Фаулер постучал в дверь и вошел с утренним кофе, в другой руке он держал телеграмму.
— Сэр, вам срочное сообщение. Адресат незнакомый. Некий мистер Кат.
Это от Кляйна. Сначала я быстро проглядел шифрованное послание. Встреча в офисе «American Prosperity Investment Trust» в одиннадцать утра.
Да, это по плану. Все готово для окончательного подсчета.
Я принял чашку дымящегося кофе, крепкая смесь из зерен Ямайки, которую Фаулер готовил с педантичной точностью швейцарского часовщика.
— Скажи О’Мэлли, что выезжаем через полчаса. И пусть Мартинс проверит автомобиль особенно тщательно. У нас могут появиться недоброжелатели.
Дворецкий кивнул и беззвучно удалился. Я отпил кофе, наслаждаясь горьковатым вкусом, и еще раз пробежал глазами по предварительным расчетам, лежащим на письменном столе из орехового дерева. Цифры удивили даже меня, человека, который готовился к этому месяцами.
В половине одиннадцатого наш Packard Twin Six мягко катился по мокрым улицам в сторону Парк-авеню. За тонированными стеклами я наблюдал картины послекризисного Нью-Йорка: закрытые магазины с табличками «Распродажа всего», очереди у банков, где люди пытались снять последние сбережения, полицейские патрули, следящие за порядком у разорившихся брокерских контор.
— Господи, босс, — пробормотал О’Мэлли, глядя на толпу у здания Chase National Bank, — похоже на военное время. Только вместо бомб сейчас биржевые сводки.
— Хуже, Патрик. Во время войны люди знают, кто враг. Здесь каждый сам за себя.
Здание, где располагался офис «American Prosperity Investment Trust», встретило нас привычной атмосферой деловой солидности. Швейцар в золотых галунах принял мои шляпу и трость, словно ничего не изменилось в мире. Но его руки слегка дрожали, даже здесь, в этой крепости капитала, чувствовалось общее напряжение.
Лифт с зеркальными стенами и красным бархатным диваном доставил нас на девятый этаж. Коридор, устланный персидскими коврами, вел к двустворчатым дверям из полированного дуба с латунной табличкой.
Кляйн встретил меня в приемной, его обычно встревоженное лицо светилось необычным для него энтузиазмом. Круглые очки в тонкой металлической оправе блестели в свете хрустальной люстры.
— Мистер Стерлинг, — он потер ладони с видимым волнением, — цифры превзошли самые оптимистичные прогнозы. Это… это просто феноменально.
Мы прошли в конференц-зал, где меня ждала весьма представительная компания. За длинным столом из полированного красного дерева расположились финансовые мозги преступного синдиката.
Мейер Лански сидел во главе стола, изучая документы через очки в золотой оправе. Его костюм от лучшего портного на Пятой авеню был безупречен даже в этот хаотичный день.
Рядом с ним находился Винсент «Счетовод» Риччи, худощавый мужчина с зализанными назад темными волосами, чьи пальцы непрерывно перебирали четки из черного янтаря, странная привычка для человека, считающего миллионы.
Напротив них расположился Джакомо Вентури, финансовый советник Лучиано. Этот седовласый сицилиец с аккуратными усиками выглядел как университетский профессор, что в известном смысле и было правдой, ведь до эмиграции в Америку он преподавал математику в Палермо.
— Господа, — произнес я, занимая место напротив Лански, — надеюсь, вы готовы услышать цифры прибылей, которые нам удалось получить…
Кляйн торжественно раскрыл главную бухгалтерскую книгу в черном кожаном переплете с золотым тиснением. Страницы, исписанные его мелким почерком, содержали результаты операции, которая превратила нас в одну из богатейших финансовых структур Америки.
— Итак, — начал он, водя пальцем по столбцам цифр, — общий начальный капитал синдиката, задействованный в операции, составлял одиннадцать миллионов долларов. Средний коэффициент левериджа — один к восьми.
Риччи наклонился вперед, его обычно усталые глаза загорелись профессиональным интересом:
— Значит, общий объем коротких позиций достигал восьмидесяти восьми миллионов?
