Навола - Бачигалупи Паоло

И наконец, когда мне тоже становилось скучно, Деллакавалло указывал в папоротники, откуда смотрел на нас карликовый олень не крупнее кошки.

В другой раз Деллакавалло мог прийти в восторг, обнаружив заросшую папоротником трясину. «Смотрите, Давико! Свиная грязь! И щеточные папоротники!» И он поднимал листья и показывал мне новый гриб, какого я никогда не видел в природе, а вокруг его основания — гнездо толстых черных муравьев с их коконами, и маэстро рассказывал, что кислотой из тел этих муравьев можно очищать раны.

«Всегда ищите щеточные папоротники. Лошадиные ушки любят щеточные папоротники, а муравьи любят лошадиные ушки. — Он задумчиво умолк. — Эти муравьи также сгодятся в салат из зелени одуванчика. Их кислота весьма напоминает молодой винный уксус».

Совсем как открытая книга, жаждущая поделиться секретами с читателем, дикая местность для меня резко контрастировала с извилистыми наволанскими улочками и интриганством моих сограждан. В диких местах не было существ вроде Каззетты или изощренного фаччиоскуро. Там царила честность, а Деллакавалло был человеком чести. И потому именно там, в лесах, я задал вопрос, который меня тревожил.

Когда драконы умирают, становятся ли они мертвы по-настоящему?

Все утро мы рыскали по южным краям рощ белых тополей, выглядывая из тени на солнце и ныряя обратно, осматривая заросли ежевики и упавшие деревья в поисках травы под названием венксия, благодаря своим золотым хохолкам также известной как корона Амо, — эта трава часто встречалась в таких местах. Две ночи подряд шел дождь, и Деллакавалло надеялся, что она проросла.

Стоя на коленях во влажной зеленой траве, мы искали, и в темноте под тем поваленным деревом — в укромной сырой исповедальне — я наконец решился спросить.

У дальнего конца ствола Деллакавалло поднял кустистые седые брови и озадаченно посмотрел на меня.

— Какое отношение драконы имеют к боли в суставах? — спросил он.

— Никакого. Это... это просто кое-что, о чем я размышлял.

Я доверял маэстро, но теперь, когда вопрос слетел с моих губ, испытывал смущение. Действительно, произнеся эти слова после нескольких недель молчания, я почувствовал себя еще более глупо, словно испытанное в отцовской библиотеке было лишь моей собственной выдумкой, слишком абсурдной и странной, чтобы считать ее истинной в пронизанном солнцем лесу.

Маэстро Деллакавалло опустил подбородок на колодину, разглядывая меня поверх мха.

— Просто размышляли.

На отрадно большом расстоянии от нас Полонос опирался на пику, с дружелюбной скукой наблюдая, как мы возимся среди валежника. Он не мог нас слышать — и все же я испытал неловкость.

— Ну...

Все это время я подкарауливал Деллакавалло. Это был мой шанс. Я собрался с духом и ринулся в атаку.

— Каззетта говорит, что драконы не умирают. Что души остаются в глазах, если не выпустить их наружу.

— Каззетта? — Деллакавалло поморщился. — Этот человек... — Он поднялся и стряхнул с колен травинки и древесную труху. — Так речь о реликвии вашего отца?

— Вы знаете? — не сдавался я.

Одарив меня задумчивым взглядом, Деллакавалло направился к другому упавшему дереву.

— Читал я однажды книгу, в аббатстве на севере, в Кулне. Но это была книга мифов.

Он опустился на колени и принялся искать. Я подполз с другой стороны и присоединился к нему; мы вместе продвигались вдоль дерева, убирая мокрую траву, листья и грязь, чтобы увидеть, не проклюнулась ли венксия.

Я уже решил, что Деллакавалло больше нечего сказать насчет драконов, но вдруг он произнес:

— Это была книга безумия. Так ее называли монахи. Крукклибр на их языке, хотя они все равно ее хранили. У нее не было автора; это были сказки, собранные вместе. Девочка вышла замуж за дракона и тому подобное. Истории о людях, которых преследовали драконы или которые видели, как чудовища сожгли армию или как гипнотизировали целые деревни, чтобы жители отдавали им девственниц и сокровища, в таком духе. Ваш вопрос о другом.

— То есть вы не знаете.

