Демон Жадности. Тетралогия (СИ) - Розин Юрий

А ведь был еще и их лидер, спустя несколько минут, видимо, устав ждать, наконец‑то решивший вступить в бой. Гравитационные аномалии, ментальное вмешательство в мой разум и ударившая в меня, взявшаяся будто бы из ниоткуда молния «поприветствовали» его в этом сражении.

Я врезался в стену, и многотонная каменная кладка не выдержала, рассыпавшись. Мы вывалились в центральный зал сокровищницы и я, чтобы дать себе болььшее пространство для маневров, тут же ринулся прочь из Жемчужного Грота, в лабиринт тоннелей.

Впрочем, это не особо помогло. Они теснили меня по коридорам, руша потолки и стены, я не успевал ни набрать скорость, ни саккумулировать силу. Тут сквозь одную из дыр в своде я увидел Небо.

Решение пришлось само собой. Свой следующий удар я направил не в них, а в стену. Камень толщиной в несколько десятков метров взорвался, открывая уже полноценный проём.

Я вылетел в него и развернулся, готовый встретить их в новых, более выгодных для меня условиях. Однако при этом я понимал, что одолеть четверку, сражаясь так же, как сейчас, у меня получится лишь благодаря невероятной удаче.

А на удачу я полагаться не привык.

Четверо Артефакторов Предания не замедлили последовать за мной в Небо. Мой «Грюнер» выплюнул очередной сгусток сконцентрированной маны. Выстрел, способный пробить насквозь борт боевого корабля, был парирован лидером.

Бой продолжился, но теперь я уже не стремился одолеть их. Я просто тянул время, чтобы придумать настоящий способ, как их одолеть.

И в калейдоскопе идей и мыслей в какой‑то момент проскочило даже довольно логичное рассуждение. Их техники – это манипуляция маной. Чистой, не фильтрованной артефактами, просто особым образом измененной.

По идее применить одновременно артефакт и технику было невозможно. Если вывести ману в артефакт, то активируется артефакт. Если активировать технику, то артефакт не примет измененную ману.

Но у меня была иная ситуация. Мои татуировки были частью меня. По сути, это была та же манипуляция внутренней энергией, просто опосредованная, заключенная в готовые формы.

Но что, если… что, если обойти эти формы? Использовать их не как инструменты, а как… фильтры? Как усилители для самой маны?

Я выудил ману из мана‑сети и направил ее в татуировку «Прилара». Но не дал ей выплеснуться в тело в виде привычного ускорения, заставил энергию пройти через узор, насытиться его свойством, и… вернул ее обратно в сеть.

Эффект был мгновенным и ошеломляющим. Энергия понеслась по каналам с бешеной, многократно возросшей скоростью. Это было крайне непривычно и даже больно. Но это сработало.

Противники уже начали новую координированную атаку. У меня не было времени на раздумья. Я активировал «Грюнер». Но на этот раз, благодаря ускоренной мане в сети, время между импульсами сократилось в разы. Я выдал очередь, будто из пулемета.

Энергетических волков разнесло в клочья. Несколько шаровых молний взорвались от контакта с залпами. И я почувствовал, как буйство крови в теле прервалось – Артефактор инстинктивно прервал технику, уворачиваясь от одного из выстрелов.

На лицах противников впервые мелькнуло нечто, кроме холодной уверенности. Удивление.

– Что он сделал? – донесся до меня голос коренастого.

Вдохновленный успехом, я направил ману на этот раз через «Радагар». На этот раз боль была еще сильнее. Но я почувствовал, как мощь возросла в несколько крат.

Я активировал «Энго», выбросил руку вперед, вытянув пальцы, и выпустил сконцентрированную, усиленную «Радагаром» ману, сформировав алый клинок длиной в несколько метров, чиркнувший едва успевшего увернуться лидера по плечу.

Их стройность и слаженность, что едва не стоила мне жизни, начала рассыпаться. Они все еще видели меня глазами друг друга, их техника зрения работала без сбоев.

Но теперь она передавала им картину, лишенную всякой предсказательной возможности. Потому что у меня самого не было плана. Был только поток интуиции, направляющий сырую мощь через призму моих татуировок.

