Навола - Бачигалупи Паоло

Если вы плохо разбираетесь в методах, обычаях и законах банка мерканта, вас может удивить, что, захватив банк, вы не станете обладателем всех его обязательств. Банки — странные создания. Не тут и не там. Не растут из земли, как дерево. Не стоят на вершине холма, как замок. Больше напоминают туман — трудно подстеречь, еще труднее поймать, невозможно контролировать. Или, быть может (не столь изящно, но по сути), представьте банк не одним существом, а тем, с чем любит сравнивать его безумный священник-изгой Магаре Малатеста: гнездом гадюк.

Представьте Банка Регулаи в виде клубка змей, которые сплетены и перепутаны, связаны друг с другом обещаниями. А теперь представьте, что хватаете самую крупную змею из этого клубка — длинную, толстую и жизненно важную. Назовем ее Девоначи ди Регулаи да Навола. Отрежьте ей голову, выпустите кровь и провозгласите победу.

И все же...

И все же многочисленные обязательства, которыми отец привязал себя ко всем остальным змеям в гнезде, содержались не в его теле. Они содержались в сплетениях. И потому можно отрубить самую крупную голову самой крупной змеи, но останется множество других голов — во множестве других стран, — и все эти маленькие головки не будет заботить, что крупной головы больше нет. На самом деле гибель главной змеи провоцирует не рост множества новых голов (как в мифе про гидру), а расплетание всего змеиного клубка; каждая банковская ветвь быстро ползет прочь, преследуя собственные интересы, и убийца банка остается с одной-единственной дохлой, гниющей змеей в руках, в то время как все прочие проскальзывают сквозь его скрюченные пальцы, унося свое золото.

Такова была главная проблема, с которой столкнулись калларино и его заговорщики: они убили главную змею и получили бумаги — но не обязательства.

Однако у них оставалась надежда получить остальное, если я выживу.

Как такое возможно?

Буду краток: дело в истории. Банка мерканта и его особенности уходят корнями в древние практики амонцев, поклонявшихся многим богам — и одному в особенности: Леггусу, одноглазому богу весов и мер.

Согласно легенде, Леггус научил Десметоноса пользоваться треугольниками, окружностями, арками и куполами, нарисовав их палкой в пыли, объяснив их божественные соотношения и показав путь к строительству купола, который укрывал храм Арго, то строение в Торре-Амо, чей купол, по слухам, был таким громадным, что закрыл собой небо и настолько рассердил Уруло, что тот поразил его молнией, не оставив ничего, кроме поваленных колонн.

Согласно амонцам, Леггус был одержим подсчетами, взвешиваниями и измерениями. Он делал это маниакально, считая все, что встречал в своих путешествиях. Он считал души, овец, сосуды с вином, шипы хусских львов, лазурные глазки, детей, хорошие и плохие поступки и — в конечном итоге — золото.

Циник может возразить, что считать золото любил не сам Леггус, а его жрецы, увидевшие возможность нажиться на своих познаниях в мизуре71. Однако, быть может, те древние жрецы были мудры и понимали необходимость порядка во всем — во взвешивании муки, в подсчете овчин, обмене свиней на вино и чеканке монет.

История о том, почему Леггус так привязался к золоту, до нас не дошла, но его служители стали часто надзирать за торговлей и соглашениями между купцами, оценивая здоровье лошадей и определяя чистоту золота в монетах; они создали весы и сертификаты соответствия, чтобы вес куска мяса был точным, длина рулона шелка — стандартной, а крепость меча — надежной.

Этих служителей прозвали нумерари, поборниками чисел, а место в храме, где они пользовались своими весами и счётами, стали называть Джудичио. Его символом был круг, перечеркнутый горизонтальной линией, с концов которой свисали треугольники: вечное обязательство точности в геометрической форме, которую так любил Леггус.

Поскольку эти обычаи хорошо работали, методы жрецов распространились далеко за пределы амонских границ. Жители других стран могли говорить на других языках, могли презирать амонских богов, могли даже воевать против императора, восседавшего на Белой скале Торре-Амо, но Леггус и его практики, его принципы, его правила, его меры — всем этим пользовалось множество людей, вне зависимости от их положения и местонахождения. На самом деле любого, кто приходил в храм Леггуса, — высокого или низкого, говорившего на амонском или на хуса, носившего ксимские шелка или северные медвежьи шкуры, мужчину или женщину, искалеченного или покрытого оспинами, ребенка или даже собаку — могли научить писать цифры, использовать ноль, получать точные веса и длины и обращаться со счётами.

