Дом бурь - Маклауд Йен Р.

– Мистрис…

Она повернулась и увидела бегущую по гравийной дорожке экономку Даннинг.

– Мистрис, куда вы собрались?

Элис не знала. Но что такого трудного для понимания в ее приказе – лошадь, покататься верхом?

– Без меня не смейте ничего делать. Вы поняли? Совсем ничего. Проследите, чтобы доктор Фут не заснул. Что касается неба… скажите метеоведу Эйрсу, чтобы убрал этот солнечный свет, будь он неладен…

Подозвав кобылу, которую привел растерянный Уилкинс, Элис выехала из Инверкомба. Небо над метеоворотом уже меняло цвет на серый. Пятно, похожее на грязное молоко, расползалось во все стороны, и каждый удар копытом, каждое позвякивание уздечки как будто оскорбляли установившуюся тишину. Потом Элис испытала неприятное озарение: она не звонила Тому с тех пор, как заболел Ральф, так что муж, занимаясь лондонскими делами, по-прежнему считал, что сын смеется, гуляет и набирается сил. Она издала отрывистый смешок, и по шкуре кобылы пробежала дрожь. Небо впитало остатки света, и вельграндмистрис окончательно перестала понимать, куда держит путь и что это за местность. Потом ей попался указатель на перекрестке: АЙНФЕЛЬ. Решение свернуть было абсолютно нелогичным, и все же вельграндмистрис с самого приезда на Запад гнала прочь мысли об этом месте. Обитель подменышей ждала ее. Вопреки сложившимся обстоятельствам Элис почти улыбнулась, подумав, что скоро может вновь увидеть Сайлуса Беллингсона.

Впереди показались высокие живые изгороди, какие обычно растут на границах крупных и относительно уединенных заведений, а затем непритязательные ворота, и Элис спешилась. Вокруг царила тишина. Даже птицы не пели. Она толкнула ворота, и те распахнулись вовнутрь. Она потянула кобылу за повод, но ранее покорное животное вдруг встало, как вкопанное. Пришлось привязать и лишь затем последовать дальше по серо-белой дорожке.

Та вела через густой и темный лес к обширному лугу, на котором островком посреди пруда выделялось одноэтажное здание. Она направилась туда, чувствуя бешеный стук сердца в груди. Здание было серым, бетонным, в том стиле, который ненадолго вошел в моду в самом начале века; к настоящему моменту оно покрылось пятнами от непогоды. Распашные двери с латунными ручками беззвучно поддались нажиму ее руки и открыли безликий интерьер, широкий, блестящий стол, за которым не было ни души. И правда, какой безрассудный чудак заявится в такое место?

На полированном полу подошвы ее туфель тихонько скрипели. «Мой сын умирает». Мысль, в которой таилось больше истины, потрясения и ужаса, чем во всем, что Элис довелось испытать, полностью завладела ее разумом. А потом она осознала, что позади кто-то стоит в дверях. Одетый в монашескую рясу с капюшоном. Немыслимо. И все же…

– Это действительно ты, Сайлус?

Длинные кисти цвета выбеленной слоновой кости; пальцы – остов веера.

«Я мог бы задать тот же вопрос. Неужели время забыло о тебе, Элис?»

Она покачала головой, затем заставила себя на шаг приблизиться к бывшему любовнику.

– Мой сын умирает.

– Люди редко приезжают в Айнфель по счастливым поводам… – Его голос, хотя и по-прежнему узнаваемый, стал невнятным и шепелявым. Взмахом руки указав на коридор, он молча повернулся, и Элис последовала за ним, гадая, как много он помнил, чувствовал, знал. В коридоре были пронумерованные двери, а на стенах – все тот же зеленый луг в разных ракурсах, словно бесконечная череда версий одной и той же картины. Кто бы ни создал это место, он наверняка любил обыденность. Затем они оказались в безликом кабинете, и Сайлус, усевшись за пустым столом, новым взмахом странных преображенных рук, которые когда-то ласкали ее, велел гостье занять кресло с противоположной стороны. За спиной у подменыша было еще одно окно, из которого открывался вид на лужайку и лес, простиравшийся будто во всех направлениях. Из-за того, как падал свет, Элис видела под капюшоном лишь тень.

– Я могу по-прежнему называть тебя Сайлус?

– Можете называть меня как хотите, вельграндмистрис.

