На золотом крыльце (СИ) - Капба Евгений Адгурович

Авигдор, который уже вынул беруши из ушей, сказал:

— Белые семечки пойдут?

— О! — обрадовались спортсмены. — А давай!

Гном засунулся под кровать, достал серьезный такой полотняный мешок и спросил:

— Куда сыпать-то?

— А вот — в майку! — оттянул ткань одежки конопатый. — Сыпь, гноме, не жалей!

— Это когда я жалел-то? — кхазад действительно без скупости, щедрым потоком отсыпал белых семечек, и, кажется, содержимое мешка от этого и вовсе не уменьшилось. — Идите, кормите своих девчат!

И спортсмены вышли. А Руа сказал:

— Вот такой вот естественный дар. Эмпатия наоборот. Я внушаю эмоции, а не считываю, хотя и считываю тоже, но это всякий галадрим может в общем-то. И все это завязано на музыке. Среди галадрим уже встречались такие таланты, но очень, очень давно! Да и не контролирую я дар, не могу подавать дозированно. Вон, даже ты — разрыдался.

— Ничего я не разрыдался, — возмутился я. — Это из окна в глаза надуло! Подумаешь, пара капель…

— Ладно, ладно, — Ави спрятал мешок с семечками под кровать. — Я тоже, как первый раз его музыку услышал — расплакался. Вспомнил темные воды Келед-Зарама, холодные ключи Кибил-Налы и Гертруду, мою первую любовь… Но Руа может и дурное веселье нагнать, и боевитый настрой — смотря что сыграет.

— Так ты менталист! — восхитился я.

— Музыкант я, — вздохнул эльф. — Все это — только через музыку. Очень нестабильно это все и эфемерно… Поэтому меня больше академическая магия интересует, особенно Печати, Знаки и Руны. Но все это нам преподавать будут только в следующем году, пока — только самообразование, через библиотеку. Понимаешь, Михаэль, там ведь сплошная стереометрия, потому они и не дают академку никому, кто общий курс школы не усвоил. Там те же уравнения с двумя переменными, тетраэдры, призмы и вписанные в куб шары!

— Все, все, — сказал Авигдор. — Все всё поняли. У нас тут брошенный родственниками телекинетик, кхазад, который обожает грядки, и галадрим, которого выгнали из лесу, потому что он ездил по ушам своей семье. Отличная компания, я считаю. Предлагаю держаться вместе! Миха, я включу тебя в график дежурств по комнате, у нас один жилец одну неделю дежурит. Полы мыть, унитаз чистить, мусор выносить — вот это вот все. И в шкафу я тебе полки освобожу, там у меня пока консервация стоит — маринованные помидорчики, грибочки, тушеночка свиная, тушеночка говяжья, тушеночка…

— О, Илуватар! — закатил глаза Руа. — Ну, сколько можно про твою тушеночку? Ну, противно же!

— Миха, я тебе главного не сказал! — гыгыкнул гном. — Этот вальдтойфель, он у нас — маловеганец!

— Младовегетарианец! — поправил его Тинголов.

— Это как? — поднял бровь я.

Звучало как какое-то сексуальное извращение, но сначала нужно было услышать версию компетентных товарищей, а уже потом ржать.

— Это значит, что он мясо не жрет! — пояснил Ави. — Вообще никакое, йа!

— Неправда! Мы — галадрим, как вегетарианцы умеренного толка, или — младовегетарианцы, если угодно, употребляем в пищу яйца, молочные продукты и морепродукты, — Руа перечислял, загибая пальцы. — То есть — рыбу, креветок, моллюсков… Это — мясо.

— То есть страшенных креветок он ест, а свинку он не ест! — хохотнул Бёземюллер. — У свинки-то ножки не как у таракашки, и усищей нет! Ладно, Миха, а ты-то свинку ешь?

— Я все ем, — закивал я. — Кроме бигоса.

— Это звучит как предложение, — гном в трусах прошелся по комнате, открыл шкаф, и я увидел там целую батарею из поллитровых банок с закатками. — А не навернуть ли нам свининки?

— На ночь? Тушенки? — сделал страшные глаза я. — А ДАВАЙ!

В общем, с соседями я общий язык нашел. Они хоть и нелюди, но толковые парни оказались. О таких друзьях можно было только мечтать, и я — мечтал. Мне хотелось с ними подружиться, честное слово. Потому что, когда рядом обычные адекватные парни, с которыми запросто можно поговорить о чем угодно, да еще и не засранцы, а порядок держат — это очень ценно.

