Дом бурь - Маклауд Йен Р.

Трапеза продолжалась. Благодаря превосходным блюдам и вину – все сошлись во мнении, что кухарка превзошла себя, – гости разговорились. Элис подумала, что эти люди вспоминали о Лондоне только как о месте, где они побывали, чтобы изумиться и уехать. Из-за конкретных тем, которые годились или не годились для беседы, из-за того, как эти люди ели и пили, из-за провинциального говора и неглубоких познаний они казались ей в целом неуклюжими и наивными. Нынче утром Элис узнала от Тома, что Пайки выиграли первый раунд судебных разбирательств в Лондоне, и именно в Бристоле находилась головная контора непокорных подрядчиков; ну да, где же еще. Теперь это многое объясняло.

Лаймовые сорбеты, приготовленные из выращенных в Инверкомбе плодов, были посыпаны мелко нарезанной травкой, похожей на шнитт-лук, которую она никогда раньше не видела. Растение называлось гореслад, и кухарка выращивала его в холодных уголках сада, потому что погода в Инверкомбе стояла слишком мягкая. Резкая, неодолимая сладость наполнила рот Элис. Она потеряла нить разговора, а Ральф тем временем всерьез разгорячился.

– Но, если Господь сотворил землю для человечества, – ласково проговорил преподобный вышмастер Браун, пытаясь опровергнуть какой-то из доводов ее сына, – с чего бы ему оставлять ее пустынной и незаселенной на тысячи лет? Ведь современная наука признает, что семь дней творения могут и не быть днями в том смысле, который мы сегодня вкладываем в это слово…

– Разве вы не понимаете? – Ральф обвел взглядом стол. – Вселенная устроена не так. Мы должны отказаться от естественного стремления поместить себя в центр бытия, мы должны принять во внимание то, что подсказывают наши собственные чувства. Мир природы претерпел необычайные изменения. Иначе как вы объясните обнаруженные в горных породах четкие отпечатки растений и даже животных, совершенно не похожих на те виды, о которых мы знаем сейчас?

– Послушайте… вы в определенном смысле правы. – Докторша Фут, которая молчала большую часть ужина, внезапно заговорила. – Я же всегда говорила, не так ли… – поколебавшись, она склонила голову в сторону мужа, – что мои собственные, пусть и незначительные исследования мира насекомых показывают…

– Но это всего лишь жуки, моя дорогая. Интересное хобби для гильдеек и так далее, но вряд ли доказательство чего-либо. Позвольте-ка я… – доктор Фут наклонился, заставив супругу отодвинуться от стола, – все вам объясню, молодой человек. Когда-то Англия была затоплена. Вероятно, там, где мы сейчас находимся, были болота – дикие и необитаемые края, расположенные далеко от небольшой плодородной территории, которую Библия именует Эдемским садом и которая, как определили современные ученые, находилась где-то в пределах Плодородного полумесяца Аравии. Возможно, тропические птицы летали прямо над тем местом, где мы сидим. Вероятно, бегемоты…

– Но откуда взялись эти птицы? Почему у них есть крылья? Как они научились летать?

– Уверен, их научили матери, как и положено хорошим матерям. Вы согласны, вельграндмистрис? – поинтересовался преподобный вышмастер Браун, обратив раздражающе благочестивый взгляд на Элис, но лающий смешок вынудил его вновь повернуться к Ральфу.

– А откуда берется сам воздух? Это вы мне можете объяснить? Неужели все было создано специально для нас, чтобы потом не измениться? – Дыхание Ральфа, как заметила Элис с растущей тревогой, сделалось быстрым и неглубоким. – Что насчет солнца, м-м? Звезд? Неужели их просто расставили на небосводе, как украшения на полке, чтобы придать ему красивый вид, – и все это сотворил так называемый Господь?

Слова «так называемый» неловко повисли в воздухе. Среди участников трапезы никто не сомневался в существовании Старейшины, чей Сын сам был членом гильдий: сперва плотников, потом – рыбаков. И все же, если она покончит с этим немедленно и с должной расторопностью уложит Ральфа спать, гости сделают вид, что ничего не заметили – как не замечали собственных дурацких суеверий и разгула контрабанды.

– Я думаю, милый, тебе стоит подняться наверх.

