Император Пограничья 10 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

— Откуда такая уверенность?

— Мой Талант — чувствовать ложь, — спокойно пояснил Григорий Мартынович. — Не читать мысли, нет. Но когда человек врёт, я это ощущаю… как фальшивую ноту в музыке. Благодаря этому дару я и поднялся так высоко в Туле — раскрывал преступления, которые другие следователи считали идеальными. Правда, этот же дар и погубил мою карьеру. Трудно брать взятки, когда физически ощущаешь фальшь каждого, кто их предлагает. Когда чувствуешь всю ложь и грязь, которая за ними стоит.

Так вот оно что. Человек, который физически не может закрывать глаза на ложь. Проклятие и дар одновременно. Неудивительно, что система его прожевала и выплюнула.

— И что вы почувствовали сейчас?

— Ничего. Абсолютно чистую правду. Вы не побоялись признаться в убийстве человеку, которого видите первый раз в жизни.

Потому что понимал, что любые попытки приукрасить правду только оттолкнут собеседника.

— Хотя… — он прищурился, — вы сказали «получив карт-бланш от князя Оболенского». Это не вся правда. Вы бы убили их в любом случае, князь просто дал вам санкцию.

Я невольно улыбнулся:

— Впечатляет. Вы правы — я уже принял решение, когда узнал про трупы в карьере. Подобное нельзя прощать. Князь просто узаконил неизбежное.

— Вот видите. Даже в правде есть оттенки.

— И какой вывод?

— Вывод простой — вы либо сумасшедший, либо действительно верите в то, что делаете. Склоняюсь ко второму варианту, — бывший начальник Сыскного приказа чуть усмехнулся. — Что ж, раз уж мы начали с откровенности… Теперь ваша очередь проверять. Что Коршунов рассказал вам обо мне? Кроме официальной версии про неподкупного дурака, разумеется.

— Что вы арестовали сына влиятельного боярина за изнасилование крестьянки. Отказались закрывать глаза на воровство городского головы. Задержали сына первого советника князя. Никогда не брали взятки.

— И за это меня вышвырнули как собаку, — в голосе Крылова не было горечи, только констатация факта. — Двадцать лет безупречной службы — и на улицу без пенсии и рекомендаций. Знаете, что самое забавное? Тот насильник, которого я арестовал, сынок боярина Кобылина, сейчас возглавляет городскую полицию.

Я молчал, давая ему выговориться.

— И вот приезжает молодой маркграф из Пограничья и предлагает мне работу, — продолжил Крылов. — Скажите, Платонов, вы действительно думаете, что я поверю в сказки о справедливом господине? Что в Угрюме всё будет иначе?

— Нет, — честно ответил я. — Я не жду, что вы поверите на слово. Но я могу рассказать, что уже сделано.

Крылов откинулся в кресле, жестом предлагая продолжать.

— В Угрюме нет разделения на знатных и простых перед законом. Мой кузнец может подать жалобу на дворянина, и она будет рассмотрена. У нас учатся дети крестьян наравне с детьми аристократов. Я лично казнил предателя-старосту за сговор с торговцем-убийцей, хотя он был из старожилов.

Григорий Мартынович встал и подошёл к окну.

— Я собрал небольшое досье на вас, маркграф Платонов. Интересное чтение. Вы освободили пленных учёных из лабораторий Терехова. Вызвали на дуэль и убили представителя Фонда Добродетели. Бросили вызов Гильдии Целителей. Спасли в Пограничье несколько деревень от Бездушных, когда княжеская власть умыла руки. Приняли беженцев, которых все гнали прочь. И везде одна закономерность — вы защищаете слабых и караете подлецов, невзирая на титулы. Либо вы гениальный манипулятор, создающий образ справедливого правителя, либо…

— Либо?.. — я улыбнулся.

— Либо вы действительно из тех редких безумцев, которые пытаются изменить мир к лучшему, — Крылов повернулся ко мне. — Знаете, в чём ваша проблема? Вы слишком молоды. В вашем возрасте ещё верится, что можно построить справедливое общество.

Молод? Если бы он знал, сколько лет моей душе. Сколько сражений, предательств и разочарований я пережил в прошлой жизни. И всё равно верю — потому что видел, как меняются люди, когда им дают шанс.

— А в вашем уже нет?

