Демон Жадности. Тетралогия (СИ) - Розин Юрий

Удар достаточной силы в нужную точку – и несколько соседних артефактов отключатся, открывая дыру, в которую мог бы протиснуться небесный корабль.

И этот факт полностью перевернул мое восприятие лежащего перед меня уродца. Он перестал быть орудием террора для устрашения толпы. Теперь он стал ключом. Тупым, тяжелым, скорее каким‑нибудь газовым, но ключом.

До Руин оставалось несколько километров, когда я отдал приказ об активации бомбы.

Силар, сверившись с предусмотрительно предоставленной инструкцией, влил ману в один из узлов магической системы бомбы. В ту же секунду махина начала мерно гудеть и гул с каждой секундой становился все сильнее.

– По моей команде, бросайте ее вперед! – мой голос прозвучал четко и холодно, разрезая напряженный воздух на корабле. – Три… два… один… Давай!

Подняв махину бомбы над головами, вдвоем они размахнулись, вложив в движение мощь артефактов, и швырнули здоровенную хреновину с носа корабля. В тот же миг я плавно, но уверенно потянул рычаги управления тягой назад. Корабль слегка вздрогнул и начал терять скорость, отставая от нашего летящего вперед «подарка».

Бомба, огромная и неуклюжая, понеслась к щиту. Она не успела накопить полный заряд, но та энергия, что уже клокотала внутри, была чудовищной. Я активировал «Юдифь», мир вспыхнул сетками данных и энергетическими полями.

И я увидел, как бомба, оставляя за собой шлейф сконцентрированной маны, врезалась в ту самую уязвимую точку на силовом поле.

Ослепительная вспышка на мгновение окрасила все в белый цвет. Громыхнуло так, что я едва подавил желание схватиться руками за уши, а дошедшая до «Золотого Демона» ударная волна, прогнув и разорвав щит, обрушилась на корпус.

Но через окуляр я увидел ее. Брешь зияла перед нами, зловещим черным провалом в переливающемся силовом поле. Я вцепился в штурвал, до костяшек белея пальцами, и направил «Золотого Демона» прямо в эту узкую щель.

– Держитесь! – крикнул я, но мой голос потонул в оглушительном скрежете.

Мы врезались в брешь. Это не было чистым проходом. Это было протискивание сквозь сжимающиеся тиски. Ударная волна от взрыва бомбы все еще бушевала, сотрясая корабль, как щепку в шторм.

Корпус содрогался, и сквозь гул двигателей прорвался пронзительный визг рвущегося металла. Осколки нашей же бомбы, разогнанные до невероятных скоростей, впивались в броню «Золотого Демона» с таким звуком, будто по корпусу лупили десятки гигантских молотов. Я почувствовал, как корабль клюнул носом, заскрежетал по краям бреши, которая оказалась на добрый метр уже, чем мы рассчитывали.

Но сквозь весь этот хаос я ощущал глухое, мощное биение сердца корабля. Он стонал, скрипел, но не ломался. Корпус, выкованный по стандартам Роделиона, выдерживал.

Секции брони, смятые и иссеченные, все же не разорвало на части. Свет погас, на секунду погрузив мостик в темноту, прежде чем аварийные фонари залили все кровавым багрянцем.

И затем мы, наконец, прорвались в воздушное пространство над Руинами Перекрестка. Обычный корабль бы тут же рухнул. Небесные суда не предназначались для полетов в гравитационном поле.

Но двигатели «Золотого Демона» лишь ответили мощным, низким гулом. Он не падал. Он завис, тяжело дыша, израненный, но непобежденный, паря в воздухе над хаотичными огнями Перекрестка.

Я перевел дух, ощущая, как пот стекает по вискам. Руки все еще сжимали штурвал, но теперь он был не послушным инструментом, а упрямым мулом. Корабль кренился, его системы боролись с повреждениями и его собственным неожиданно проявившимся весом.

Едва «Золотой Демон» перестало трясти, как палуба пришла в движение. Бойцы, до этого замершие в готовности, ринулись к бортам. Не было строя, не было единого порядка – только отлаженный хаос.

Их фигуры камнями уходили вниз, чтобы в последний момент замедлиться вспышкой маны. Они не атаковали. Они исчезали, как капли чернил в мутной воде, сливаясь с толпой зевак, что уже собиралась на улицах, показывая пальцами на дымящийся, изрешеченный корабль, вторгнувшийся в их небо.

