Царство Сибирское (СИ) - Путилов Роман Феликсович

— Вы имеете в виду ее родственников, которые скоро должны прибыть в город для выборов главы княжества? — решил показать свою осведомленность губернатор, в ответ на что Ванда откровенно захихикала.

— Какие родственники, о чем вы? Супруга Олега, Гюлер, не нуждается ни в каких родственниках. Да, они у нее есть, и в немалом количестве, но они скорее, выступают в качестве данников княжества Булатовых, кои обязаны выставить несколько тысяч всадников по первому требованию Гюлер, у которой, кстати, прекрасные отношения в офицерами армии князя. Если допустить, что князь погиб…

— А вы допускаете, что князь жив? — напрягся губернатор.

— Вполне. — отрезала решительно Ванда: — Может быть, Олег ранен — это неважно. В любом случае в их доме что-то случилось и нам необходимо воспользоваться моментом, чтобы ликвидировать это семейство раз и навсегда.

— А зачем мне вы? — отрезал губернатор: — Если этот так срочно, как вы меня убеждаете, то уже сегодня я направлю в дом Булатовых своих людей, а завтра утром…

— Завтра Гюлер уже пополнит свою обширную коллекцию вашими ушами, ваше высокопревосходительство. — хищно улыбнулась Ванда: — Поверьте, все так и произойдет. А послезавтра, она, возможно, присоединит всю губернию к своему княжеству, переименовав Омск, в память о муже, например, в Олеговск. И будет здесь править до конца войны, а если Российская империя войну проиграет, то вероятно, Гюлер будет править здесь очень и очень долго.

— Вы что такое говорите? Она же дикая неумытая девка, обряженная в европейское платье…

— А вот после этих слов, господин губернатор, для вашей же безопасности, Гюлер надо убить, причем немедленно. — Ванда зябко передернула плечами, бросив настороженный взгляд на пантеон славянских богов: — Иначе завтра она придет за вашей головой.

— Хватит меня пугать! — губернатор грохнул кулаком по столу, но вышло все очень плохо — недоеденный суп расплескался по гладкой столешнице. Тоненькая струйка варева потекла потихоньку к краю столешницы, в сторону начальственных штанов. Видя приближающуюся опасность, губернатор схватил колокольчик и отчаянно зазвенел. В помещение робко заглянул лакей, который, поняв, в чем беда, по краешку, опустив голову, прошел в зал, стараясь не встречаться взглядами с вольно расположившимися в кабинете губернатора молодыми людьми, убрал со стола подтеки и унес тарелку.

— Хорошо…- губернатор с тоской проводил спину уходящего лакея: — Что вы выполните за половину трофеев?

— За половину трофеев мои люди сегодня ночью войдут в дом Булатовых и нейтрализуют всех, кто там будет. В этом случае войска Булатовых не будут способны к активному сопротивлению и, не позднее, чем через сутки, уберутся на юг, откуда они и пришли.

— Вы что, хотите всех убить? — поразился кровожадности своей собеседницы губернатор.

— Всего лишь нейтрализовать. — улыбнулась Ванда: — Но, если произойдёт эксцесс исполнителя, все в воле богов, мы такой команды не давали.

Пока высокородные сообщники прощались, я выпал в реальность и заорал — времени на раскачку не было ни минуты.

Через пять минут над крышей здания взлетели три ракеты, две зеленые, и одна красная, а через два часа, по живому коридору из моих стрелков, что перекрыли улицу от моего дома до причала, к срочно вызванным самоходным баржам двинулась траурная процессия, несущая к судам большую закрытую домовину, окрашенную в зловещий черный цвет. Срочно вызванный оркестр, бросивший репетицию в местном театре за хорошую мзду, тоскливо наяривал что-то средние между «Реквиемом» Моцарта и «Вы жертвою пали в борьбе роковой», а в толпе сбежавшихся горожан громко шептались, что благодетеля -князя застрелили волшебной пулей, и он нынче умер в страшных мучениях, а его жена-степнячка поклялась на родовой сабле страшно отомстить виновникам гибели мужа, как только закончиться трехдневный траур.

