Сотри и Помни - Небоходов Алексей

Эта двойная жизнь давала Роману странное, извращённое удовлетворение. Особенно когда слышал, как однокурсники, не зная о его присутствии, обсуждали последние новости о играх, спорили о скрытых секретах «Лабиринта», делились теориями о том, кто же стоит за этими шедеврами. Или когда Мила хвасталась, что прошла особенно сложный уровень в «Царстве», не подозревая, что создатель игры сидит за стенкой, слыша каждое слово.

Соколов хорошо помнил, как однажды Михаил, включив новости, увидел репортаж о невероятных заработках в игровой индустрии. Показывали графики доходов, среди которых мелькнули цифры по «Лабиринту теней».

– Вот дураки, – проворчал тогда отчим. – Деньги платят за какие-то мультики. Лучше бы что-то полезное делали.

Студент тогда промолчал, но этот момент запомнил особенно остро. В этом была какая-то высшая ирония – человек, считавший его обузой, неудачником, мечтал о деньгах, которые приёмный сын зарабатывал, даже не выходя из своей маленькой комнаты.

Счета на имя R_Developer стабильно пополнялись. Суммы давно перевалили за миллионы долларов. Но из-за введённых против России санкций воспользоваться этими деньгами Роман не мог. Точнее, мог бы – если бы уехал из страны, получил резидентство в другом государстве, открыл там счёт. Джейсон неоднократно предлагал помощь в организации переезда – в США, Канаду или любую европейскую страну. Обещал обеспечить все необходимые документы, жильё, инфраструктуру для работы.

Парень каждый раз откладывал решение. Сначала говорил себе, что закончит институт. Потом – что не готов к таким радикальным переменам. Что справится и без этих денег. На самом деле он сам не вполне понимал, что удерживает. Может быть, странная инерция, глубоко укоренившаяся привычка к своей замкнутой жизни. Может быть, смутный, но настойчивый страх перед неизвестностью большого мира, где нельзя будет спрятаться за анонимностью и кодом. Может быть, что-то ещё, чему сам не мог дать название.

За окном дождь почти прекратился, превратившись в лёгкую морось. Ночь была глухой, безлунной, только жёлтые пятна фонарей мерцали вдалеке. В доме царила полная тишина – Мила наконец выключила музыку, родители давно спали. Роман снял наушники, наслаждаясь этим редким моментом абсолютного покоя, когда не нужно было защищаться от вторжения внешнего мира.

Он ещё раз перечитал письмо Джейсона, затем закрыл почтовый клиент и вернулся к коду. Сейчас, после сегодняшнего унижения, предложение уехать казалось особенно заманчивым. Начать новую жизнь где-нибудь в Сиэтле или Сан-Франциско, среди таких же разработчиков, говорящих на одном языке – не русском или английском, а на универсальном языке кода и творчества. Жить в просторной квартире или доме, не считать каждый рубль, не выслушивать упрёки приёмных родителей. Быть собой – без необходимости прятаться, скрывать свои достижения, притворяться меньше, чем он есть.

И всё же что-то удерживало юношу. Какое-то смутное, но упорное ощущение, что время здесь ещё не закончилось. Что в Дармовецке его ждёт что-то важное – то, чего ещё не понял, не разглядел, не почувствовал. Может быть, причиной был серебряный кулон, оставленный таинственной незнакомкой, появление которой изменило отношение к реальности. Может быть – надежда, что однажды Лера заметит его по-настоящему, увидит того, кто скрывается за неловкой внешностью. А может – простое нежелание сдаваться, убегать, признавая своё поражение перед городом, который всегда был к нему равнодушен.

Взгляд Романа упал на серебряный кулон, висящий на стене над столом. В тусклом свете настольной лампы металл казался живым, пульсирующим. Серебристые блики, отражаясь от идеально гладкой поверхности, создавали иллюзию движения, будто внутри подвески перетекала какая-то таинственная субстанция. Впервые за весь вечер программист почувствовал покой – не отсутствие эмоций, а именно глубокий, осознанный покой. Словно кулон напоминал о существовании чего-то большего, чем повседневные унижения и мелкие драмы Дармовецка.

