Ведьмин кот (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт"

— Луизе купил, — отстраненно проговорил рейтар. — Она голубое любила. Обрадовалась бы, а, герр патермейстер? Не успел подарить. Ничего не успел. Ну ладно. Пойду извинюсь. Подарю. К лицу придутся.

И зашагал к флигелю так быстро, словно боялся передумать, расплескать явно вымученные извинения.

Извинения?!

Грязный, в запекшейся крови кулак, стиснутый до белизны, пустые глаза, окаменевшее лицо — да кто так извиняется?! И эти смятые ленты, купленные для нареченной! Подарить их другой? Так быстро?!

Больше не обращая внимания на тренировку, Видо пошел за рейтаром, который уже переступил порог флигелька. Ничего с Клаусом не будет, если извинится при патермейстере, но с каждым мгновением подступавшей тревоги Видо все сильнее казалось, что намерения несчастного далеки от извинений.

И, кстати, случайно ли он выбрал момент, когда все, абсолютно все его сослуживцы собрались во дворе вокруг Ясенецкого, и оттуда их тараном не сдвинешь?!

* * *

Все утро Стаса мучило чрезвычайно таинственное происшествие, рассказать о котором наверняка следовало, только он никак не мог сообразить — кому. Выходило так, что кому ни расскажи, будешь выглядеть дураком, а выглядеть дураком незапланированно Стасу не нравилось. Это, знаете ли, дело серьезное, требует грамотной подачи!

Ладно, к примеру, перед Фильцем или герром котермейстером. Но что, если в этот момент рядом окажется симпатичная девушка?! Та самая, которая и так считает, что «в этой вашей Московии, герр аспирант, не сочтите за обиду, люди какие-то странные! Виданое ли дело, принимать угощение от старушки, живущей в лесу!» И это Моргенштерн еще про их совместные бордельные подвиги не рассказал, хотя тут как раз понятно — сам стесняется. Со шкафа-то падал он.

Но вот происшествие… Утро Стас освободил от обычных дел, чтобы позавтракать в компании прелестной Красной Шапочки. Быстро сгонял в баню, умылся, надел свежую рубашку, которую с вечера попросил погладить одну из горничных — вот и мыло пригодилось, чтобы задобрить прислугу.

А когда причесывался, мазнул по столу взглядом и замер.

Там, прямо посередине, лежала открытая тетрадь.

В комнату он вернулся поздно вечером и сразу лег спать, мечтая о выразительнейших ногах… то есть глазах, разумеется, глазах сестры Катарины! Но вот перед отъездом точно написал несколько строк каракулей, с трудом заслуживающих права называться буквами. А тетрадь — это он теперь ясно вспомнил! — закрыл. Ну и что это такое? Кто-то из местных проявляет любопытство?

Заглянув в тетрадь, он присвистнул от удивления. Весь разворот покрывали изумительно ровные строки — тщательно переписанная молитва, служившая образцом. Буквы были выписаны тонко, без единой кляксы, твердым, но не столько старательным, сколько уверенным и даже изящным почерком. Чужим, разумеется! У него такого прекрасного почерка даже дома и ручкой не было!

Стас осторожно перевернул несколько страниц ближе к началу. Его каракули остались на месте, вот и памятная клякса! Но после них шли строчки, заполненные столь же ровными и красивыми буковками. Так… И что за неприятная каллиграфическая сволочь ему так неуместно помогла?!

Некстати вспомнилось, что по капитулу шарится отрубленная рука ведьмы, и сразу показалось, что почерк — женский. Но никакого воображения не хватало, чтобы представить живую, то есть мертвую руку, влезающую в окно — или проползающую в дверь? — исключительно ради упражнений в чистописании.

Стас озадаченно посмотрел на стол, на раскрытую тетрадь и аккуратно закупоренную чернильницу. Показалось, что чернил в ней стало меньше — логично, вот они, в тетради!

Но кто? Вряд ли это были оставшиеся на дежурстве рейтары. Фрау Марта? Возможно, но зачем бы ей?!

Господин Фильц? Воображение тут же нарисовало, как секретарь темной ночью влезает в открытое окно, а потом, в свете потайного фонаря, заполняет прописи и мстительно посмеивается, предвкушая, как офигеет жертва милого розыгрыша. В этом месте воображение сказало: «Ой, мля!» — и упало в обморок.

