-Знаю-Кто: удивительный это предмет – знание. Если у меня будет два мордорина и я отдам один, чтобы кого-то накормить, я потеряю один мордорин. Если умею творить два заклинания и я поделюсь знанием, как творить одно из них, чтобы это узнал другой разумный, я по-прежнему смогу творить два заклинания. Разделённое знание, разделённое понимание не теряется, но умножается. Госпожа моя... Сарнеди... да не покажутся мои слова дерзкими, но Ассур пребывают в упадке. Нас мало, у нас всего мало; знания наши, даже родовые и тайные... они едва ли стоят очень много, если сравнивать с тем, что накоплено в библиотеках владетельных родов. Но сейчас у Сам-Знаю-Кто знаний ещё меньше – и он оценит их много выше цены, которую могли бы дать Вастре, или Гойвели, или Чал-Тенны... или даже Мусмивы. Если мы отдадим свои знания, мы не утратим их. Но сможем приобрести союзника, который силён даже сейчас, пребывая в не лучшем положении.

– Лейта Ассур, я тебя услышала. И теперь я хочу услышать тебя, Малдейг.

– Что я могу сказать, кроме очевидного? Потеря близких, вероятно, помутила разум нашей бедной, бесталанной родственницы. Отдать наши знания, даже родовые и тайные, в обмен на что? Трофеи, ценой своих жизней добытые нашими же вассалами? И, главное, отдать кому – обеспамятевшему, возможно, не вполне здоровому духом и совершенно точно скорбному разумом отшельнику? Зачем? Вот если бы он согласился жениться на ком-то из наших девиц... причём именно девице, не особе четвёртой свежести; если бы пополнил наши, к глубокому сожалению, поредевшие ряды – тогда ещё стоило бы подумать, что из библиотеки рода ему окажется полезно, а что избыточно. Но ведь он настолько обезумел в Лесу Чудес, что мечтает о свободе. Нет, вы это слышали? Ха-ха! Свобода! В мире, где долг сковывает всех, от самых ничтожных черноногих и до самого Девардота Двадцать Шестого Прозорливого, да осеняет милость его Гринней ещё тысячу лет, стремиться к подобной... химере? Иначе как безумием это не назвать. А как стоит называть ту, кто ратует за договор с безумцем? Тут мне впору умолкнуть, ибо даже мой яд недостаточно силён, чтобы достойно обрисовать подобную поразительную – отнюдь не в добром смысле – идею.

– Ты закончил, кузен?

– Да, глава. Надеюсь, я высказался пристойно кратко и предельно ясно.

– Что ж, тебя я тоже услышала. А теперь пойдём, оценим нашего удивительного гостя очно. И да, напоминаю всем, если кто вдруг забыл, про Паука В Паутине.

– Глава...

– Ничего, лишнее напоминание тебе полезно. Кузен.

О женщины, вам имя – вероломство! И слова классика тут очень к месту.

Почему? Да лишь один нюанс, зато какой... ведь я оформил и выдал Лейте не только магический посох, достоинства которого в одном ряду с иными моими достоинствами она столь ярко расписала. Ещё я выдал ей клипсу: простенький такой переговорный арт, аналог рации с эффектом резонанса. Принимая у задержавшейся родственницы доклад о случившемся в Лесу Чудес, старшие Ассуры не забыли укрыть место совещания чарами глушения звука. Но поскольку их род действительно переживал не лучшие времена, комбинированные артефактные чары эти оказались невысокого круга, едва четвёртого – и, разумеется, не могли заглушить сигналы клипсы, идущие в обход сферического заглушающего поля.

Говоря кратко, Лейта могла быть практически уверена, что я услышу всё, что она скажет и чем на это ответят её кровные родичи.

Более интересный вопрос: зачем? Чего она желала добиться своим маленьким шпионским актом?

Во время нашего общения, достаточно длительного и вольного, не только она старалась оценить меня. Это шоссе было двухполосным – и не анизотропным. А я показал бы себя слепоглухим индюком, если бы не обратил внимание на целый ряд фактов, которые потом ещё подверг переоценке.

