Человек государев (СИ) - Горбов Александр Михайлович

Смотрела горничная не на Емельяна, а на меня. Скрыть любопытство даже не пыталась.

— Постояльца вам привёз, — степенно продолжил Емельян. — Хозяева дома ли?

— Дома, где ж им об эту пору быть.

Емельян, похоже, рассчитывал, что его пригласят войти, но девушка это делать определенно не собиралась. Она продолжала с интересом разглядывать меня.

— Проводишь, стало быть, молодого человека? Насчёт квартиры.

— Провожу, отчего же нет. Заблудиться не позволю, — горничная задорно рассмеялась.

— Ну… — Емельян смешался. — Я тогда, стало быть, поеду. За услугу накинете, барин? — повернулся он ко мне.

— Конечно. Как обещал. — Я рассчитался. — Если мне что-то понадобится, где тебя найти?

— Да там же, где встретили, — обрадовался Емельян, — на вокзальной площади. Я, считай, с утра до ночи там. Ежели что, обращайтесь всенепременно!

Он довольно улыбнулся, спрятал деньги и ушёл.

— Идёмте, — сказала Аглая. Двинулась было по коридору и спохватилась. — Ох! А вещи-то ваши?

Я показал саквояж.

— И всё?

— А куда мне больше?

— Н-ну… — Вывод, впрочем, Аглая сделала быстро. Стрельнула в меня глазами. — Без супруги вы?

— Один. Пока.

— Вот как. Супруга, то есть, позже прибудут?

— Вероятно.

— Это как же? — Аглая даже остановилась.

— Ну, если у меня появится супруга, то прибудет. А чтобы супруги прибывали раньше, чем появятся, о таком я не слышал.

— Да вы шутник, — Аглая фыркнула, но, кажется, полученной информацией осталась довольна. Двинулась по коридору дальше. — В первом этаже — хозяйское жилье. А квартиранты у нас живут во втором этаже, в нулевом и мансарде.

— А в нулевом — это в полуподвале?

— Ага. Но хозяйка это слово не любит. Учит, чтобы говорили «в нулевом». Как в заграницах говорят.

Мы подошли к солидной двери из тёмного дерева. Аглая вытащила из кармана фартука ключ. Отперла дверь, распахнула.

— Проходите. Это хозяйский кабинет. Обождите вот тут, — она указала на кресло, обитое тёмно-зелёной кожей.

Кресло, в компании второго такого же, стояло у невысокого столика. На столике лежали журналы, на подносе рядом — графин с водой.

— А как хозяевам доложить-то об вас? Оне сейчас на заднем дворе, там молочница пришла.

— Скуратов Михаил Дмитриевич. Прибыл из города Энска по служебной надобности.

— Поняла.

Аглая улыбнулась, кивнула и выскользнула за дверь. Я сел в кресло, саквояж поставил рядом.

Журнал, лежащий сверху, оказался прошлогодним. Я порылся в стопке, нашел журналы пяти- и семилетней давности. Принялся листать, но не успел перелистнуть и двух страниц.

Дверь скрипнула. В кабинет, воровато оглянувшись, вошёл плешивый низенький мужичок с жидкими усиками. Закрыв за собой дверь, он приосанился. Шагнул ко мне и важно проговорил:

— Викентий Викентьевич Дюдюкин. Хозяин сей скромной обители.

— Очень рад. — Я встал и поклонился. — Михаил Дмитриевич Скуратов.

— Рад, душевно рад, — хозяин потряс мне руку. — Квартирой, стало быть, интересуетесь?

— Да. Мне бы хотелось…

— Рад! Душевно рад, — повторил хозяин.

Смотрел он мимо меня. Взгляд впился в дубовый резной секретер, стоявший позади большого письменного стола.

— Извольте обождать буквально одну секунду!

Викентий Викентьевич снова воровато оглянулся на дверь. После чего резво, как борзая на охоте, рванул к секретеру.

Ключ торчал в замке. Викентий его повернул, открыл дверцу, исчез в дубовых недрах, а через мгновение вынырнул. В руке он держал графин с тёмно-красной жидкостью. Поднял его над головой гордо, как олимпиец завоёванный кубок. Отрекомендовал:

— Вишнёвая! Собственного, так сказать, производства. Кухарка наша делает. Изумительная вещь!

Викентий подскочил к столику, у которого сидел я, схватил стаканы, которые стояли возле графина с водой, и в мгновение ока наполнил.

— Ну, как говорится, милости прошу к нашему шалашу!