После тушенки мы трепались до полуночи, обсуждали учителей, преподов, колледж, и, конечно, девчонок. Гном предпочитал фигуристых и уверенных в себе мадмуазелей, эльф — пускался в пространные рассуждения о вокалистках и танцорках из здешней самодеятельности. Ну, а я пытался выудить у них информацию про одноклассниц и, конечно, про Ермолову. О ней пацаны отзывались осторожно, но с уважением.

Спать мы улеглись за полночь, и я, конечно, не выдержал — и нырнул в Библиотеку. И тут же побежал к шкафу Руслана Королева. Чем дальше — тем больше я проникался к этому мужчине уважением и приязнью. Он становился мне кем-то вроде старшего товарища, который может посоветовать, поделиться опытом, что-то подсказать. Такого человека мне в жизни не хватало, это точно.

Я открыл обклеенный футбольными стикерами (да, я теперь знал, что такое футбол) обгорелый шкаф и потянулся за небольшим томиком в мягкой обложке — на нем, несмотря на копоть, можно было различить силуэт девушки.

* * *

— … Маш, ну да, я такой. Я бью людей. Такая моя природа, — я стоял перед ней и смотрел на свои кулаки, которые еще кровили. — В свое оправдание скажу — они сами решили побить меня и напали первые. Это «красные», понимаешь? У них нет понятия чести. На «говне», или трое на одного — это как два пальца об асфальт.

— Рус, ты мне очень нравишься, — девушка была очень красивой, очень живой — с серыми глазами, пшеничными волосами и отличной спортивной фигурой, которую подчеркивали леггинсы и топ.

Она делала пробежку в парке, и я догнал и остановил ее на половине дистанции. Потому что на звонки Маша не отвечала и на сообщения ВК тоже. Обиделась!

— Ты мне очень нравишься, — повторила она. — Но я не хочу, чтобы у моих детей был отец-инвалид. Если ты не завяжешь — мы расстанемся, так и знай. Я не хочу когда-нибудь увидеть тебя в реанимации или в СИЗО, Рус.

— Ма-а-аш, да кишка у них тонка меня в реанимацию отправить! Да я…

— Ты просто можешь это или услышать, или нет! — она прижала палец к моим губам. — Я знаю, что ты — боец. Я не против, чтобы ты ходил на свой кикбоксинг, тренировался, развивался в этом направлении. Я не могу тебя лишить части твоей натуры. Но я не хочу, всякий раз гуляя с тобой, присматриваться к идущей навстречу компании — не прячут ли они биты под одеждой, не точат ли зуб на Короля? И, конечно, не хочу подвергать опасности наших детей.

— Детей? — вот это было ударом под дых.

Я ведь мечтал сделать ей предложение прямо на секторе, во время финала. Динамо-БАТЭ, белорусское «эль классико». Наши победят, а я встану на одно колено и… И у нас будет семья и целая куча белоголовых ребятишек! Если я смотрел на себя рядом с Машей, то прекрасно представлял, как буду мужем и отцом. Ни с кем больше, только с ней. А тут она говорит про детей! Выходит — она согласна?

— Маш, — я шагнул вперед, протянул руки, взял ее за талию и притянул к себе. — Добьем сезон — завяжу. Не могу я сейчас пацанов бросить… Дерби впереди, потом — с «Гомелями» матч, «Днепр» могилевский на носу… Жарко будет!

— Последний сезон? — спросила она. — Рус, ты серьезно? Не шути со мной, потому что я ведь поверю тебе, и все! Сезон — и завязываешь с околофутболом?

— Но на матчи мы ходить продолжим, — на всякий случай уточнил я. — Пусть и с «кузьмой». Это же «Динамо»!

— Куда ты без «Динамо», — усмехнулась Маша. — Ладно, до конца сезона я потерплю.

Она ведь и сама была футбольная девочка. Даже в секции занималась и в женскую сборную по пляжному футболу отбиралась! И познакомились мы на секторе, ее к нам брательник привел… Черт, да я влюбился в нее сразу и без памяти! Дурак я, что ли, просто так взять — и потерять ее!

— Ты мое солнце… А вот смотри, что я тебе принес! — из кармана я вынул большую грушу. — Смотри, какая!

Маша не любила цветы, и дарить фрукты — это стало моей фишкой. И фишка эта всегда работала! Вот и теперь она сказала: