Архитектор Душ IV (СИ) - Вольт Александр

Я резко сбросил звонок, не дожидаясь ответа. У меня не было ни времени, ни желания разжевывать детали столичным ищейкам. Пусть работают. Если они не смогут найти адрес одного из самых известных в городе аристократов, то что они вообще за агенты Особого Отдела? Моя часть сделки — дать наводку. Их — отработать ее.

Я закрыл почту и поднялся. Волнение скручивало внутренности узлом, но уверенность и решимость в том, что это нужно было сделать перекрывала любые опасения.

— Давайте собираться.

Шая стояла у панорамного окна в их номере, глядя на суетливую жизнь города внизу. Телефон все еще был в ее руке, темный экран отражал ее бледное, сосредоточенное лицо. Она не опускала трубку несколько секунд после того, как на том конце раздались короткие гудки. Не то чтобы она была удивлена. Нет. Скорее… озадачена.

— Что такое? — голос Нандора прозвучал из глубины комнаты, где он раскладывал на кровати какие-то документы.

Шая молчала. Ее пальцы медленно опустили смартфон, но взгляд так и остался прикован к точке где-то за крышами старых домов. Она анализировала. Короткий, почти обрубленный разговор. Отсутствие каких-либо пояснений. Тон, в котором не было ни просьбы, ни предложения о сотрудничестве, а лишь сухая констатация факта.

Он снова это сделал. Снова повел себя не так, как должен был. Не как провинциальный чиновник, ищущий расположения столичной проверки. А как… как равный или даже выше. Словно это она была его подчиненной, обязанной выполнять короткие, не терпящие возражений приказы.

— Шаянин, — позвал Нандор снова, на этот раз используя ее полное имя.

Она медленно обернулась. И на ее губах, до этого плотно сжатых, проступила едва заметная, почти лукавая улыбка. Эта улыбка заставила Нандора оторваться от бумаг и вопросительно приподнять бровь.

— Ничего, — ответила она. Ее голос был тихим, но в нем слышались веселые, озорные нотки, которые так редко проявлялись. — Я уже говорила тебе, что этот человек обладает очень вздорным и хамоватым характером?

Нандор нахмурился, пытаясь понять причину ее внезапного веселья.

— Несколько раз было, — подтвердил он. — После той ночи на перекрестке, если быть точным.

— Так вот, у него вздорный и хамоватый характер, — повторила она, и улыбка стала шире.

Она подошла к кровати, ее движения были плавными и грациозными.

— Надо найти дом некого Вяземского, — сказала она, садясь рядом с братом и заглядывая в его ноутбук. — Давай займемся.

Внутри нее смешивались два чувства. С одной стороны, профессиональное раздражение на такое вопиющее нарушение субординации. С другой — что-то похожее на чувство, которое она еще не испытывала ни к одному из людей. Интерес.

Этот человек, Громов, продолжал ее удивлять. Он был непредсказуем. Он ломал все шаблоны и правила, по которым они привыкли работать. Он был дерзок до безрассудства. И это… это делало его интересным. Опасно интересным.

Мастер почти бежал по улице.

Арсений Вяземский — респектабельный, неторопливый психоаналитик — исчез. Остался только Мастер, чьи нервы были натянуты, как струны контрабаса. Каждый шаг отбивал в голове тревожный ритм. Он достал смартфон, на ходу находя в зашифрованном списке контактов нужный номер.

— Слушаю, — раздался в ухе ровный голос Гонца.

— Ускоряйся, — бросил Мастер, не замедляя шага. — Мне не нравится, как все складывается. Начинай подготовку немедленно. Я буду через час.

Не дожидаясь ответа, он сбросил звонок.

Он нервничал. Это было непривычное, почти забытое чувство, и оттого еще более мерзкое. Раскусил ли его Громов? Или это это накативший приступ паранойи шепчет в ухо, что провинциальный коронер видит подвох в каждом его движении?

Ведь что у него есть? Ничего.

Ничего, кроме того, что он мог найти в трупе. Но нашел ли?..

Он прокручивал в голове их короткий диалог в кабинете коронера. Эта холодная, абсолютная уверенность в глазах Громова… Этот постоянно оценивающий, холодный взгляд, словно не он, Вяземский, препарировал его психику, а наоборот. Громов смотрел на него так, как будто уже знал, что ищет, и лишь подтверждал свои выводы.

