Архитектор душ (СИ) - Вольт Александр

Я попытался прикинуть какие-либо варианты, но понял, что таковых не было. Тело мне больше не нужно, отчет я подам в ближайший час, дело я официально спихнул на Ковалева. Отказывать Инквизиции в такой ситуации — все равно что добровольно совать голову в пасть льву, предварительно помахав перед его носом куском мяса. Глупо и самоубийственно.

— Разумеется, мастер Корнелиус, — ответил я спокойно. — Я всегда рад содействовать Святой Инквизиции. Тело находится в прозекторской. Я как раз собирался отдать распоряжение подготовить его к хранению. Нужно только сдать отчет.

— Отчет — это бумажная формальность, коронер, — сказал инквизитор, словно не услышав моего согласия, продолжая давить по инерции. — А душа усопшей ждать не может.

Говорить о том, что ее душа уже скорее всего растворилась, если опираться на то, что я смог прочитать в книжке, конечно же я не стал.

— Мастер Корнелиус, не сочтите за дерзость, но не слишком ли много на себя берет Святая Инквизиция, диктуя условия представителю власти, который занимается в первую очередь соблюдением интересов нашего Императора? — я произнес это максимально тактично, почти вкрадчиво, но так, чтобы стало ясно — не надо на меня давить. — Насколько мне известно, юридическая часть расследований убийств, особенно нелюдей, на территории империи все еще находится в юрисдикции коронерской службы, а не инквизиции. Или за последние дни в законах что-то изменилось, а я не был уведомлен?

Мое лицо оставалось абсолютно равнодушным. Я видел, как на мгновение Инквизитор напрягся, на его лице заходили желваки, поэтому я тут же поднял руку в примирительном жесте.

— Но, Мастер. Одно «но». Я не предлагаю ждать, — я позволил себе легкую, едва заметную усмешку. — Я лишь уточнил, что юридически моя работа почти закончена. Но фактически тело в вашем распоряжении. Когда и куда мне его доставить? Или вы пришлете своих людей в прозекторскую?

Теперь он опешил. Инквизитор ожидал продолжения сопротивления, заготовил аргументы, а я просто резко развернул диалог и согласился, выбив почву у него из-под ног. Он быстро взял себя в руки.

— Мы прибудем в прозекторскую сегодня в три часа дня, чтобы забрать тело. Проследите, чтобы ваши ассистенты были на месте и не чинили препятствий.

— Они будут проинструктированы.

Казалось, на этом все. Я уже собирался развернуться и уйти, но инквизитор не спешил меня отпускать.

— И еще одно, господин Громов, — его тон стал чуть менее формальным, почти доверительным, что напрягало еще сильнее. — После того, как мы уладим дела с телом, я бы хотел заехать к вам. Лично. Есть пара моментов, которые хотелось бы утрясти.

Он сделал паузу и добавил, глядя мне прямо в глаза:

— Как в старые добрые времена.

«Как в старые добрые времена?»

Эта фраза ударила под дых. Какие еще, к черту, «добрые времена»? Что связывало продажного коронера-оккультиста и старшего инквизитора? Память Громова молчала, словно испуганный свидетель, и я совершенно не представлял, какие вопросы мне будут задавать.

— Конечно, мастер Корнелиус, — сказал я, широко и любезно улыбнувшись, хотя внутри все сжалось в ледяной комок. — Мой дом всегда открыт для вас. Буду ждать. Мы свободны?

Он кивнул, но его холодный, изучающий взгляд скользнул мимо меня и остановился на моих спутницах, которые все это время стояли за моей спиной, стараясь быть как можно незаметнее.

Она не помнила, что именно ей снилось, но точно знала — там был отец. Она слышала его голос, чувствовала тепло его руки на своем плече, и это ощущение было таким реальным, что пробуждение стало еще больнее.

Пробуждение в чужом доме, где не было ни запаха отцовского табака, ни привычного скрипа ступеней. Лишь лицо Виктора Громова.

Отсутствие завтрака и поездка в доки настроения не прибавляла. Но там, на пирсе, Громов снова ее удивил.

Она была уверена, на все сто процентов уверена, что он, столкнувшись с недовольством урядника Ковалева, замнет дело. Спишет все на несчастный случай, получит взятку и забудет. Так поступил бы тот Громов, который разорил ее семью.

