Закон бессмертных - Кагава Джули

Я взглянула и ахнула. Моя кожа, особенно там, где ее разрезал Кэнин, была белой как мел, явно бледнее, чем раньше, и холодной. Мертвая плоть. Обескровленная плоть. Вздрогнув, я отвела глаза и поняла, что вампир улыбается.

– Если ты вскоре не поешь, то впадешь в кровавое безумие, и кто-нибудь умрет, – заявил он. – Чем серьезней рана, тем больше крови требуется, чтобы возместить ущерб. Если долго не кормиться, результат будет такой же. И именно поэтому вампиры не привязываются к людям и вообще к кому-либо. Однажды, Эллисон Сикимото, ты убьешь человека. Случайно или сознательно и намеренно. Это неизбежно. Вопрос не в том, случится ли это, а в том, когда это случится. Ты понимаешь?

– Ага, – пробормотала я. – Ясно.

Кэнин устремил на меня свои бездонные черные глаза.

– Усвой это как следует, – тихо сказал он. – Теперь же тебе следует научиться самому важному, что должен уметь вампир, – кормиться.

Я сглотнула.

– А у тебя нет еще пакетов?

Кэнин усмехнулся.

– Тот пакет я раздобыл на неделе у одного из охранников во время сдачи. Обычно я так не поступаю, но сразу после пробуждения тебе требовалась кровь. Но мы с тобой не городские вампиры, у которых есть рабы, домашние и «винные» погреба. Если ты хочешь есть, придется делать все по старинке. Я покажу, что я имею в виду. Следуй за мной.

– Куда мы идем? – спросила я, когда он открыл дверь и мы оказались в длинном узком коридоре. Некогда белая краска облезала со стен, под ногами хрустело стекло. Через каждые несколько ярдов встречались двери, за ними были комнаты с обломками кроватей и стульев и странных незнакомых мне машин. В одном дверном проходе лежало причудливое кресло с колесами, покрытое пылью и паутиной. Я вдруг поняла, что отлично вижу в темном коридоре, хотя никакого света тут нет и должна бы царить кромешная тьма. Кэнин обернулся ко мне и улыбнулся.

– Мы идем на охоту.

Повернув за угол, мы вышли из коридора в помещение, похожее на старую приемную – посреди комнаты стоял еще один большой деревянный стол. Над ним на стене висели тусклые золотые буквы, большинство – перекошенные или сломанные, так что прочесть ничего было нельзя. Были и таблички поменьше – на стенах и на входах в коридоры, их тоже было не разобрать. По плиточному полу были рассыпаны осколки, листы бумаги и мусор – каждый шаг сопровождался хрустом.

– Что это за место? – спросила я Кэнина. Мой голос гулко отразился от стен, а стоящая здесь тишина словно давила на меня. Вампир долго молчал.

– Когда-то, – тихо сказал он, ведя меня через комнату, – это был подземный этаж больницы. Одной из крупнейших и самых известных в городе. Здесь не только лечили пациентов – здесь работала команда ученых, исследователей, изучавших болезни и разрабатывавших новые лекарства. Конечно, когда появился Красный вирус, больница переполнилась – справиться с потоком пациентов было невозможно. Здесь умерло много людей, – он бросил взгляд на стол, глаза у него затуманились. – Но потом много людей умерло везде.

– Если ты пытаешься меня запугать, то прими мои поздравления, у тебя получилось. Так как мы отсюда выберемся?

Кэнин остановился у большой квадратной дыры в стене и указал на нее. Заглянув внутрь, я увидела глубокую шахту, ведущую наверх, в темноту, откуда свешивались толстые металлические тросы.

– Ты шутишь, да? – Мой голос отдался в шахте эхом.

– Лестница обвалилась, – невозмутимо ответил Кэнин. – Ни войти, ни выйти. Придется воспользоваться лифтовой шахтой.

Лифтовой шахтой? Нахмурившись, я оглянулась на него.

– Я однозначно не смогу туда забраться.

– Ты больше не человек, – прищурился Кэнин. – Ты стала сильнее, бесконечно выносливее, и ты можешь то, на что люди неспособны. Если от этого тебе будет легче, я полезу сразу за тобой.

Я посмотрела на лифтовую шахту и пожала плечами.

– Ладно, – пробормотала я и потянулась к тросам. – Но если я упаду, надеюсь, ты меня поймаешь.