— Точно, — кивнул Кляйн. — Позиции распределялись следующим образом: тридцать процентов в акциях радиокомпаний, двадцать пять процентов в инвестиционных трастах, двадцать процентов в автомобильных компаниях, пятнадцать процентов в коммунальных предприятиях, десять процентов в банковских акциях.
Вентури сделал быструю пометку в блокноте серебряным карандашом:
— А средний уровень падения по секторам?
— Radio Corporation и подобные компании потеряли в среднем семьдесят четыре процента стоимости, — ответил Кляйн, перелистывая страницу. — Инвестиционные трасты, восемьдесят один процент. Автомобильные — шестьдесят семь процентов. Коммунальные — сорок три процента. Банки — пятьдесят девять процентов.
Лански снял очки и принялся медленно протирать их шелковым платком. Этот жест выдавал его волнение больше, чем любые слова.
— Мистер Кляйн, озвучьте, пожалуйста, итоговую цифру.
— Общая прибыль от коротких продаж составила двадцать один миллион четыреста семьдесят три тысячи долларов.
В конференц-зале воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем напольных часов в углу и шумом дождя за окнами. Даже эти закаленные в боях за власть и деньги люди были потрясены масштабом успеха.
Риччи первым нарушил молчание:
— Это больше, чем весь годовой бюджет штата Нью-Джерси.
— И больше, чем суммарные активы половины банков Нью-Йорка до краха, — добавил Вентури, быстро прикидывая цифры в уме.
Лански надел очки обратно и внимательно изучил документы:
— Мистер Стерлинг, ваша комиссия как управляющего составляет десять процентов?
— Именно так.
— Значит, вы лично заработали свыше двух миллионов долларов за неделю, — в голосе финансового гения преступного мира звучало искреннее восхищение. — Это рекорд, который не побьет никто из живущих.
Кляйн перевернул страницу бухгалтерской книги:
— Но это не все. Европейские операции через швейцарские банки принесли дополнительные три миллиона восемьсот тысяч прибыли. Лондонская биржа, Париж, Амстердам, везде мы зафиксировали позиции заранее.
— А что с физическими активами? — поинтересовался Вентури.
— Золотые резервы в швейцарских хранилищах выросли в стоимости на тридцать семь процентов, — ответил я. — Земельные участки вдоль планируемых федеральных трасс пока не изменились в цене, но через год-два их стоимость возрастет минимум втрое.
Риччи откинулся в кресле, пытаясь осмыслить масштаб операции:
— Двадцать пять миллионов чистой прибыли. Этого хватит, чтобы скупить половину разорившихся предприятий Америки.
— Именно об этом я и хотел поговорить, — я открыл принесенную папку. — Кляйн подготовил список компаний и предприятий, которые можно приобрести за десять-пятнадцать процентов от докризисной стоимости.
Кляйн развернул перед нами большую карту Соединенных Штатов, на которой красными флажками были отмечены объекты для потенциального приобретения.
— Сталелитейные заводы в Пенсильвании, — начал он, указывая на скопление флажков. — Три предприятия компании «Bethlehem Steel», которые сейчас можно купить за восемьсот тысяч долларов. До краха они стоили шесть миллионов.
— А их производственный потенциал? — спросил Лански.
— Полностью сохранен. Оборудование, квалифицированные рабочие, контракты с железными дорогами. Единственная проблема — отсутствие заказов, но это временно.
Вентури изучил список предприятий:
— Автомобильные заводы в Детройте. Текстильные фабрики в Новой Англии. Нефтеперерабатывающие предприятия в Техасе. Это же основа американской промышленности.
— Совершенно верно, — кивнул я. — Через два-три года, когда экономика начнет восстанавливаться, эти предприятия снова станут прибыльными. А их стоимость вырастет в десятки раз.
Риччи внимательно изучал цифры:
— Для покупки всех объектов из списка потребуется около восьми миллионов долларов. У нас есть такие средства?
— Более чем достаточно, — ответил Кляйн. — После выплаты комиссий участникам синдиката в нашем распоряжении остается семнадцать миллионов наличными.
