Царство Сибирское (СИ) - Путилов Роман Феликсович

Я пил его маленькими глотками, но не чувствовал вкуса одного из лучших сортов дорогого китайского напитка. Не дают великосветские интриги мне жить спокойно, опять надо куда-то бежать и что-то решать. Самое главное, что непонятно, в чем причина такого наглого игнорирования — моя личность, или происхождение моей супруги? Одно хорошо — мне, для прояснения этого вопроса надо лишь дать задание специально обученным людям. Не скажу, что моя контрразведка идеальна, но кое-чему они уже обучены, поэтому выяснить циркулирующие по городу слухи они вполне способны. А то, что слухи будут циркулировать, у меня никакого сомнения нет. Отсутствие одного из высших аристократов, в городских масштабах, конечно, на приеме у губернатора уже сегодня станет темой для самого горячего обсуждения в определенных кругах.

Следующий день ясности не принес. Разговоры о нашем с Гюлер отсутствии на вчерашнем приеме по городу циркулировали, правда ясности в его причине никто пока не знал. Генерал Милованов был представлен гостям званного ужина, как чрезвычайный комиссар по снабжению по эту сторону Уральских гор. На приеме был зачитан указ Государя-Императора о введении на территории Сибири и прилегающих территорий чрезвычайной продовольственной ситуации, согласно которому во всех местностях, куда могла дотянуться рука имперской власти, устанавливалось что-то типа продразверстки. Во-исполнение Указа, уже были взяты под охрану пара крупнейших городских продовольственных склада, а также мельницы и городская бойня. Мелкие склады подвергались тотальной очистке от всех пищевых запасов.

Приглашенные на званный ужин, часть из которых имели доли в торговле или производстве продуктов, на слова эмиссара Императора только удрученно крякали, но возражать никто не посмел.

По городу рыскали десяток вооруженных групп, выискивая запасы продуктов, а на перспективу — формировались заготовительные отряды, кои должны были вывернуть крестьянские кладовые в окрестных деревнях.

Слава Богам, телеграф пока не перешел под контроль военных властей, поэтому я успел дать телеграмму в Покровск о приостановке поставок продовольствия в Омск. Две скоростные баржи встали на рейде станицы Черлакская, что отстояла от Омска на расстоянии в сто пятьдесят верст. Но вопрос в продуктами надо решать немедленно. У меня в Омске и окрестностях было расквартировано почти пятьсот человек, которые хотели кушать каждый день и не по одному разу.

Ситуация в городе складывалась нервная. Хлебные, мясные и прочие лавки были закрыты. Власти обещали за пару дней распечатать и раздать обывателям хлебные карточки, из расчета фунт хлеба на взрослого человека в день. О карточках на другие продукты речи пока не было. Муку на рынке продавали из-под полы люди купца первой Прохорова Зната Колыча. Естественно, что за двое суток цена на муку взлетела в два раза и готовилась рвануть еще выше.

С другой стороны, новые реальности — это новые возможности. В последнее время поток переселенцев из России в мои земли, а тут должен сработать такой стимул, как голод. И хотя до голода еще далеко, но, при таком отношении имперских комиссаров к населению, до голодных волнений осталось совсем немного.

Так прошло несколько дней — губернское управление отпечатало карточки, после чего принялось их раздавать и начались скандалы. Мобилизованные на это дело дворники, городовые и чиновники всех ведомств за два дня обошли все дома в городе и отчитались о образцово выполненной работе, а на третий день у дверей казенного учреждения собрались толпа жаждущих получить карточки. Голодные люди орали под окнами городской управы, плакали дети, а за толстыми стенами присутственного места исполнительная власть пыталась разобраться в произошедшем. Толстые амбарные книги, в которых были проставлены все домохозяйства, количество жителей и подписи, подтверждающие получение ценной бумаги.

— Отвечайте, канальи! — орал тучный столоначальник на «бригаду раздачи», состоящую из городового и двух дворников: — На улице Иркутской всем жильцам выдали карточки на хлеб, на следующий месяц?