Но этот… этот стоял как скала, и спокойно объявил, что перед ними убийство. И даже недовольная побагровевшая морда Ковалева его не остановила. Алиса видела, как урядник сжал кулаки, и понимала, что в будущем, при первой же возможности, он еще припомнит этот случай коронеру. Но Громову, казалось, было на это совершенно наплевать.

Затем они зачем-то зашли в таверну, где Громов о чем-то тихо говорил с бородатым дварфом, после чего их наконец-то накормили. Обычная яичница была как раз тем, что нужно. Желательно, конечно, чтобы она появилась в желудке на пару часов раньше, но сойдет и так.

Но все это время Алису беспокоил и другой вопрос. Ее одежда…

Видит небо, как же ей хотелось сорвать с себя это дурацкое платье! Она чувствовала себя в нем абсолютно не в своей тарелке. Эти складки, длинная юбка, что путалась в ногах… Ей хотелось поскорее надеть свои любимые потертые джинсы и рабочую рубашку, в которой было удобно двигаться, спорить с поставщиками и проверять работу на причале.

Она не была неженкой. В отличие от госпожи Морозовой, которая, казалось, родилась в шелках и кружевах, Алисе все это было чуждо и неприятно.

Лидия… Эта женщина была для нее загадкой. Алисе хотелось заговорить с ней, обсудить их общее положение, может быть даже попробовать вместе найти какой-то выход. Они ведь в одной лодке. Но каждый раз, когда смотрела на Лидию, она натыкалась на стену ледяной аристократичности. Это отстраненное молчание и напыщенная сдержанность вызывали у Алисы лишь недоумение.

Бенуа заработали свое имя и состояние потом и кровью, своим умом и своими руками. И сама Алиса с куда большим удовольствием сейчас бы занималась проблемами на верфи, ругалась с рабочими или заключала контракты, а не таскалась по городу следом за коронером, который вел себя… странно. Вот самое подходящее слово. Он вел себя до невозможности странно.

Но когда они вышли из кабака Торбина и наткнулись на этих троих в черной форме, внутри у Алисы все похолодело. Инквизиция. Одно это слово вызывало у всех суеверный ужас. Святые воины, что видят зло и могут заглянуть в душу человека узрев там скверну.

А что, если ее душа порочна? Что если они увидят в ней кипящую ненависть, желание отомстить, которое она испытывала к Громову? Что если они увидят, что она сама теперь может видеть души? Они ведь не станут разбираться и просто сочтут ее ведьмой. И сошлют куда подальше. Мысль о ссылке была такой яркой и жуткой, что у нее на мгновение перехватило дыхание только от картины, где она стоит на руднике с киркой.

К ее облегчению, их интересовал только Громов. Вернее даже не он сам, а тело мертвой эльфийки. Может, оно и к лучшему. Пусть разбираются с ним, а их не трогают.

Однако дальше случилось то, что заставило Алису сначала ахнуть мысленно от изумления, потом испугаться за него, а потом… потом испытать нечто совершенно новое и неожиданное.

Виктор Громов не стал спорить. Он не стал приводить контраргументы или апеллировать к закону, как она ожидала. Он просто выслушал приказ мастера Корнелиуса и согласился.

Но в этом простом согласии не было ни капли заискивания или страха. Он говорил с инквизитором как с равным, спокойно и деловито, словно они обсуждали не передачу тела, а время деловой встречи.

Он не уступал — он просто констатировал факт, лишив инквизитора его напора и заготовленной агрессии. Это было похоже на то, как утес встречает волну: он не борется с ней, он просто стоит, и волна бессильно разбивается о него.

Алиса знала, что Громов тот еще змей с хорошо подвешенным языком. Он мог уболтать, обмануть и запутать любого. Но это было другое. Сейчас это была не изворотливость мошенника, ищущего лазейку. Это была уверенная сила человека, который контролирует ситуацию даже когда кажется, что он полностью уступает.

Эта сцена… она заставила ее посмотреть на него совершенно иначе. В груди, где до этого плескалась лишь горячая лава ненависти, шевельнулось что-то еще. Неохотное, почти постыдное… уважение. То, как он вел эти переговоры, было не просто показательным примером, который она не раз наблюдала в детстве, когда отец спорил с чиновниками. Это было наглядным пособием по тому, как нужно разговаривать с власть имущими.