Невозможно. Гонец был прав. Работа была чистой. Улик не было. Тогда что? Откуда у него эта уверенность?

Телефон в кармане издал мелодичный звон. Нестандартная трель, а плавная, переливчатая мелодия, что-то отдаленно напоминающее ноктюрны Шопена. Этот звонок был зарезервирован для узкого круга посвященных.

Он остановился, достал телефон, на мгновение зажмурился от яркого солнца.

— Да?

— У меня плохие новости, — голос на том конце был напряжен, но без ноток паники.

Мастер почувствовал, как в груди заворочался холодный, злой комок.

— Знаешь, что делали с теми, кто приносил плохие новости в Древнем Риме?

На том конце возникла короткая пауза.

— Моя отсеченная голова не принесет вам пользы в следующий раз, Мастер.

Вяземский вздохнул. Справедливое замечание, пускай и дерзкое.

— Говори.

— На ваш дом готовится облава. СБРИ и полиция уже выехали.

Конечно. Конечно, облава. Гребаный Громов. Он не просто догадался. Он был уверен и действовал.

— Ясно, — проскрипел Мастер сквозь зубы. Сердце заколотилось чаще, но разум оставался холодным. — Спасибо.

Он сбросил звонок. Значит, придется действовать еще быстрее. Намного быстрее. Времени на подготовку, на ритуальную чистоту, больше не было. Придется импровизировать.

— Такси!

Он резко поднял руку, его голос прозвучал как выстрел. Одиноко стоящий у обочины седан мигнул фарами. Вяземский быстрым шагом пересек улицу, рванул на себя заднюю дверь.

— Улица Адмирала Нахимова, дом двадцать семь, и быстро.

Водитель молча кивнул и вдавил педаль газа в пол.

Поездка прошла в тумане. Мастер смотрел на проносящиеся за окном улицы, но не видел их. Он видел только лицо Громова. И теперь понимал: тот не блефовал. Он знал. Этот пропитый сукин сын точно что-то знал.

Машина резко затормозила у кованых ворот его особняка. Он бросил на переднее сиденье несколько скомканных купюр — гораздо больше, чем нужно.

— Сдачи не надо.

Вяземский выскочил из машины, даже не закрыв за собой дверь. Несколько быстрых шагов по гравийной дорожке. Ключ в замке, поворот. Он ворвался в дом как ураган, проигнорировав испуганный взгляд выскочившей навстречу горничной.

— Не мешать, — бросил он на ходу, направляясь не в кабинет и не в спальню, а в дальнюю, неприметную дверь под лестницей.

Старые, тяжелые дверцы подвала поддались с тихим, протяжным скрипом, будто жалуясь на вторжение. Он шагнул вниз, в сырую, пахнущую землей, плесенью и чем-то кислым, как прокисшее вино, темноту. Щелкнул выключателем. Тусклая, одинокая лампочка под потолком, защищенная ржавой сеткой, озарила узкое пространство.

Вдоль одной стены тянулись массивные дубовые стеллажи, уставленные покрытыми паутиной бутылками — коллекция, собиравшаяся десятилетиями. В конце узкого коридора виднелась массивная, окованная железом дверь. Не хранилище для вина. Тюрьма.

Еще один ключ. Тяжелый, старинный, больше похожий на орудие пыток, чем на предмет для отпирания замков. Он вставил его в скважину. Замок щелкнул с натужным, лязгающим скрежетом, эхом, отразившимся от каменных стен. Он толкнул дверь и вошел.

Никаких рун и алтаря. Помещение было до отвращения утилитарным: голые каменные стены, источающие холод, и земляной пол. Воздух здесь был неподвижным, тяжелым, пропитанным запахом страха и страдания, который не выветрился бы и за сто лет.

На стене напротив входа, раскинув руки, висело жалкое подобие человека. Его запястья и лодыжки были зафиксированы в широких железных кольцах, намертво вбитых в каменную кладку. Он не был распят, он был растянут, словно экспонат в жуткой коллекции. Голова безвольно упала на грудь, длинные, сальные и спутанные волосы скрывали лицо.

Мастер помедлил. Звук его дорогих кожаных туфель, шагающих по земляному полу, был единственным в этом темнейшем подземелье.