Кладбище забытых талантов (СИ) - Мельн Игорь

И после того пришла жгучая нестерпимая боль. Когда Наташа только пересекла черту ловушки, когда пробежалась по сухим листьям, траве и веткам, смоченным керосином, когда от боли начала отбрасывать ногами кучи листьев вокруг нее — тогда едкая жидкость налипала на туфли, впитывалась, набиралась мощи. И вот пламя вспыхнуло на обуви так сильно, что все попытки затушить его о землю только усилили жар, привнесли новые болезненные ощущения, словно даже земля утопала в керосине. Подошва задымилась первой, принялась капать, как весенняя сосулька, и вскоре растворилась, точно была выполнена из бумаги. Керосин добрался до нежной кожи ступни.

Призрачная девушка метнулась к гробовщику, растекшемуся по дну клетки, как темная капля смолы. От боли она яростно вцепилась в прутья камеры заключения, зажмурилась и сдавила холодный метал, будто шею монстров.

— Отведешь в подземелья? Отвечай! — закричала она с хриплым надрывом. Ожидание, пока гробовщик найдет силы для четкого звука, было губительно, отчего с призрачных губ слетало шипение, не уступавшее темным недругам. — Говори, черт тебя дери!

— Да, — сказал покалеченный гробовщик сгоревшим, высохшим горлом, но предельно разборчиво, по-человечески.

Без промедлений Наташа затрясла ногой, и правая туфля — точнее сказать, та обугленная ткань, едва покрывавшая ступню — слетела, отправившись в огонь; со второй пришлось труднее: подошва налипла на кожу, отчего отдирать ее пришлось резким движением, после какого последовала буйная череда брани. Призрачная девушка присела и только потом обнаружила в руке садовую лопатку, которая прошла под крепежной скобой, заработав как рычаг. Таким способом она расшатала загнутый кусок металла, а после потянула инструмент на себя за оба конца.

Вблизи послышалось частое дыхание, за языками пламени показалось увесистое ведро, парившее над землей сначала в аршине от земли, а потом на высоте трех четвертей сажени. Под натужный звук из ведра посыпался мелкий песок, обрушившийся плотным водопадом на одну из мебельных колонн, бывшей приземистой тумбой, и та потухла, заструившись вязким дымом; в то же время нарушилась целостность круга между двумя предметами мебели — благодаря тому же песку. Но вдруг тушение притупилось: ведро осело на землю, несколько звучно стукнувшись дном.

— Пусть горит, — грозно прорычал Хэйрон. Пушистым, но необычайно мощным хвостом он выбил ведро из рук призрачного юноши. — Так угодно Анне.

Юрий нагнулся за ведром и вновь почувствовал толчок, на этот раз в бок; вначале он подумал о котлунге, решившим настоять на том, чтобы гробовщик (о Наташе тот не знал) погиб, но спустя мгновение кожа зачесалась, словно вспомнив эту теплую волну. Забыться в видениях призрачный юноша не успел — пушистый кулак теперь ощутимо столкнулся с плечом.

И Хэйрон отправился на безрассудную помощь призракам, которые жестоко поплатились за попытку уничтожить зло, что было гораздо сильнее них.

Между тем Наташа справлялась со вторым креплением. Подумалось, что, не потеряй она равновесия, навалившись пораженной пяткой на земельные неровности, никогда бы не смогла вырвать скобу одним резким движением. Правда, в тот момент призрачная девушка так сильно сжала зубы, что в них еще разливалась боль, а от одного, казалось, отделилась небольшая часть.

— Наташа! — крикнул Юрий слева, выплеснув широкую полосу песка от обода круга до призрачной девушки. — Сможешь выйти? Песка мало осталось… У него получится?

Вместо ответа клетка рухнула на бок, и металл покрылся копотью от костра.

— Выметайся! — процедила Наташа каждый слог сквозь сомкнутые зубы и губы.

— Жарко. Больно.

Высыпав остаток песка на полуживой шкаф, соседний с потухшей тумбой, Юрий подбежал к подруге, и вместе они подхватили гробовщика под руки. Призраки мгновенно поморщились: ледяное тело монстра, несколько согретое пламенем, все же охлаждало ладони, сама кожа, как и ткань, казались влажными, липкими, будто так могла ощущаться тьма. У покалеченного не было сил сопротивляться, равно как и передвигаться, отчего нижняя часть туловища волочилась по земле. Однако при прохождении потушенной полосы земли, где с двух сторон припекало, гробовщик начал извиваться и, пристав на ноги, покинул ловушку самостоятельно.