Я пропустил ману через «Юдифь», что привело к тому, что моя энергия начала буквально резонировать с окружающей маной. Я словно стал камертоном, ловящим любые вибрации энергии, и в таком состоянии уворачиваться от их атак стало кратно проще.

«Урия» дала мне возможность ощущать каждую крупицу своей энергии, повысив эффективность манипуляции маной. «Жанна» заставила взлететь к небесам скорость восполнения маны.

Одновременно, к сожалению, я мог использовать не больше двух техник. Большее количество создавало слишком большую нагрузку на мана‑сеть. Но даже так у меня, по сути, разом появились сотни комбинаций, некоторые из которых были не слишком полезными, а другие – просто феноменальными.

Мы кружили в пустоте, обмениваясь ударами. На какое‑то время установилось хрупкое равновесие. Они не могли меня достать, я не мог нанести решающий удар. Но я продолжал экспериментировать уже не только с техниками, но также со способами их применения.

Продолжая сражаться, направил ману через «Ольву», затем – через «Радагара». Мощь плюс сокрытие – чем не идеальная комбинация?

Выстрел «Грюнера» из ладони был невидим ни просто глазами, ни с помощью ощущения маны. Сгусток маны, многократно усиленный и все еще невидимый до последнего мгновения, вырвался из моей руки.

Целью был тот, кто контролировал кровь. Эта способность бесила больше всего. Он понял свою ошибку слишком поздно. Попытался поставить щит, но уже было поздно.

Его доспехи треснули. Он издал короткий, прерывивый звук, и его отбросило прочь, вглубь Неба, как тряпичную куклу. Он не был мертв, я это чувствовал по вспышке его маны, но он выбыл из боя. Сильно контуженный, с проломленной грудной клеткой.

Равновесие рухнуло. Их эффективность, державшаяся на четверых, дала сбой. Следующий критический момент наступил уже через минуту.

«Радагар», потом «Золотой храм» – еще одна очевидная комбинация из мощи и уплотнения маны, после чего мана рванулась к «Жанне», а оттуда – уже в мышцы на правой руке.

Я подскочил к коренастому, он тут же выставил свой щит, распределяющий урон на его напарников. Но на этот раз этого оказалось недостаточно.

Мой кулак, преодолев сопротивление щита, обрушился ему в челюсть. Костяной хруст был оглушительным. Его голова отклонилась под невозможным углом. Он не успел даже ахнуть. Его тело обмякло и начало медленно кувыркаться в пустоте, без сознания.

Осталось двое.

Капюшон попытался атаковать из невидимости, но техника «Юдифи», пропущенная через мана‑сеть и возвращенная в нее же, позволила мне хотя бы примерно ощутить его положение.

Я снова материализовал клинок «Энго» через «Иволу» и «Грюнер». Клинок, появившийся в ладони, сорвался с нее и, преодолев несколько десятков метров, отсек капюшону руку. Она появилась из невидимости первой, а следом, вопя от боли, вынырнул и он.

Я развернулся, тяжело дыша. Тело горело изнутри, мана‑сеть трещала по швам, но я стоял лицом к лицу с их лидером.

Он парил напротив меня, его дыхание было ровным, но в глазах бушевала буря. Без своих подчиненных, без их объединенного зрения, он потерял львиную долю опасности, но расслабляться все‑таки не стоило.

Впрочем, когда он открыл рот, почти сразу стало понятно, что больше драться он не намерен.

– Ты понимаешь, с кем ты только что сражался? – его голос был низким и зловещим, лишенным прежней уверенности, но не угрозы. – Это не конец. «Око Шести» не прощает подобного. Мы заберем Перекресток и сотрем тебя и твоих жалких наемников в пыль!

Угрозы. Стандартный прием того, кто проиграл на поле боя, но надеется сохранить свою шкуру. Но он был прав в одном – убийство четверых Преданий стало бы объявлением войны, на которую у меня пока не было ресурсов.

Впрочем, это не значило, что я был готов просто отступить.

Я активировал татуировку громкоговорителя, чтобы мой голос, как набат, пронесся над всеми Руинами, над трущобами, над портом, где, я был уверен, затаив дыхание, наблюдали за нашим сражением в Небе.