Григорий Мартынович горько усмехнулся:

— В моём возрасте остаётся только надежда, что найдётся кто-то, кто докажет мою неправоту.

Он вернулся к столу и сел напротив.

Видно было, что мои слова разбередили душу Крылову. Человек, разочаровавшийся во всём мире страстно хотел поверить мне. Хотел, но боялся. Так ведёт себя старый, выкинутый на улицы хозяевами сторожевой пёс, учуяв в руках прохожего круг колбасы.

— Хорошо, маркграф, — Крылов склонился ко мне, азартно сжав пальцы в замок. — Представим, что я принял ваше предложение и занял свой пост. Делаю то, что должно. Нахожу правду. Как вы поступите в следующих ситуациях? Первая: в Угрюме поймали вора. Выясняется, что это сын вашего лучшего офицера. Ваши действия?

— Суд. Если вина доказана — наказание по закону. Офицеру выражу соболезнования. Если потребуется, приму его отставку. Но закон един для всех. Как я ему людей в подчинение доверю, если он сына от наказания «отмазывает»?

— Второй вопрос: местный купец предлагает вам долю от прибыли за то, чтобы стража игнорировала его торговлю краденым. Его подельники разбойничают на дороги, останавливая караваны, а он продаёт подобное «добро».

— Арест купца. Расследование всей цепочки. Конфискация товара в пользу казны Угрюма, — я с улыбкой остановил его, продолжая. — Помимо нарушения закона тут еще и прямой ущерб казне, ведь его подельники губят торговлю.

— Третий: влиятельный дворянин из столицы требует отпустить его сына, задержанного за пьяный дебош.

— Сын отсидит положенное. Дворянину вежливо объясню, что в Угрюме действуют законы Угрюма.

— А если тот угрожает связями в правительстве?

— Если начнёт угрожать — вышлю за пределы острога с запретом на въезд. Мы, уважаемый Григорий Мартынович, Гон пережили. Неужто думаете, меня испугают какие-то вельможные брехуны?

Про отряд польских наёмников и термобарический снаряд от Демидова я промолчал. И так ясно, что согнуть меня угрозами не получится.

Крылов выдержал долгую паузу, разглядывая меня.

— Красивые ответы. Правильные. А теперь вопрос без подвохов: нарушали ли вы сами закон ради своих целей?

Вот и главный вопрос. Очевидно больной для Крылова.

Я помолчал, обдумывая ответ.

— Разумеется.

Крылов в изумлении вскинул брови.

— Вот так просто?

— Как-то мне пришлось похитить важного государственного чиновника, — улыбнулся я, — просто для того, чтобы заплатить налоги. Иначе я бы оказался в тюрьме. Мне приходилось убивать людей, чтобы освободить их пленников. Хотя закон не давал мне на это полномочий. Я незаконно торгую продукцией своей Марки и плачу откаты, потому что иначе меня и моих людей просто уничтожат, ради доступа к имеющимся у нас богатствам.

Крылов внимательно изучал моё лицо.

— Знаете, большинство на вашем месте начали бы оправдываться. Мол, все так делают, никто от этого не страдает и так далее. А вы просто признаёте — да, нарушаю закон.

— Какой смысл врать? Вы же чувствуете ложь. И потом — если хочу, чтобы вы возглавили правоохранительные органы, должны знать правду. В том числе неприглядную.

— И вы ожидаете, что я, борец с коррупцией, соглашусь работать на человека, который сам даёт взятки?

— Я надеюсь, что вы поможете мне построить Угрюм, где взятки будут не нужны. Где честный торговец сможет продать товар без откатов. Где закон будет один для всех — включая меня. И когда мы построим такой Угрюм, я первый прекращу платить треклятым мздоимцам.

— Складно излагаете, но вот загвоздка — когда доходит до дела, многие меняют свои принципы. Я тоже когда-то верил, что буду непреклонным. А потом… потом появились дети. Жена заболела. Лечение стоило дорого. И когда мне первый раз предложили взятку, я долго боролся с собой.

— Но не взяли.

— Не взял, — кивнул он, — и жена умерла. Может, на те деньги я смог бы найти лучшего целителя… Дети выросли и уехали — не простили, что я выбрал принципы, а не мать. Вот и сижу тут один, праведный и никому на хрен не нужный, — резко закончил он.