В общем, на завтрак Стас шел в полнейшем недоумении. Увы, очаровательную Красную Шапочку долг звал в служебную командировку. И совсем не факт, что возвращаться она будет в обозримом будущем и тем же путем.

«А Марина? — поддел внутренний голос. — Что, забыл?»

«А что Марина? — вздохнул Стас. — Три года не виделись, а теперь неизвестно, встретимся ли вообще. Притом она давным-давно дала понять, что в качестве серьезных отношений меня не рассматривает. Нам было хорошо вместе, но потом пришла пора идти каждому своей дорогой. И эти три дня в любом случае ничего не изменили бы. А уж теперь… И вообще, как мне это мешает любоваться сестрой Катариной? Еще бы увидеть ее без этого дурацкого чепчика. И почему у них в Ордене форменным головным убором не выбрали береты?!»

…Поработать с рейтарами он согласился с чувством, похожим на счастье! Пусть бравые парни понятия не имеют, с какой ценностью соприкоснутся, но возможности хоть ненадолго окунуться в такое любимое, буквально родное занятие Стас был рад несказанно. Тренироваться с новичками ему нравилось, и последние лет пять он был в школе постоянным сэмпаем. На полноценное преподавание, правда, не решался, хотя сенсей говорил, что хоть завтра передаст одну из групп. Но времени не хватало, да и ответственность это огромная. Сам Уэсиба утверждал, что после десяти лет путь в айкидо только начинается! А тут — учить других!

— Станиславушка, ну чего ты от судьбы бегаешь? — усмехался сенсей. — Это — твое, все равно никуда не денешься. Да и как ты на третий дан сдавать будешь? Там опыт преподавания по критериям нужен!

— Не буду я на него сдавать! — отбивался Стас. — Рано мне! Я, конечно, прекрасный и талантливый, но меру-то знаю! И так слишком быстро на второй пошел, только ради престижа школы. Не чувствую я в себе такого права!

— Это хорошо, Станиславушка, — неизменно отвечал сенсей. — Вот с теми, кто чувствует, с ними тяжко. Мало у кого это чувство с реальностью совпадает, обычно наоборот. Количество самомнения напрямую с дурью коррелирует. А у тебя хорошая пропорция, правильная! Ты в себе ровно настолько сомневаешься, чтобы дальше идти. Ладно, побегай, пока молодой, а потом я тебя все-таки дожму. Группу возьмешь, а когда-нибудь и школу передам. Тогда не отвертишься!..

Конечно, на классическую тренировку это не походило вообще! В зале должно быть тихо, как в библиотеке! А вокруг восторженно охали, хлопали друг друга по плечам, отпускали шуточки и сами же над ними ржали жеребцами. Валяя по местным «татами» одного за другим людей фон Гейзеля, Стас увлекся. Да так, что едва не перестал контролировать обстановку вокруг, а это — непростительный промах. Вот за такое сенсей точно не похвалил бы, да и самому стыдно!

Он тут же исправился, отметив и расстановку зрителей, и сидящую неподалеку кошку, которая живо интересовалась происходящим, и Клауса, что шел мимо. Ага, выпустили с гауптвахты, значит! Аккуратно роняя на матрас Йохана, который порадовал внезапно глубоким пониманием принципа айкидо, Стас увидел боковым зрением, что патермейстер двинулся вслед за Клаусом. Рейтар уже скрылся в дверях маленького флигелька, и Стаса кольнуло беспокойство — там Ева-Лотта, а от фигуры Клауса прямо веяло напряжением. Над ним как будто темное облако собралось!

Несколько вдохов — и Моргенштерн вошел туда же. Йохан пыхтел и сопел над ухом, Стас подчеркнуто медленно направлял его движение, показывая бросок, и тут…

Что-то изменилось в мире. Что-то встряхнуло этот мир, как калейдоскоп, и цветные кусочки сложились вроде бы так же…, но нет! Совсем не так! Мир встал на дыбы, повернулся оскаленной пастью, топнул копытом — словно мифическая лошадка-кельпи, норовящая сожрать неосторожного седока.

Стало тихо — вязкой и тяжелой тишиной, которая обрушилась на капитул, и шумевшие миг назад липы замерли, будто их залило янтарем. Люди застыли мошками, большая птица встала на крыло прямо в полете, и тень от нее неподвижным пятном легла на брусчатку.