Царство Сибирское (СИ) - Путилов Роман Феликсович

— Почему нет экстренного реагирования на такие аварийные ситуации? Почему, если самолет «Око» занялся спасением пилота, вслед группе на боевой вылет не отправился резервное «Око», которое должно, в полной готовности, дежурить на аэродроме? Почему по периметру лагеря отсутствуют скрытые секреты, и вас подстреливают здесь же из охотничьего ружья? Господа офицеры, мне вам что, летать запретить, пока вы на земле порядок не наведете? Я могу это устроить. На неделю на землю посажу, а не справитесь с заданием любимого царя, так вообще перейдете на должности, не связанные с летным делом. Услышали меня, господа пилоты? Кругом, шагом марш.

— Аскольд Трифонович! — развернулся я на негнущихся ногах к начальнику контрразведки: — Иностранца допросить при адвокате, после чего передать суду, как диверсанта и шпиона. Там что, повешение в военное время полагается? Приговор в исполнение не приводить, отправить на каторгу, отрабатывать паёк. Будет отказываться от работы — не кормить и сообщить, что я, как восточный сатрап могу дать команду и голову сэра выставят в клубе авиаторов города Покровск, в стеклянной банке с формалином. И это не шутка, господин майор. Второе — отправляете команду следопытов. Цель — поиск инсургентов, помогавших британцу в осуществлении диверсии. Задержанных подвернуть допросу, установить связи, после чего подвергнуть суду и отправить на каторгу, бессрочно, вместе с членами семьи.

— Детей, чей рост… — я вспомнил хромца Тимура: — ниже тележного колеса отправить в школу под патронажем моей супруги. Дом этой семьи взорвать, также взорвать дома ближайших родственников, объявив на базарной площади, за что. Сами понимаете, команда экзекуторов должна быть готова к всяким неожиданностям. Отправляйтесь майор, у вас много дел.

Борьба за Пишпек шла три дня. Обороняющиеся, густо облепив зубцы стен, бестолково стреляли в сторону нашего лагеря, лихо ходили в конную атаку, которая захлебнулась, как только на горизонте появилось несколько боевых аэропланов.

Конец обороны был положен в конце третьего дня. Из облаков выпал одинокий аэроплан, который направился в сторону стен крепости. В его сторону взлетело несколько огненных шаров, которые, однако исчезли, даже не набрав высоту. Поняв, что маги огня с высотной птицей не справляются, в дело вступили маги воздуха. Перед снижающимся самолетом возникали какие-то воздушные искажения и завихрения, но летчик, пользуясь набранной скоростью уходил от воздействия колдовских чар, постоянно маневрируя, меняя высоту и курс. Зашедший, на бреющем полете, с тыла крепости еще один самолет до последнего момента оставался незамеченным — внимание гарнизона крепости было приковано в маленькой серой птичке, выписывавшей на высоте головокружительные пируэты. Второй самолет сделал горку над самой крепостью, после чего аккуратно положил бомбу в одну из привратных башен главных ворот, и бросился наутек, стелясь над самой поверхностью, гладкой как доска, степи. Башня, под крики гарнизона и жителей города, сложилась в дымящуюся кучу, а через сорок минут над оставшейся целой, второй башней взвилось белое полотнище.

Коканд.

— Шелудивый пес! — мой металлический ботфорт ударил по лицу круглолицему мужчине в оборванном халате, и тот со стоном упал навзничь, разбрасывая во все стороны осколки гнилых зубов. Двое здоровых нукеров подхватили тело с, застеленного коврами, пола, и потащили скулящего бывшего правителя Коканда куда-то, в сторону конюшен. Что будут делать с бывшим ханом неверные слуги, удавят или сломают позвоночник, меня не интересовало, через несколько минут на Кокандский престол взойдет новый хан из числа кого-то из родственников бывшего правителя. Кто он и как его зовут — мне было все равно. Договор о вассалитете с Кокандским ханством был согласован с влиятельными вельможами ханского двора, а кто поставит под договором свои каракули, в принципе неважно. Мне осталось только решить, где будут проходить границы, зависимых от меня земель — по реке Сырдарья, или реке Амударья. Честно говоря, идти воевать Бухару не было у меня ни малейшего желания. Остановлюсь я в Коканде — из-за реки будут лезть британские агенты. Возьму я Бухару — на оккупацию потребуется в два раза больше войск, а через реку британская агентура полезет из Хивы. Хиву я брать не собираюсь ни в каком случае, во всяком случае пока. Слишком там жарко и неуютно, а запасы газа Туркестана еще много лет будут оставаться невостребованные.

