Архитектор Душ IV (СИ) - Вольт Александр

Эта мысль грела Мастера изнутри, но что-то мешало. Что-то нарушало чистоту замысла. Он ощущал дрожь в пальцах, учащенное сердцебиение, пот на лбу под полями шляпы. Страх, тревога, нервозность — не его эмоции, а отголоски души того, кто остался в подвале. Такова была природа доппельгангера: принимая чужой облик, неизбежно впитываешь часть его слабостей и эмоционального фона.

Это раздражало и мешало сосредоточиться, вносило хаос в его выверенную логику. Но он знал лекарство — чем больше душ поглотит, тем прочнее станет его собственная сущность, тем меньше на него будут влиять эти человеческие слабости. Пока приходилось терпеть.

Он свернул с оживленного проспекта на тихую улицу, застроенную старыми складами и ведущую к порту. Здесь было почти безлюдно, городской шум сменился криками чаек и далеким гудком отходящего от причала сухогруза. Он ускорил шаг, направляясь к дальнему краю Феодосии, к заброшенной промзоне, где находилось его логово.

Улыбка вернулась на его лицо, но теперь это была не добродушная улыбка психоаналитика Вяземского, а его собственная — хищная и полная предвкушения. Впереди была работа: требовалось подготовить место, разложить инструменты, начертить руны и ждать часа момента, когда он сделает следующий шаг к своему величию.

Я смотрел на эту фразу с вопросом. «Пасу овцу». Что за бред? Какая овца? Какое пастбище? Шая, со всей своей эльфийской отстраненностью казалась последней, кто мог бы увлечься сельским хозяйством.

Секунда замешательства сменилась щелчком в мозгу. Все же элементарно просто! Анализ занял не больше пары ударов сердца. Пасти… не в смысле кормить травой. Пасти — значит следить, вести, наблюдать. Как пастух за стадом. А овца… Овца — это жертва. Или, в нашем случае объект наблюдения. Ковалев.

Все встало на свои места. Она нашла его и ведет наблюдение. Я усмехнулся. В этом была вся Шая — лаконично, образно и с легкой ноткой пренебрежения к объекту.

Мои пальцы быстро забегали по сенсорному экрану.

«И как успехи?»

Ответ пришел почти мгновенно. Я почувствовал, как она печатает — быстро, без пауз, словно заранее сформулировала отчет в голове.

«Его личное дело — ложь. Там нарисован образ уставшего, но исполнительного служаки. На деле я вижу человека на грани нервного срыва. Он постоянно оглядывается, дергается от любого резкого звука. Даже у себя дома он несколько раз подходил к окну, чтобы проверить улицу. Так ведут себя не те, у кого чистая совесть, а те, кто боится, что за ним вот-вот придут».

Я прочел сообщение дважды. Внутри что-то щелкнуло. Удовлетворение. Значит, я был прав. Моя догадка, основанная на предсмертном хрипе Вяземского, оказалась верной. Он боится. А раз боится, значит, он — слабое звено.

«Он может привести нас к ним. Нужно продолжать следить», — напечатал я, скорее констатируя факт, чем задавая вопрос.

«Этим и занимаюсь, — пришел ответ. — Он никуда не выходит, сидит в своей норе. Но если выйдет — я пойду за ним. Сейчас сброшу тебе ссылку. Поставь это приложение. На нем ты будешь видеть мой трекер».

Трекер? Приложение? Как интересно. Здесь и такие технологии водятся?

«Зачем?»

«Громов, если меня раскроют и поймают, ты должен хотя бы понимать, где находится мой трекер и тело. Он будет у тебя и у моего брата. Это стандартный протокол безопасности при работе на враждебной территории».

Враждебная территория. Так она воспринимает Феодосию. Что ж, в чем-то она права.

«К сожалению, — продолжила она, — министерство не расщедрилось на модель, которая бы в реальном времени транслировала показатели жизнедеятельности. Так что если точка на карте замрет надолго в каком-нибудь подозрительном месте, придется делать выводы самостоятельно».

Показатели жизнедеятельности. То есть датчик, показывающий, жив агент или мертв. Ого. Технологии в этом мире не переставали меня удивлять. Тотальная бюрократия и бумажные отчеты соседствовали с такими вот шпионскими штучками, о которых я в своей прошлой жизни читал только в фантастических романах. Мысль о том, чтобы обзавестись парой таких приборов, показалась мне чрезвычайно привлекательной. В моем положении любая дополнительная мера безопасности не была лишней.