Через пару минут палуба опустела, и наступила оглушительная тишина, нарушаемая лишь натужным гулом двигателя и треском раскаленного металла.

Я остался один. Сквозь запах гари и озона доносился гул голосов снизу. Время было дороже золота.

Татуировка «Хроники мачт, парусов и такелажа» отозвалась тупым жаром. Энергия хлынула из меня, тонкими невидимыми нитями вплетаясь в конструкцию корабля. Он стал продолжением моего тела – тяжелым, раненным, но послушным.

С мысленным усилием я развернул его борт к массивному зданию Дома Совета, чей шпиль гордо взмывал в центре города. Без команды, силой одной воли, приводы корабельных пушек пришли в движение. Я чувствовал их вес, сопротивление механизмов. Заряды уже были в стволах – первый и единственный залп.

– Огонь, – прошептал я.

Грохот потряс «Золотого Демона». Сгустки сконцентрированной маны ринулись к Дому Совета. Они оставляли за собой раскаленный след, будто падали метеоры. Еще мгновение – и каменная громада должна была превратиться в пыль.

Но оно не наступило.

Прямо над крышей здания пространство сгустилось и побелело. Из ничего возник гигантский щит, будто слепленный из человеческих костей, принявший на себя удар.

Залп врезался в костяной барьер, щит дрогнул, но устояла. А когда свет рассеялся, я увидел ее. Нешала Костяная Маска. Она парила в воздухе перед своим артефактом, ничем иным почти сорокаметровый в поперечнике щит быть не мог.

Второго залпа, однако, она могла не ждать. Орудия безжизненно замерли. Я мог силой воли нажать на спуск, но не мог вложить в них новые заряды, не мог заставить зарядные механизмы работать. Эта работа требовала рук, множества рук, которых у меня больше не было.

Тем не менее, я все еще мог рулить. И, снова развернув «Золотого Демона», направил к Дому Совета теперь уже его самого.

Восемь фигур, ведомых Нешалой, оторвались от земли и поплыли вверх, к палубе «Золотого Демона». Они двигались без спешки, с убийственной уверенностью хищников, знающих, что добыча в ловушке. Я стоял у штурвала, чувствуя сквозь татуировку каждый их приближающийся шаг по воздуху.

Они уже были на уровне планшира, готовые перешагнуть на окровавленную палубу, когда я активировал татуировку громкоговорителя. Мой голос, усиленный до немыслимого уровня, обрушился на город, затмив на мгновение даже гул толпы и треск пожаров. Он был металлическим, лишенным всякой теплоты, голосом самой угрозы.

– Стойте! – прогремело эхо, заставляя стекла в окнах задребезжать. – Следующий шаг на палубу станет последним для вашего Дома Совета!

Восемь фигур замерли. Я видел, как Нешала слегка наклонила голову.

– Я перенаправляю всю оставшуюся ману в двигатель, – продолжал я. – Перегрузка. Взрыв будет такой силы, что от вашего Дома останется лишь кратер. И даже твой щит, – я сделал паузу, глядя прямо на Нешалу, – не остановит падение сотен тонн раскаленного металла. Он может поглотить удар, но не массу.

Я позволил этим словам повиснуть в воздухе, давая им просочиться в умы не только капитанов, но и каждого внизу.

– А потом представьте, – мой голос снова усилился, становясь пронзительным, – как вы будете объяснять посланникам «Ока Шести» это… недоразумение? Ведь они прибудут сюда меньше чем через месяц. Встречать их на руинах? Показывать им, что Совет Перекрестка не может защитить даже свою главную крепость? Это продемонстрирует им лишь одно – что с вами не стоит иметь дел. Что вы – ненадежные партнеры.

Тишина, наступившая после моих слов, была оглушительной. Я видел, как плечи одного из капитанов напряглись, другой невольно бросил взгляд вниз, на здание Совета.

Нешала не двигалась, но я чувствовал ее взгляд, будто она пыталась просверлить мой череп. Это была не угроза уничтожения. Это была угроза провала.

Угроза сорвать сделку, ради которой они все здесь и затеяли. Политический провал был для них страшнее взрыва.

Никто не сделал ни шага вперед. Они висели в воздухе, в десятке метров от палубы, как разгневанные, но прикованные к месту цепями духи. Я держал руку на воображаемом рубильнике перегрузки, и они это знали. И пока они решали эту задачу, я покупал своим рассредоточившимся бойцам бесценные секунды.