Окрестности крепости Ак-кала.

Устье реки Амударья.

На территорию Хивы я все-таки попал. У старой крепости Ак-кала произошло заключительное сражение между отрядами «родственников» моей жены и тысячами туркмен, подданных Хивинского хана.

Когда я, с трудом, спустился с трапа и, на негнущихся ногах, двинулся к, гарцующей на великолепном скакуне, моей жене, всадники ее войска принялись спешиваться, и становиться на одно колено, согласно новому уставу. И лишь высокий черноволосый красавчик, затянутый в драгунский мундир (мне надоели рваные, засаленные халаты туземной кавалерии и я издал указ о новой форме одежды для «родственников» Гюлер) продолжал горячить белого ахалтекинца, крутясь вокруг моей супруги. Широкие плечи, узкая талия, черные как смоль, волосы, белые крупные зубы, украшавшие широкую улыбку…

Любой на моем месте бы забеспокоился, представив мою супругу рядом с этим красавчиком, но маленькая фигурка богини Макоши, что была при Гюлер, как говорится, двадцать четыре на семь, не оставляла моей супруге шанса на адюльтер, и вероятно я бы не обратил внимания на этого…юнита, что возомнил себя существенной фигурой на местном политическом небосклоне.

Я подошел совсем близко, и тонкая фигурка жены соскользнула с высокого крупа жеребца, шагнула мне навстречу, присела в книксене по европейскому обычаю, смиренно склонив изящную головку, и лишь наглый паренек продолжал оставаться в седле в присутствии моего величество, да еще смотрел на меня с высоты своего коня так дерзко…

Я взмахнул рукой, под всадником лопнула подпруга и он, вцепившись в поводья, чтобы удержаться, пригнулся к шее животного.

Кожа поводьев мгновенно пересохла, плотно обхватив толстые запястья молодого человека, как наручники, в довершении всего, конь дико заржал и принялся метаться, как на, каком — нибудь, дурацком родео. Я люблю лошадей, но тут надо было наказать красивого зазнайку, и металлические кольца на уздечке коня мгновенно раскалились. Конь не выдержал такого издевательства и помчался в степь, волоча за собой, повисшего на узде, молодого человека.

Воины оставались неподвижными, со склоненными головами, но я уверен, что все видели показательное наказание гордеца.

— Дорогая…- я подошел совсем близко в Гюлер: — Это что было? Мне что, пора начинать беспокоится?

— Дорогой…- жена вскинула на меня, черные, как омуты, глаза: — Мальчик показал себя отважным воином, когда командир полка был убит, трижды водил полк в атаку, пока не опрокинул туркменов. Возгордился, молодая кровь ударила в голову… Прости его, пожалуйста.

— Хорошо. — я отступил на шаг от склонившейся передо мной супруги и обвел взглядом молчащее войско и над степью загремел мой усиленный магией голос: — Воины, поднимитесь. Я прилетел сюда, на поле кровавой битвы, которая закончилась вашей победой, чтобы сказать, что я восхищаюсь вами. Вы разгромили, считавшихся непобедимыми туркмен, и навсегда внесли свое гордое имя в историю Азии. Пройдут столетия, а здесь будут вспоминать, с каким мужеством и отвагой вы разгромили страшного врага. Но, по подвигу и награда. Там, вдоль Амударьи вас ждет богатые Хива и Ургенч. Идите и возьмите богатства вероломного хивинского хана, возьмите себе все. Прошу вас только об одном — принесите мне голову этого сына собаки и ишака, ибо не должен такой тупой ублюдок занимать высокий трон старинной Хивы. Идите и возьмите все, до чего дотянутся ваши руки, а мои небесные птицы помогут вам, как помогали все эти дни во всех славных боях.