Спасённая мной оказалась не только красива, но также крайне неглупа. Едва ли сильно ошибусь, предположив, что её судьба на грани разума также высока, сиречь серебряного ряда. Лейта умеет смотреть и слушать, более того: умеет понимать... и молчать. Она могла бы играть роль Советника – полагаю, в её семейной группе ходоков так и было – но, увы ей, в роду потомственных целителей, ценящих прежде всего значения судьбы на гранях действия и прозрения, для слишком юной и слишком слабой магически девы, ещё и обделённой судьбой в части грани лидерства, достойного места не нашлось.

Что можно сказать об Ассурах, коль скоро для дочери рода с таким сочетанием талантов (а серебро судьбы на дороге не валяется!) не нашли иного применения, кроме роли кости, брошенной вассальной семье для укрепления союза? Они сделали из способной Советницы – Шута, точней, Паяца (на гриннейском слово шут мужского рода, а паяц женского). И...

Попросту не заметили, что натворили. Кажется, до сих пор не замечают.

Поистине: бедные бедны не потому, что у них нет денег, а потому, что они не могут распорядиться тем, что имеют, с умом. Полагаю, Паяц Немыслимого, эта тёмная близняшка гриннейского божества, что покровительствует наукам и ремёслам, а жрецам и пастве дарует чудеса вдохновения, могла бы высоко оценить иронию этой ситуации. Ведь светлый близнец её, Гений Мыслителей и Добрый Светоч, куда как популярнее сестры.

О да, это иронично: комбинацию интеллекта и мудрости ценят выше, чем сочетание интеллекта с гибкостью – а ведь лишних параметров не существует, любой из них полезен, порой попросту незаменим...

Да, Лейта не только хорошая собеседница. Она поистине мастерица умолчаний. Её умолчания, что касаются меня, я оценил по достоинству. И то, как (а главное, когда) она дополнила характеристику своих Защитников. И то, как она рассказывала о своей семье. Вернее, не рассказывала. Кроме намекающего факта, что у неё есть правнук – ни полслова. Что само по себе намекающий факт.

Вот только я опять же окажусь слепоглухим индюком, если воображу, будто Лейта готова сделать нечто действительно безумное – скажем, бросить род и отправиться со мной в сторону миража свободы. Типа, я отдала свои долги, послужила на благо Ассур, теперь хочу пожить для себя.

Ну да, как же. Так могла бы подумать только земная обывательница. Какая-нибудь, извиняюсь за бранное слово, чайлд-фри.

Благородная гриннейка из семьи вырождающихся, но аристократов мыслит иначе.

Можно ссориться с отдельными родичами, можно занимать в пирамиде внутренней иерархии чуть ли не последние, без малого позорные места, можно считать себя обделённой и даже не без оснований, но всё равно Лейта всю свою жизнь жила как Ассур – и, если потребуется, за Ассур умрёт, последовав за своими мужьями-вассалами с равной решимостью. Род даёт тебе всё, что ты имеешь, всё, чего ты достоин; в ответ естественно отдать всё, что имеешь, храня тотальную преданность собственной крови. Вечную, нерушимую, неизменную.

Кто думает иначе – предаёт тот самый сковывающий долг. Кто думает иначе, какого бы ни был пола, возраста, силы и статуса, чего бы ни достиг, как бы ни развился – недостоин. Он противопоставляет часть целому, ставит малое выше большого. Нарушает естественный закон. Впадает в безумие. А потому, стоит ему выдать свою внутреннюю гниль, как ряды благородных извергнут его, как организм – случайно проглоченную отраву. Да, то самое архаичное слово, однокоренное со словом «изверг». Притом, хочу заметить, в гриннейском слова «изверг», «изгой», «одиночка», «сирота», «обрубок» – это одно слово.

Я отлично помню, как Лейта помянула «безумие раздора», что в былые времена стало первым шагом к пропасти, лишившим её предков статуса владетельных дворян. Мышление у неё гибкое, даже очень, как по местным меркам... но в сторону предательства оно не согнётся. Никогда. Ни в жизни, ни в смерти. Вот разве если только непосильное испытание сломает её... но ведь тогда и той Лейты, которую я знаю сейчас, не останется в этом мире; её заменит нечто иное.