Не та цель (СИ) - Демидов Джон

Демонстрация была впечатляющей, и я уже предвкушал волну негатива, который обрушится на Уизерби, однако реакция присутствующих была совсем не той, на которую мы с бабушкой надеялись. Вместо шока и гнева я с всё возрастающим изумлением слышал нарастающий гул недоверия, и множество шепотков, наполненных сарказмом и искренним недоумением.

— Мадам Лонгботтом, — подал голос Люциус Малфой, сидевший в первом ряду. Его платиновые волосы и холодные глаза, направленные на нас, излучали презрительное спокойствие. — Не спорю, у вас получилась просто потрясающая визуализация, но позвольте усомниться в… интерпретации. Гектор Уизерби? Мастер финансовых махинаций международного масштаба и связующее звено с террористами? — Он мягко рассмеялся, после чего отрезал:

— Это кажется столь же вероятным, как и то, что этот юноша, — кивнул он в мою сторону, — вдруг станет победителем Тёмного Лорда. Не кажется ли вам, уважаемые члены Визенгамота, что сейчас мы с вами наблюдаем… крик отчаяния? Лечение в долгосрочном стационаре Святого Мунго, особенно такого… специфического характера, как у Фрэнка и Алисы, требует астрономических сумм. Даже состояние древнего Дома Лонгботтомов не бесконечно, и когда золото на исходе… Что может быть удобнее, чем обвинить скромного целителя в грандиозной краже? Особенно если этот целитель… ну, скажем так… Не обладает даром красноречия в свою защиту.

Слова этого засранца упали на весьма благодатную почву. Многие из присутствующих кивали, бросая на бабушку и меня сочувственные, но недоверчивые взгляды. Мысль о том, что старая, гордая леди просто ищет виноватого в своих финансовых трудностях, казалась куда более правдоподобной, чем фантастический заговор с участием всем известного Уизерби.

Тем временем процесс шёл своим чередом, и Дамблдор спокойным голосом произнёс:

— Гектор Уизерби, мадам Лонгботтом требует вашего ответа по озвученным обвинениям. Для прояснения истины я предлагаю вам принять две капли веритасерума.

В тот же момент все взоры устремились на Уизерби. Августа в чувстве злорадного предвкушения позволила себе жёсткую улыбку, ведь вот он… момент триумфа. Сейчас все рухнет, и Гектор получит своё!

Но в этот момент Уизерби поднял голову, при чём его растерянность, словно по волшебству, куда-то испарилась. Но зато на смену ей пришло странное, почти смиренное спокойствие.

— Я… я отказываюсь, господин Председатель, — произнес он четко, слегка дрожащим голосом.

— Отказываешься?! — взорвалась Августа. — Боишься разоблачения, вор?!

— Нет, мадам, — Уизерби посмотрел прямо в её глаза, и тут я увидел, что в его глазах мелькнуло что-то… не его. Что-то расчетливое. — Я связан Обетом Нерушимой Клятвы. Клятвы хранить финансовую тайну определенных… благотворительных фондов и спонсоров госпиталя. Подробности их деятельности, пути финансирования — всё это покрыто обетом, и приём веритасерума заставит меня нарушить эту клятву, а пойти на это, по понятным причинам, я не могу.

Его объяснение моментально расставило всё по своим местам. Обет Нерушимой клятвы действительно был железным аргументом, а ссылка на «руководство и спонсоров» ловко перекладывала ответственность на неких анонимных высших сил.

Тем временем ропот в зале всё возрастал, и в этом ропоте всё чаще слышались слова поддержки, нацеленные на Гектора…

Произошло именно то, чего я так сильно опасался. Августа стояла, словно изваяние и не верящим взглядом смотрела на окружающих её магов. Холодная ярость, пылавшая в ней, была такой силы, что у меня складывалось стойкое ощущение, будто воздух вокруг нее наэлектризован до предела.

Она видела, как её тщательно выстроенная атака рушится прямо на глазах, а её честь беспардонно топчут, обвиняя в меркантильности и отчаянии. Она видела едва скрываемое торжество в глазах Малфоя и ему подобных. И так же она видела, как Гектор, под защитой лживого обета и всеобщего скепсиса, выходит сухим из воды.