– Ты знаешь, что я вельграндмистрис?

– Разве не в этом был смысл твоей жизни – стать той, кто ты есть? И чтобы не пришлось объяснять, как ты этого добилась?

В тени под капюшоном проступили смутные очертания. Но лицо едва ли принадлежало Сайлусу. Да и человеческим в полном смысле слова не было.

– Я живу в доме неподалеку отсюда. Мой сын так долго болел, что я уже и забыла, когда он был здоров. Но я долго искала способ его исцелить, и мне действительно показалось, что Инверкомб может что-то изменить. Там есть метеоворот… я приказала… – Ее взгляд оторвался от бледных очертаний под капюшоном, и щеки защипало от чего-то холодного. Элис Мейнелл поняла, что плачет.

«Боишься, что твой сын умрет?»

Почувствовав вкус соли, она кивнула.

– Как ты, наверное, догадываешься, Элис, ты не первая, кто посещает Айнфель в горе. Или в ожидании чудес.

– Речь не о чуде. Мне просто нужно вернуть ему то, что…

«Положено?»

«Нет. – Она покачала головой. – Я могла бы отпустить Ральфа, Сайлус. Я могла бы позволить ему летать, падать или быть кем угодно. Если бы только…»

Сайлус усмехнулся, хотя это был невероятно печальный и чуждый звук – шелест ветвей в зимнем лесу. Руки потянулись к капюшону, откинули его, и Элис пришлось посмотреть ему в глаза, оказавшиеся того же цвета, что и сегодняшнее небо, но сохранившие в себе что-то человеческое. Это ужаснуло ее сильнее всего прочего, даже сильнее лица, похожего на деформированный череп.

– Элис, неужели в целом мире не нашлось того, к кому ты могла бы обратиться за помощью?

– Ты всегда был хорошим человеком, Сайлус.

И снова этот зимний смешок.

«Окажись я хорошим человеком, Элис, меня бы сейчас здесь не было. У меня была жена, жизнь, дети. У меня была карьера. Я даже верил, да поможет мне Старейшина, что смогу быть с тобой и сохранить их любовь ко мне…»

– Вряд ли ты оказался первым мужчиной, который…

«Но я любил тебя, Элис. Думаю, в этом и заключается моя настоящая ошибка».

Элис подумала, что он, вероятно, прав. В те первые трудные месяцы в Лондоне ей требовался богатый и влиятельный любовник; кто-то, кого придется бросить, но, так или иначе, он должен был стать важной вехой на блистательном пути к обретению того статуса, которому она не видела альтернатив. Грандмастер Сайлус Беллингсон из Гильдии электриков – красивый мужчина, который гордился тем, что был верен своей жене и семье, и при этом очаровывал всех дам, – оказался идеальным кандидатом. И легкой добычей. Конечно, через несколько месяцев, когда Элис достаточно освоилась в Лондоне и решила, что пришло время со всем покончить и вплотную заняться Томом Мейнеллом, Сайлус воспротивился. Она вспомнила тот вечер, когда согласилась встретиться с ним поздно ночью в его кабинете под дымящимися башнями главной электростанции Лондона, и он, страстно желая похвастаться могуществом своей гильдии, провел ее по огромным залам с генераторами, открыл двери потайных шкафов, где целое море эфира, разлитое по сосудам емкостью в кварту, тихонько гудело, лучась светом и тьмой…

– Дело не только в высокомерии, Элис. Не в нем одном. Я тебя любил.

«Я верил…»

– А во что ты веришь сейчас?

– Твой сын действительно умирает?

– Я бы никогда не солгала о таком.

– Да, – вздохнул он. «Не думаю, что ты на такое способна, если судить по тому, что я о тебе знаю». – Поскольку гильдии когда-то использовали подобных мне для решения проблем, выходящих за рамки заклинаний, – и, надо отметить, использовали дурно, – и еще из-за множества мифов и слухов, ты вообразила, что мы, Избранные, могли бы исцелить твоего сына. Но люди – не машины, Элис. И Айнфель так же реален, как и ты, как сегодняшний день, как болезнь твоего сына. Белозлаты не существует. Это не какое-то мифическое место, и крепкое здоровье, которого ты желаешь Ральфу, нельзя вложить в него, как новый маховик взамен сломанного. Ты, Элис, как никто другой, должна понимать, что неизбежность смерти – понятие многогранное…