Ухватившись покрепче, я подтянулась.

К моему удивлению, тело оторвалось от земли, словно ничего не весило. Перебирая руками, я карабкалась вверх, чувствуя волнение, какого не испытывала никогда. Кожу не царапало, мышцы не болели, даже дыхание не учащалось. Я могла бы вечно так лезть.

Я замерла. Я не дышала. Вообще. Мой пульс не учащался, сердце не колотилось… потому что я была не жива. Я была мертва. Я никогда не повзрослею, никогда не изменюсь. Я – мертвец-паразит, пьющий чужую кровь ради продолжения своего существования.

– Проблемы? – прозвучал снизу глубокий нетерпеливый голос Кэнина.

Я встряхнулась. Пустая лифтовая шахта – не лучшее место для откровений.

– Все хорошо, – ответила я и вновь принялась карабкаться. Разберусь со всем позже, а прямо сейчас мой мертвый желудок умирал от голода. Казалось очень странным, что сердце, легкие и прочие органы не работают, но мозг и желудок продолжают функционировать. А может, они и не функционировали – я не знала. Вампирский мир был для меня пока сплошной загадкой.

Когда, настороженно озираясь, я выбралась из шахты, в лицо мне ударил холодный ветер.

Когда-то здесь было здание. Вокруг я видела остатки стальных балок и брусьев, в высокой желтой траве лежали обломки примерно половины стены. Штукатурка потемнела и облупилась, по заросшему травой полу были раскиданы едва заметные обгоревшие обломки мебели – кроватей, матрасов, стульев. Шахта, из которой мы вылезли, здесь являла собой лишь темную дыру, прячущуюся среди камней и сорняков. Увидеть ее можно было, только подойдя вплотную, – и легко было не заметить зияющую пропасть, свалиться туда и сломать спину.

– Что здесь случилось? – прошептала я, осматривая развалины.

– Пожар, – ответил Кэнин и зашагал по пустоши. Двигался он быстро, я еле за ним поспевала. – Он начался на первом этаже больницы. Огонь быстро вышел из-под контроля и уничтожил здание и почти всех, кто находился внутри. Только подземные этажи… уцелели.

– Ты там был, когда все случилось?

Кэнин не ответил. Покинув больничные руины, мы пересекли участок, где природа задушила все, до чего смогла дотянуться своими желтовато-зелеными лапами. Она пробивалась сквозь некогда ровную поверхность парковки, обвивала хозяйственные постройки, скрывая их под покровом вьюнков и сорняков. Когда мы дошли до конца пустыря и оглянулись, остатки больницы едва виднелись сквозь растительность.

На улицах Периферии было темно. По небу катились облака, закрывая луну и звезды. Однако я все видела ясно и даже более того – я точно знала, который сейчас час и сколько осталось до рассвета. Я ощущала в воздухе кровь, послевкусие от жара теплокровных млекопитающих. Был час ночи, самые отважные люди давно уже заперли двери перед лицом тьмы, и я умирала от голода.

– Сюда, – шепнул Кэнин и скользнул в сумрак.

Я не стала спорить и последовала за ним в длинный темный проулок, смутно осознавая, что здесь что-то изменилось, но что именно, понять я не могла.

И тут до меня дошло. Запахи. Всю свою жизнь я вдыхала запахи Периферии: мусор, отходы, аромат плесени, гниения и разложения. Больше я их не чувствовала. Возможно потому, что обоняние и дыхание тесно связаны. Другие мои чувства обострились: я слышала, как скребется в норе мышь в десятке ярдов отсюда. Я ощущала ветер на руках, холодный и зябкий, хотя гусиной кожи, как раньше, уже не было. Но когда мы миновали древнюю Свалку, я разобрала, как жужжат мухи, как копошатся черви в мертвом теле – хотелось надеяться, теле животного, – но все равно не ощутила никаких запахов.

Когда я сообщила об этом Кэнину, он мрачно хохотнул.

– Ты можешь принюхаться, если хочешь, – сказал он, огибая кучу кровельных досок, некогда служивших кому-то крышей. – Нужно лишь сделать сознательное усилие и вдохнуть. Для тебя это больше не естественный процесс, потому что дышать тебе уже не нужно. Помни об этом, если возникнет необходимость смешаться с толпой. Люди обычно ненаблюдательны, но даже они поймут, что что-то не так, если ты не будешь дышать.