Викентий сунул мне в руки стакан. Не дожидаясь ответа, тюкнул по нему своим. На то чтобы опрокинуть в себя содержимое, у Викентия ушла едва ли секунда. После чего он немедленно наполнил стакан вновь.

— Ну что же вы? — укоризненно посмотрел на меня. — Неужто хотите хозяина обидеть? А выглядите таким романтическим молодым человеком! Прямо как в прежние времена.

— Ни в коем случае не хочу вас обидеть.

К романтическим молодым людям я себя не относил, но у хозяина было, видимо, собственное представление о романтике.

Я пригубил содержимое. Выдохнул. Настойка оказалась крепкой.

— Изумительная вещь! — Викентий торжествующе смотрел на меня. — Ро-ман-ти-чес-кая!

— О, да. Вашей кухарке надо отдать должное.

— Золотые руки! Воистину, золотые. — Глаза Викентия ласково затуманились. Но мечтал он недолго. Снова поднял стакан. — Ну, как говорится, за романтизьм!

И немедленно выпил. Выпиваю ли я, в этот раз он уже не следил, поэтому пить я не стал. Интуиция подсказывала, что трезвый рассудок ещё пригодится.

«Интуиция — чушь, — азартно объявил Захребетник. — А настойка недурна!»

Эге, приятель. Вот сейчас интересно стало: это ты меня искушаешь или самому охота порадоваться вместе с Викентием? Впрочем, неважно. Как бы ни было — обойдёшься. Своему телу и разуму хозяин, слава богу, я.

Мне показалось, что при этой мысли Захребетник ухмыльнулся. Но спорить со мной не стал.

— Освежим, — сказал Викентий, осушив стакан и поставив его на столик.

Капнул настойки в мой стакан и принялся заново наполнять свой.

Теперь он уже не спешил. Движения стали плавными, лицо обрело счастливое и благостное выражение. За тем, как льётся в хрустальный стакан тёмно-красная жидкость, Викентий следил так, как искушенный любитель музыки мог бы слушать концерт. Поднял стакан и посмотрел на меня. Сфокусировать взгляд ему удалось не сразу.

— Э-э-э, — глубокомысленно сказал Викентий.

— Скуратов, — изо всех стараясь удержаться от смеха, напомнил я. — Михаил Дмитриевич.

— Я помню, — оскорбился Викентий. — Я все помню прекраснейшим образом, уважаемый Дмитрий Михайлович! Вы, стало быть, интересуетесь по вопросу настройки фортепияно? Моя супруга недавно приобрела по случаю великолепнейший инструмент. И теперь, изволите ли видеть…

— Не совсем.

Глаза Викентия неудержимо разъезжались в разные стороны от переносицы. Он их старательно собирал обратно. Глядя на это, сохранять серьёзный вид становилось всё труднее, но я держался.

— Я интересуюсь проживанием в вашем доме.

— Ах, ну конечно! — Викентий всплеснул руками. — Конечно же, дорогой мой Михаил Скуратович! Проживанием. В доме. Н-да… Всего лишь. Никакого романтизьму…

Он глубоко задумался. Но посмотрел на стакан и быстро нашёл способ прогнать печаль.

— Ваше здоровье, дражайший Скурата Малютович!

— Будьте здоровы.

Мы чокнулись. Викентий приложился к стакану. Меня ситуация забавляла всё больше.

— В вашем доме, — уточнил я, дождавшись, пока Викентий выпьет. — Я планирую жить в вашем доме. Если вы не возражаете, конечно.

— В моём? — озадачился Викентий. После чего расцвёл и снова всплеснул руками. — Так живите! Живите на здоровье, любезный Малюта Скуратович! У нас тут, изволите ли видеть, по-простому. В первом этаже обитаем мы с супругой. Во втором половину этажа занимает господин Гарин, изобретатель. Не доводилось слышать?

— Нет.

— Он пока не очень известен, увы… Вторая половина этажа — комнаты. И в мансарде тоже.

— А свободные-то есть?

— Что?

— Комнаты.

— Где? — Глаза Викентия снова разъехались.

— В вашем доме. Свободные комнаты. Есть?

— Конечно, есть! — возмутился Викентий. — Для такого дорогого гостя — как не быть? Вот, к примеру, совершенно свободна комната в мансарде. Она, впрочем, почти всегда свободна… — он опять задумался.

— Почему?

— Так, никто не живёт, вот и свободна! — Викентий расхохотался с видом чрезвычайно остроумно пошутившего человека.