Соколов вернулся к коду. Пальцы снова заскользили по клавишам, вплетая в цифровую ткань новые узоры. Работа шла легко, почти без усилий, как будто код сам стремился принять форму, задуманную создателем. В такие моменты студент чувствовал себя по-настоящему свободным – словно сознание освобождалось от ограничений физического тела и растворялось в чистой логике и творчестве.

Где-то на границе слышимости, почти за пределами восприятия, казалось, звучал тихий, мелодичный смех. Роман не поворачивал головы, зная, что никого не увидит. Но улыбка трогала губы – улыбка, в которой не было ни горечи, ни сарказма, только спокойное знание, что рано или поздно всё встанет на свои места. Что история только начинается, и самые интересные её повороты ещё впереди.

Ночь медленно отступала. За окном небо постепенно светлело, приобретая сероватый предрассветный оттенок. Но в своей маленькой комнате, в голубоватом сиянии монитора, юноша продолжал создавать новые миры, населять их законами и правилами, придумывать истории, в которых каждый мог стать героем. И кто знает – может быть, где-то среди этих историй скрывалась и его собственная, ещё не рассказанная до конца.

Глава 4

Серебряный кулон на тонком гвозде рядом с монитором ловил синеватые отблески экрана, превращаясь в живой, пульсирующий организм. Роман секунду всматривался в него, прежде чем вернуться к клавиатуре. В маленькой комнате, отрезанной от мира тонкими стенами и толщей ночи, происходило таинство творения. Экран стал окном в иное измерение, а создатель цифрового космоса готовился сотворить Еву для виртуального Эдема.

Ночь давно миновала середину. Звуки дома умолкли – даже Мила перестала ворочаться за стеной, погрузившись в глубокий сон. Отчим похрапывал где-то в глубине квартиры – размеренно, почти музыкально, напоминая старый механизм. В такие часы появлялась особая свобода – не просто уединение, а полное отсутствие наблюдателей.

Программист запустил HomoPlay не через лаунчер с яркой анимацией и фирменной мелодией, как миллионы пользователей, а через секретную консоль, доступную только создателю. Символы на чёрном фоне выстраивались в сложные конструкции, откликаясь на каждое касание клавиш.

– Сегодня ты не будешь одна, – прошептал Роман, обращаясь к серебряной подвеске, словно живому слушателю.

Интерфейс редактора персонажей HomoPlay разительно отличался от того, что видели рядовые игроки. Никаких упрощённых ползунков и готовых шаблонов – лишь бездна возможностей. Десятки окон с параметрами, цифровая анатомическая карта будущего существа, графики эмоциональных реакций, таблицы характеристик. Игра для пользователей становилась актом истинного творчества для создателя.

Первой возникла общая форма – безликий манекен, напоминающий незавершённую скульптуру. Роман потянулся к базовым анатомическим параметрам. Пальцы легко касались виртуальных регуляторов. Вес, рост, пропорции – каждое значение вводилось с точностью до миллиметра. Не слишком высокая, но и не миниатюрная – при встрече их глаза должны находиться почти на одном уровне.

Женская фигура обретала очертания, оставаясь подобием греческой статуи – безликой, с гладкой поверхностью вместо кожи. Программист переключился на детализацию, требующую уже не математической точности, а художественного чутья. Каждый изгиб, каждый изменённый параметр постепенно превращал цифровую конструкцию в нечто живое.

– Ты будешь идеальной, – прошептал Роман, обращаясь уже к формирующемуся образу.

Идеальной – но не в глянцевом смысле. Создатель намеренно избегал симметрии, кукольной правильности черт. Левое плечо чуть выше правого. Маленькая ямочка на подбородке. Лёгкая асимметрия губ, проявляющаяся в улыбке.

Над лицом трудился дольше всего. Подобно скульптору, постепенно освобождающему форму из камня, каждым прикосновением менял облик будущей Лены. Скулы, линия бровей, разрез глаз – всё наполнялось индивидуальностью. Не идеальная красота, а совершенная гармония несовершенств – живая, а не выдуманная.