«Бросай», — коротко ответил я.

Тут же пришла ссылка. Я прошел по ней. На экране смартфона появилось предложение установить приложение «Сокол-7». Логотип — стилизованный силуэт хищной птицы. Установка заняла несколько секунд. После запуска на экране появилась карта города, и на ней одна-единственная пульсирующая точка в районе панельных многоэтажек на окраине. Точка Шаи.

«Если он куда-то выйдет, и мне это покажется странным — я сообщу», — появилось новое сообщение в чате.

«Может, мне сейчас подъехать?»

«Не стоит. Ты слишком заметен, коронер. Мало того что ростом под два метра, так еще и твое лицо после всей этой шумихи в прессе знает чуть ли не каждый второй. Да и без нее ты, мне кажется, личность известная. Ты его только спугнешь. Оставайся на связи и следи за картой. Этого будет достаточно».

Справедливое замечание.

«На связи», — напечатал я и закрыл чат.

Новый инструмент в моих руках походил на диковинную игрушку из столичной лавки. Приложение «Сокол-7». Название отдавало казенщиной, но суть его была донельзя прагматичной.

На схематичной карте Феодосии, тускло светившейся в полумраке гостиной, одиноко и упрямо пульсировала крохотная точка. Она не двигалась, замерев в гуще жилых безликих кварталов, где один дом походил на другой как две капли чернил.

Я не знал адреса Ковалева, но и не нужно было великим гением, чтобы догадаться, что Шая именно там. Точка была кардиограммой ее присутствия.

Это было странное, почти противоестественное ощущение. Я, привыкший иметь дело с плотью, с вещественными доказательствами, с тем, что можно потрогать, измерить и взвесить, теперь был прикован к этому нематериальному следу.

Жизнь эльфийки, ее риск, ее работа — все это сжалось до одного мерцающего пикселя на экране.

Я не сразу поднял голову. Сперва услышал тихий шорох за спиной — звук ткани, коснувшейся ковра, а следом жалобный скрип половицы под чьей-то нерешительной ногой.

— Виктор?

Я оторвал взгляд от телефона. Алиса стояла у камина, повернувшись к огню так, что я видел лишь ее напряженный силуэт и отсветы пламени, путающиеся в рыжих волосах.

— Мне страшно, — сказала она, и голос ее был настолько тих, что почти терялся в треске дров. Настолько несвойственно ей, что я даже удивился. — Я… я не понимаю, что происходит. Все это… души, это существо, облава. Будто мы попали в какую-то дурную, страшную сказку. И я не знаю, чем она закончится. Я не знаю, что нам делать.

Я отложил телефон на столик. Пластик корпуса показался неприятно-теплым от долгого нахождения в руке. Ее страх был мне понятен, но внезапно я, привыкший иметь дело с мертвыми, которые уже ничего не боятся, вдруг остро ощутил хрупкость живого, напуганного человека рядом.

— Подойди, — сказал я ровно.

Она помедлила, но все же обернулась и сделала несколько шагов. Села не на сам диван, а на самый его краешек, словно готовая в любую секунду вскочить и убежать. Я видел, как она вцепилась пальцами в обивку, костяшки побелели. Она искала опору не во мне, а в чем-то неодушевленном.

Страх рождается из хаоса, из непонимания. Значит, нужно дать происходящему структуру.

— Все закончится, — сказал я, глядя ей прямо в глаза. Я говорил не для того, чтобы утешить. Я говорил, чтобы внести ясность. — У нас есть четкий план. Он состоит из двух частей. Слушай внимательно.

Она кивнула, ее взгляд стал более сосредоточенным, зрачки в полумраке комнаты казались огромными не то от испуга, не то от недостатка освещения. А может и от обоих факторов сразу.

— Первое — внешняя угроза. Это культисты и та тварь, что разгуливает по городу в облике Вяземского. Это проблема не только наша, но и всего города, а возможно, и Империи. И решать ее мы будем не в одиночку, — я начал загибать пальцы, придавая словам вес простого, методичного перечисления. — С нами Инквизиция, СБРИ и полиция, и теперь еще «Щит». Мы задействовали все возможные ресурсы. Наша задача — помочь им найти и уничтожить эту заразу. Как только мы это сделаем, город вздохнет спокойно, и непосредственная угроза нашим жизням исчезнет. Это первый этап.