Деллакавалло рассмеялся:

— Вы считаете меня оракулом Плифием? Подобные вещи — не моя специальность. Идем проверим еще одно дерево.

Мы продолжили перебираться через колоды, ощупывая глазами землю, раздвигая травы под каждым деревом.

— Уверен, она где-то здесь, — бормотал Деллакавалло. — Я уже находил ее тут.

— Быть может, фаты прячут ее от вас?

— Быть может. — Он усмехнулся. — Давайте проверим вон ту рощицу, вдруг там повезет.

Мы зашагали по лугу, пробираясь сквозь высокие травы. Полонос тащился сзади на расстоянии.

— Почему вас волнует, что Каззетта говорит об ископаемом? — спросил Деллакавалло. — Он говорит о многих вещах, и сомневаюсь, что хотя бы половина этого истинна.

Я замялся, смущенный обстоятельствами, однако разговор был начат, и я рассказал о своем опыте с глазом, тщательно обойдя позорную причину, по которой очутился рядом с ним.

— Мне казалось, будто я внутри него, — сказал я. — Будто я... Ну, не знаю... Плыву? В его воспоминаниях? — Я раздосадованно покачал головой. — Най. Это не были воспоминания. И они не плыли... но я как будто находился внутри его. Внутри его жизни. И вся она... Она была сложена, будто колода карт для карталедже, и я сам был колодой. Я словно был... старым и молодым одновременно, сразу в Наволе и в Зуроме.

Произнесенное вслух, это звучало абсурдно. К моему облегчению, Деллакавалло не стал смеяться.

— Тревожный опыт, не сомневаюсь. Говорите, он вас ранил?

Я задрал рукав и показал шрам.

— Не знал, у кого еще спросить.

— Никогда не слышал ни о чем подобном. — Деллакавалло повертел мое запястье туда-сюда. — По крайней мере, Каззетта умеет перевязывать раны. — Он попросил вернуть рукав на место. — Где еще вы бы хотели поискать?

Вопрос застал меня врасплох, и я принялся высматривать ежевику или хотя бы малину, но ничего не нашел.

— Как насчет этих? — Я указал на пару поваленных тополей.

— Давайте попробуем.

Мы искали вокруг стволов, раздвигая густую траву. Я нашел зеленую бахромку и сразу понял, что мы зря теряем время, но Деллакавалло потратил на поиски еще минуту и, довольный, продемонстрировал мне не венксию, а соцветие из многочисленных трубчатых цветков.

— Слезы Эростейи. Надо употреблять внутрь не цветы, а росу, которая в них собирается. Полезно для суставов.

— Как венксия.

— Очень похоже, но труднее доставить пациенту. — Он с наслаждением высосал росу. — Ай, хорошо.

Мы двинулись по границе между лугом и лесом, но больше зарослей ежевики не обнаружили. Зато мне понравилось упавшее дерево, и я отправился его изучить. Вместо венксии обнаружил три яйца в зеленую крапинку, напоминавших драгоценные камни. Яйца птиц каури, надежно упрятанные под сплетением веточек и травинок.

— Скрытое сокровище, — провозгласил Деллакавалло.

Мы присели на корточки, разглядывая яйца.

— Если бы вам не предназначалось судьбой унаследовать Банка Регулаи, вы бы стали хорошим врачом. — Одно за другим он извлек крапчатые яйца из-под колоды. — Похоже, у вас талант.

Будь я Ленивкой, завилял бы хвостом и перекатился на спину, чтобы мне почесали животик. Похвала Деллакавалло всегда доставляла радость, резко контрастируя с критическими назиданиями Мерио, Агана Хана и отца.

— Какое отношение работа врача имеет к поиску яиц?

— Первое и самое главное умение врача — умение смотреть и слушать. Полностью растворяться в созерцании. Из тех, кто ближе всего к Фирмосу, получаются самые лучшие лекари, поскольку они знают, как быть внимательными. Вне всяких сомнений, вы этим качеством обладаете. Я бы не колеблясь взял вас в ученики, если бы ваш отец позволил. — Он задумчиво помолчал. — Меня совсем не удивляет, что вы уловили что-то в драконьем глазу. Драконы — величайшие создания, а вы, — он поднял яйца, — чувствительная душа. Вы ощущаете отголоски его величия, даже сквозь минувшие тысячелетия.

— Но он казался живым.