Оная жена, затянутая в черное вдовье платье, в черном платке, закрывающем лицо, с темным свертком в руке, провожала в последний путь своего супруга, стоя на балконе третьего этажа. Если бы вы знали, чего мне стоило уговорить унтер-офицера Бондаренко напялить дамский наряд, играя роль безутешной Гюлер, держащей в руке замотанное в одеяльце полено, что, со значительное расстояние, было весьма похоже на нашего сына Искандера. Сама же Гюлер, одетая в армейскую куртку, в натянутой на голову, форменной кепи, шла в сторону барж, вместе с солдатами, прислугой и прочими лицами, желающими проводить в последний путь своего господина. Там же, в толпе, одетая прислугой, шагала и госпожа Вера Игоревна Бухматова с моими сестрами и детьми.

Набитые народом баржи вышли на середину реки, на виду у половины города, с одной из них спустили небольшую лодку, на которую водрузили черную домовину, и лодку оттолкнули от борта баржи, после чего небольшое суденышко медленно начало свой дрейф на север. Отплыть далеко лодке не дали — мелькнул фаерболл и, пропитанное керосином, суденышко вспыхнуло, словно свеча.

Я, стоя у окна своего дома, укрывшись за тяжелой плотной шторой, даже загрустил. Обряд этот я подсмотрел в кино, в прошлой жизни, но, вот представлять, что в домовине сейчас жариться, в адском пламени, мое тело, было неприятно.

Пока остатки горящей лодки медленно плыли вниз по течению, баржи совершили дружный разворот, дабы вернуться к берегу, как вдруг одна из них потеряла ход. Вторая, видя проблемы у товарки, застопорила ход, после чего я отошел от окошка. Времени было мало, пора было готовить дом к отражению ночного нападения, а согласно сценария, утверждённого мной, сейчас баржа будет долго пытаться починиться, вторая же все время будет находиться рядом, после чего, когда станет понятно, что скоро наступит темнота, а дать ход судно не может, вторая баржа возьмет свой систер-шип на буксир и медленно потащит его в сторону Атаманского хутора, где располагаются наша база и мастерские. Обратно, до наступления ночи, суда не вернуться, и, по несчастливому стечению обстоятельств, по мнению стороннего наблюдателя, в большом доме ночью останется только десяток охранников, моя вдова Гюлер и наш наследник, грудной младенец Искандер, ну возможно, еще пара женщин из обслуги, которых никто никогда в расчет не брал.

Омск. Дом генерала Соснова.

Слава богам, я выставил Гюлер из дома, заставив ее своей властью взять ребенка и отправиться с большим конвоем на Атаманский хутор. Со мной остались только добровольцы, которым я прямо сообщил, что личная безопасность не гарантируется. Раз Ванда обещала губернатору, что у нее хватит сил сегодня ночью убить всех обитателей этого дома, я склонен ей верить. Почему я не ушел за реку с основной массой слуг, солдат и офицеров? Noblesse oblige, положение обязывает. Если я сбегу из своего дома, не попытавшись его защитить, пойдут нехорошие разговоры, репутация моей светлости в войсках упадет, немного, но упадет.

Сейчас уже вечерело, темнота надвигалась на город, в воздухе витала тревога. Унтер-офицер Бондаренко, по-прежнему обряженный в женское платье, с траурным, глухим платком на голове, несколько раз появлялся в слабоосвещенных окнах третьего этажа, на крыльце маялся часовой, а парный патруль обходил дом по периметру. У часовых была одна инструкция — как только они почувствуют или услышат любые признаки близкого нападения, они должны бежать куда глаза глядят, лишь бы оказаться подальше от этого места. Редкие прохожие, видимо, тоже чувствовали неладное, так как старались проскочить мимо громады нашего дома побыстрее.

Казармы, которые я недавно арендовал для размещения моих солдат, сегодня срочным образом мы передали арендодателю, выплатив ему небольшую неустойку. Рота, обитавшая в казарме, спешно покинула город, разместившись за городской окраиной, в летних лагерях Омского полка, в данный момент пустовавших. В общем, кого смог, из-под удара вывел, а мне оставалось только ждать…

Похоже, дождались. За дверями раздался выстрел, видимо часовой исполнил свой долг до конца, после чего на входные двери, усиленные магией, обрушился град тяжких ударов.