Пленник несколько отдалился от места заточения и рухнул на землю близ высокой травы и старого ствола дерева.

— Мы вернемся, — сказала Наташа, ударив гробовщика по плечу.

И призраки удалились с места первого происшествия той страшной ночи.

Спустя время команда вернулась в тайное место дуба, решив скоротать там оставшиеся часы до возвращения товарищей. Пока Юрий рассказывал об игрушках в коробке, дополняв образы натуральными фигурками, о дневнике, удивив знанием древнего языка, Наташа уселась на подстилку из сушеной травы и пыталась увлеченно слушать его. Порой призрачная девушка постанывала от боли, но в такие моменты крепче сжимала зубы, чтобы не перебивать рассказ. Однако после одного звучного шипения, когда она положила невидимую ладонь на больное место, призрачный юноша расслышал это и сказал:

— Сильно обожглась?

— Я не вижу, черт возьми! По ощущениям трудно определить: кажется, что вместо ступней — моих прекрасных ступней! — там теперь угли, но на деле же так, пустяк, легкое покраснение, наверное.

— Потерпи немного. У Сидни должны быть лекарства, продезинфицировать и перебинтовать обязательно нужно. Я думаю, лучше снять обувь.

— Хорошо думаешь, вот и огонь думал так же, похерил мои туфельки полностью. Остатки я выбросила. Хотя нет, пару кусков ткани прилипло к коже, отдирать боюсь.

Мысль стрельнула по лицу вспышкой тока, отчего эмоции, скрытые зельем, проступили непривычно ярко.

— Хочешь сказать… Ты всю дорогу шла босиком? Это же должно быть очень больно.

— Черт! Вот вроде ты не тупой, но иногда выдаешь такое… Естественно, я шла босиком! Этот керосин, черт его дери, сожрал всю подошву за минуту — вот и обожгла пятки. И платье пострадало!

— Сказала бы! — вспылил Юрий. — Откуда мне было знать? Что-нибудь можно было придумать.

— Хватит ныть, особенно за меня. Дошла как-то, жива как-то. А сейчас я хочу продрыхнуть пару часов, если смогу заснуть.

Старавшись не задеть невидимые ступни призрачной девушки, Юрий примостился рядом на подстилке, прислонившись спиной к прохладной древесине ствола. Наташа молчала, громко сопела и временами болезненно вздыхала, когда пыталась переложить занемевшие ступни. Наконец собственное дыхание стало раздражать ее и она заговорила почти криком:

— Чего молчишь, черт возьми?! Говори хоть что-нибудь, рассказывай, а то оставаться наедине с болью в тишине тошно.

— Я думал, ты спать будешь. Вот и не…

— Обними меня.

Юрий не ответил от удивления, но даже на расстоянии слышалось, как зазвучало барабаном его сердце. Как истинный молодой человек, не обделенный скромностью, он уделил время раздумью, всерьез ли говорила Наташа.

— Хватит там воображать себе пошлятину! Я не прошу тебя о чем-то таком — со стервой своей будешь развлекаться. Просто ступни горят адски, а все тело замерзло, кончики пальцев наверняка синие. Черт! Я тебя умолять не собираюсь. Как хочешь.

Призрачный юноша задвигался по сухой траве, терзав дряхлые стебли растений, пока не прислонился к выгнутой дугой спине подруги — она лежала на боку, — и аккуратно положил ей на плечо ладонь.

— Да уж, ты и правда ни разу к девке не прикасался? Даже мой братец двенадцати лет вел себя развязнее. Или, — сказала она, усмехнувшись, — боишься, что рыжая заметит? Мы же невидимые, черт возьми!

— Перестань, ничего я не боюсь! Просто мы с тобой едва знакомы. Ты бы тоже испытывала неловкость, лежа в одной постели с чужим человеком.

Чтобы продолжить разговор, Наташе потребовалось время в тишине, после чего она потерла пальцами обезображенной руки глаза, переносицу и ими, еще влажными, обхватила юношескую ладонь, прижав на груди. Вышло так, что после этих действий призрачный юноша придвинулся к ней вплотную, уткнувшись носом в гриву черных закрученных в спирали волос, от которых исходил натуральный резкий запах.