Элис понимала, что вновь обращается с Ральфом как с ребенком, хотя весь смысл этого вечера заключался в том, что он перестал им быть. Так или иначе, сын кивнул, послушно отодвинул стул и встал. Закашлялся, слегка покачнулся и вытер рот; мокрый завиток волос прилип к его лбу. Потом Ральф зашатался и наклонился вперед, уперся руками в стол, скомкав скатерть и вынудив бокалы и соусницы зазвенеть. Элис вскочила и поспешила к нему. Она и не думала, что все обернется так плохо, и потому, схватив Ральфа за руку и увидев рассыпавшиеся по столу красные звездочки, поначалу решила, что это капли вина, а не крови.

VII

Ральф был уверен, что быстро одержит победу в споре. Даже когда ему помогли выйти из западной гостиной, он внутренне ликовал. Он не сомневался, пока с него снимали смокинг, развязывали галстук и камербанд, что вступает в новый мир, полный определенности. В ушах у него звенело, голова кружилась, однако он почти улыбался, глядя в лицо своим оппонентам в логическом диспуте, то приближавшимся, то удалявшимся от его огромной зелено-золотой крепости – кровати с балдахином.

– Саквояж всегда при мне, мистрис. Несколько потенциально полезных лекарств…

– Так принесите же их. – Голос матери звучал необычно резко.

Время для него застыло. Он вдохнул запах материнского шелкового платья.

– Я принесу твои болекамни, дорогой.

Лежа в кровати, Ральф чувствовал приятную расслабленность. Вернулись движущиеся тени и голос доктора Фута. Чьи-то грубые руки ощупали его лицо, пальцы залезли в рот и разомкнули веки. Затем он ощутил знакомое холодное прикосновение стетоскопа к груди, хотя эта штуковина, судя по всему, была продвинутой и умела откачивать воздух. Ральф сопротивлялся, извиваясь и кашляя.

– Явные признаки интоксикации, вельграндмистрис. Нет-нет, я бы не стал использовать этот болекамень… – Ральф почувствовал, как кто-то разжимает его ладонь, – заклинания могут конфликтовать.

Он ощутил запах докторского саквояжа. Упал в его сиропные объятия, едва щелкнули застежки. Вокруг порхали бесчисленные бутылочки из синего стекла, изгибая тонкие горлышки и качая высокими пробковыми головами. Затем что-то коснулось его губ, и пролитая жидкость раскинула темные липкие корни по белоснежным простыням.

– Оно эфирированное? – Голос матери. – Заклинание потребуется?

– Я думаю, это необходимый минимум. – Доктор Фут прочистил горло. Стекла его очков засияли, словно луны-близнецы. Моросящим дождем упали капельки слюны, и Ральф почувствовал, как в гортани сгущается, клубится, поднимается какой-то пар. Сердце замерло в груди. Он закашлялся, хоть на это и не было сил. А потом заклинание повторилось, и наступила некая разновидность покоя.

Он лежал, наполовину свесившись с кровати, словно потерпевший кораблекрушение. Его разбудило солнце. На ярком квадрате ковра ждали своего часа стопки книг. Кашляя, он с трудом потянулся к тисненой кожаной обложке ближайшей книги. Та перевернулась и съехала на пол. Он понятия не имел о ее содержимом, но страстно желал ощутить блаженную прохладу пронумерованных, снабженных подписями вклеек. Штуковина была невероятно тяжелой.

Возможно, ему попалась сама Книга Знаний – все прочие были лишь выдержками из нее, – со страницами, сделанными из измельченной древесины того самого дерева, что росло в Эдемском саду. Возможно, вскоре он увидит Еву.

В ожидании очередной волны тошнотворной усталости, которая накатит и захлестнет с головой, Ральф наконец подтащил книгу к себе и открыл ее. Собравшись с силами, перевернул страницы с гильдейскими посвящениями и чистые листы, стремясь к ожидающей его истине. Насекомые? Он вяло улыбнулся. На самом деле, странно, что всеобъемлющая книга начинается с них. Впрочем, Ральф прекрасно знал, что у всякой системы классификации есть свои изъяны. Итак, чешуекрылые – бабочки. Почему бы и нет? В конце концов, даже Книга Всего должна от чего-то отталкиваться.