— Как есть все, ваше благородие. — под дружное кивание дворников, браво отвечал усатый городовой, стараясь дышать в сторону от важного начальника густой смесью столового вина, чеснока и копченого сала.

— А почему люди пришли жаловаться, что вы им ничего не выдали? — столоначальник вытер вспотевшую красную лысину большим носовым платком — в управе было жарко, не по погоде, натоплено.

— Так народец на Иркутской — известные мошенники и горлопаны, им лишь бы поорать и бунтовать. А у нас все записано, каждый домохозяин самолично расписался, ну или баба ихняя. Вот, сами можете, ваше благородие, в этом убедится.

Действительно, серые страницы амбарной книги густо были усеяны крестами, заменявшими подпись для большинства неграмотного населения, лишь изредка разбавляемые какими-то подобиями подписей.

— Эй, кто там! — крикнул столоначальник в коридор и велел появившемуся на пороге кабинета курьеру привести из толпы скандалящих горожан кого-нибудь с улицы Иркутской.

Через пять минут чиновник уже «пытал» худого мужика в драной пиджаке: — Как твоя фамилия и в каком доме проживаешь?

— Хомяков я, Истома, квартирую в отдельной комнате в подвале доме купца Слонова.

— Карточки получал?

— Я ваше благородие врать не обучен, не давали нам никаких карточек.

— А это что? — чиновник ткнул пальцем в строку на одной из страниц амбарной книги.

— Так я грамоте не обучен.

— Тут написано, что Хомякову Истоме, сыну Нерослава выданы карточки на двух взрослых м трех ребятишек.

— Да барин, ты хоть режь меня, никаких карточек я не получаю

Детишки второй день ревут голодные, а ты говоришь, ч

— Но крест то твой здесь стоит?

— Крест похож на мой, но никаких карточек я в глаза не видел, и городовой Силантий Огнедарыч к нам не заходил, предками клянусь…

— Гоните его в шею…- чиновник без сил упал в глубокое кожаное кресло и принялся усиленно обмахиваться платком, пытаясь сообразить, что можно предпринять в данной ситуации. Ситуация была патовой. Было ясно, что дворники и городовые, понаставили кучу лишних крестов и уже реализовали полученный хлеб, а вот где взять дополнительный провиант чиновники не представляли. Суровый генерал из столицы четко выделил городу зерно согласно фискальным спискам управы и ни о каких дополнительных поставках провианта слышать не хотел, а губернатор заявил, что это дело городских чиновников, и он в него влезать не будет.

Набережная реки Оми. Улица Тверская.

Волнения голодающих подавили в зародыше. Генерал Милованов отозвал из деревень отряды продразверстки, набранные из обитателей городского «дна» за усиленный паек. В результате короткой и яростной драки у ступеней губернаторского дома голодающие были избиты. Троих убитых увезли в мертвецкую, кровь смыли, выбитые зубы смел, недовольно бурчащий, дворник. А, не добившийся правды, народ, подхватив пожитки и детей, двинулся в вербовочные пункты Великого княжества Семиречье.

Завербованный народ напротив моего дома начал собираться с вечера. Палаток в центре города никто ставить не разрешил, но вот запретить поставить во дворе моего дома две полевые кухни мне запретить никто не мог. На мнение «чистой» публики, что фыркала и морщила носы при виде шумного табора напротив моих ворот, мне было наплевать. Люди получали деревянную миску горячего варева, четверть каравая хлеба на человека, ужинали на широкой мостовой и укладывались спать. Завтра, с рассвета, их ждал горячий завтрак и погрузка на баржу, которая увезет их на юг, к теплу и сытой жизни.

Баржи подвалили к берегу на рассвете. Не выспавшиеся, после ночевки на камнях мостовой, мужики, мрачно ругаясь, отправились разгружать суда, а женщины, старики и детишки все пытались подобраться поближе к дымящимся кухням, где повара готовили кулеш на сале, чтобы покормить людей перед дальней дорогой.