Хотя Амонская империя в конечном итоге пришла в упадок и крючок Лазурного полуострова рассыпался множеством враждующих герцогств и княжеств, книги Законов Леггуса и свитки, описывающие обязанности и практики нумерари и Джудичио, сохранились. Шеру могло воевать с Вустхольтом, или Парди — с Наволой, или Мераи — с Весуной, или все они вместе — с отвратительными боррагезцами в Джеваццоа, но Законы Леггуса были незыблемы.

Следует признать, что иногда эти законы искажались, а иногда и презирались, но в целом они выстояли, пережив падение империй, потому что любая еда покажется безвкусной, если торговцы специями откажутся ехать в ваши края, и ни одно герцогство или королевство не достигнет процветания, если никто не захочет покупать вашу шерсть или пшеницу, железо или керамику. Слишком частое нарушение распространенных торговых устоев вело к изоляции. Изоляция вела к голоду, бунтам и — часто — к смене власти.

Бывало, мы не могли прийти к согласию ни по одному другому поводу, и тем не менее все соглашались, что лучше жить под присмотром Леггуса. По этой причине Леггус (переставший быть богом) и его служители (переставшие быть жрецами) по-прежнему руководили нами. Священные Джудичио стали обителью наук и хранилищами знаний — нашими первыми университетами. Последователи Леггуса, больше прочих занимавшиеся документированием и сохранением его законов и инструментов, сделались наставниками, назвали себя литиджи и занялись составлением контрактов и договорных обязательств в соответствии с общепринятыми практиками. Служители, занимавшиеся числами, нумерари, стали вести домашние счета, торговую бухгалтерию и, конечно же, банковские сводные таблицы. Так мы продолжили разумно применять методы древних. Быть может, религия — чепуха, но ее практики оказались мудрыми, и на этом разумном фундаменте был выстроен Банка Регулаи.

Торговец мог прибыть из Авильона с бумагой от Банка Турли, в которой говорилось, что ему нужно выплатить некую сумму в нависоли, и Банка Регулаи выполнял это требование без возражений в двухдневный срок. Мы могли отправить человека через перевалы Хим и Харат, чтобы он прибыл в Зуром и показал там наш аккредитив, и ему сразу же выдали бы сумму с местных счетов, чтобы он закупил слоновую кость. Можно было заключить контракт на поставку доспехов и мечей даже в кровожадной Джеваццоа, и, если при получении возникал спор насчет качества, товар отправлялся в гильдию, где суд литиджи соотносил его с принятыми стандартами.

Законы Леггуса связывали всех нас — и теперь они стали проблемой моих врагов.

Парл мог убить моего отца. Калларино мог пометить шрамами мои щеки. Они могли трупы всех наших слуг развесить по нашим стенам. Могли очистить наши сундуки. Однако Законы Леггуса и банка мерканта были нерушимы. И из всех законов банка мерканта во всем известном мире самым нерушимым был закон, что хранящееся в банке золото человека принадлежит ему и никому другому. Если он умрет, не оставив законных наследников, его деньги распределятся в соответствии с традицией Леггуса: часть банку, часть городскому духовенству, часть богам, а часть местному королю, или герцогу, или султану, или шангто. Таков был обычай, таков был закон — и такова была проблема калларино.

И потому ему требовалась моя жизнь. Моя жизнь, моя подпись, моя печать, мои кодовые слова и фразы — все, что будут сверять в далеких ветвях нашего банка, где те же самые фразы записаны в тайных книгах для подтверждения подлинности. Архиномо ди Регулаи нельзя искоренить без остатка. Моя жизнь должна быть сохранена, чтобы калларино и его сообщники смогли репатриировать огромные суммы, раскиданные по всему миру. Чтобы они воспользовались правами моей семьи закрыть те далекие ветви одну за другой, подобно тому, как морской цветок Лазури втягивает щупальца, если его коснуться пальцем. Закрыть их — и вернуть доходы и состояния этих ветвей в Наволу.