Она кинула полный отчаяния взгляд в сторону Дамблдора, который вроде как должен был находиться на стороне «светлых» семей, однако старик лишь едва уловимо пожал плечами, и посмотрел на неё с ТАКИМ упрёком во взгляде, что даже мне стало понятно, что он очень сильно не доволен самоуправством Августы, и что она не посоветовалась с ним, перед тем как заварить всю эту кашу. Он словно хотел сказать, что и рад бы помочь, однако против мнения большинства он в этом вопросе не пойдёт.

Именно в этот момент со своего места поднялся Амос Диггори. Его обычно добродушное лицо в этот раз было строгим. Он не принадлежал к лагерю Малфоя, но в то же время не был открытым союзником Дамблдора. Он придерживался нейтралитета, и его слово имело вес честного человека.

— Господин Председатель, уважаемые члены Визенгамота, — его голос прозвучал твердо, разом заглушая последние перешептывания. — Споры о доказательствах и мотивах участников слушания могут длиться вечно, но есть аспект, который мы с вами упускаем. Конкретно — я сейчас говорю о Статуте VII «О Семейных Узах и Защите Крови».

Пункт третий этого устава гласит: «Даже если вина обвиняемого в преступлении против члена Дома не доказана судом Визенгамота окончательно, а обвинение было выдвинуто Главой Дома или законным Наследником, обвиняемый не может далее оказывать какое-либо влияние, прямое или косвенное, через служебное положение, финансовый контроль или иные рычаги, на членов семьи обвинителя, особенно если они находятся в уязвимом положении».

Он сделал паузу, позволив сказанным словам проникнуть в сознание каждого в этом зале. Закон был старым, архаичным, редко применяемым, но он существовал. Он защищал чистоту крови и семейные устои от потенциальной мести или давления.

— Фрэнк и Алиса Лонгботтом, — продолжил Диггори, глядя прямо на Дамблдора, а затем обводя взглядом зал, — находятся в Святом Мунго. Они полностью зависимы от учреждения, где господин Уизерби занимает ключевую должность. Даже если мы сегодня не установим его вину окончательно, сам факт выдвинутого обвинения со стороны рода Лонгботтомов, и потенциальная возможность влияния господина Уизерби на судьбу пациентов, являющихся членами этого Дома, требует превентивных мер согласно этому статуту.

Предложение Диггори повисло в воздухе, заставляя каждого очень сильно задуматься. По сути — это был гениальный ход, который позволял не оправдать Уизерби, но и не осудить. Просто… нейтрализовать его влияние на род Лонгботтомов, прикрывшись древним законом, и тем самым частично удовлетворить иск Августы.

Всё это время я не сводил взгляда с Дамблдора, и когда Диггори озвучил своё предложение — чётко увидел, что старик сомневается! Вообще — у меня сложилось стойкое ощущение, что он не хочет ничего менять, но так же он видел, что большинству присутствующих нравится прозвучавшее предложение. Именно поэтому он громогласно произнёс:

— Предлагаю постановить, что с текущего момента господин Уизерби полностью отстраняется от любой финансовой, административной или лечебной деятельности, касающейся палат Фрэнка и Алисы Лонгботтом. Более того, учитывая особую уязвимость пациентов и необходимость абсолютного беспристрастия, дальнейшее их лечение, включая финансовые вопросы, следует передать другому лечебному заведению.

В тот же миг в зале воцарилась звенящая тишина. Выдвинутое предложение было юридически безупречным и политически удобным для большинства магов. Оно снимало напряженность, защищало пациентов от гипотетической мести Уизерби, и при этом оставляло самого Уизерби на свободе, а его покровителей — в тени. Малфой слегка кивнул, и его тонкие губы тронула едва заметная улыбка. Это был приемлемый компромисс.

— Ставлю на голосование предложение господина Диггори, — провозгласил Дамблдор, явно довольный возможностью замять скандал.

Я уже прекрасно видел куда дует ветер, поэтому без малейших сомнений разломил пластину, присланную Луной на мой призыв о помощи, которую всё заседание сжимал в кармане. В зале же тем временем поднялся целый лес рук, со светящимися палочками. Я чётко видел, как голосуют даже те, кто минуту назад смотрел на нас с искренним сочувствием.