Проклятый Лекарь. Том 3 (СИ) - Молотов Виктор

— Ой, доктор Пирогов! — она всплеснула руками, её голос гулко разнёсся по пустому коридору. — А я-то думала, вы уже домой ушли. День-то какой у вас был, вся больница гудит! А это кто ж с вами такой высокий?

— Это доктор Костин, — представил я, не сбавляя шага. — Мой новый интерн из травматологии. Показываю ему, как проходит ночная смена.

Уборщица присмотрелась к Костомару, и её материнское сердце, очевидно, дрогнуло от жалости. Благо, зрение у нее было плохое, а в коридоре царил полумрак.

— Батюшки-святы, какой же худенький! — она подошла ближе, беззастенчиво разглядывая его фигуру. — Милок, да ты когда последний раз ел-то нормально?

Если бы она только знала, насколько он худенький.

— Я ем грунт… — с ноткой вселенской печали в голосе пробормотал Костомар из-под маски. Это была идеальная интонация.

— Чего, прости? — уборщица приложила ладонь к уху. — Говори громче, милок, я стара уже, не слышу ничего.

— У него острый ларингит, — быстро вмешался я, положив руку Костомару на плечо. — Говорит очень тяжело, почти шёпотом.

— Ой, бедненький ты мой! — женщина сочувственно всплеснула руками. — И худой как щепка, и горло болит! А работаете по ночам, изверги вас заставляют! Вот что, милок, ты это… ты завтра в столовую заходи, как смена кончится. Я там дежурю. Я тебе борща налью, наваристого, пожирнее, с мозговой косточкой! А то ж смотреть страшно — одна кожа да кости!

Последняя фраза была настолько точной, что я с трудом сдержал усмешку.

Самый опасный мертвец, которого я когда-либо знал, ветеран бесчисленных войн, только что был приглашён на тарелку жирного борща из жалости. Потому что у него…. внимание — одни кости!

— Я ем грунт, — с явной благодарностью в голосе кивнул Костомар.

— Вот и правильно, что согласился! — уборщица по-свойски погрозила ему пальцем. — Молодежь нынче совсем себя не бережёт, не питается нормально. Всё эти ваши диеты дурацкие! А потом ходят, костями гремят!

Она покатила свою тележку дальше по коридору, продолжая бормотать что-то о неправильном питании современной молодежи и о том, что в её время все были румяные и здоровые.

Мы прошли дальше.

— Отличная работа, доктор Костин, — тихо сказал я. — Вы произвели фурор.

Кабинет главврача располагался на последнем административном этаже. Здесь было тихо, как в склепе — ковровые дорожки глушили шаги, а массивные двери кабинетов были плотно закрыты.

Нюхль скользнул вперёд, его аморфное, невидимое тело просочилось сквозь замочную скважину двери с табличкой «Главный врач Морозов А. С.».

Через пару секунд в мой мозг поступил чёткий отчёт. Две камеры в коридоре, одна внутри кабинета, над столом — передал он мне образами. Тонкая, почти незаметная паутина магической сигнализации на дверной ручке и на массивном сейфе в углу.

— Нюхль, займись камерами и сигнализацией, — мысленно приказал я. — Замкни контур на себя. Пусть пишут статичную картинку пустого кабинета.

Через минуту невидимка вернулся, довольно фыркнув. Путь был чист.

Я открыл дверь, и мы вошли в святая святых «Белого Покрова». Кабинет был именно таким, каким я его и представлял. Массивный дубовый стол, глубокие кожаные кресла, портреты членов императорской семьи на стенах. Всё здесь кричало о статусе, власти и консервативных ценностях.

— Ищем документы, компромат, что угодно подозрительное, — скомандовал я шёпотом. — Разделяемся. Ты — шкафы, я — стол.

Костомар кивнул и бесшумно направился к застеклённому стеллажу, где хранились какие-то медицинские диковинки и награды. Первым делом он взял в руки человеческий череп, верхняя часть которого была срезана и отполирована, превращая его в пепельницу.

— Я ем грунт! — с ноткой глубочайшего возмущения произнёс он, потрясая находкой.

— Да, безвкусица полная, — согласился я, методично вскрывая ящики стола один за другим. — Варварство.

Следующим объектом его внимания стал полноразмерный анатомический скелет, стоявший в углу.

— Я ем грунт? — Костомар подошёл к нему и деликатно потрогал пластикового собрата за плечо, явно спрашивая: «Ты не из наших, случайно?»

— Это учебное пособие, Костомар. Он никогда не был живым. Ну, в том смысле, как ты, — пояснил я, просматривая очередную папку с финансовыми отчётами.

Костомар с явным сочувствием покачал головой и по-отечески погладил пластиковый макет по черепу.

Затем он обнаружил стопку рентгеновских снимков и, не найдя другого источника света, поднёс их к светящимся зелёным глазам Нюхля, используя его как негатоскоп.

— Я ем грунт! — радостно воскликнул он, показывая мне один из снимков. Видимо, принял эти изображения белых костей на чёрном фоне за семейные фотографии.

— Если вы двое не прекратите дурачиться, — не выдержал я, — то я отправлю вас в анатомический музей. Тебя, Костомар, как экспонат «скелет неизвестного аристократа, злоупотреблявшего борщом». А тебя, Нюхль, в банку с формалином под табличкой «неопознанная магическая аномалия, вид плотоядный».

Оба немедленно прекратили баловство и с удвоенным рвением принялись за поиски. Костомар начал методично перебирать папки в шкафу, а Нюхль юркнул под стол, обнюхивая пол в поисках тайников.

Я активировал некро-зрение, надеясь найти то, что всегда сопровождает тёмные тайны — остаточные эманации страха, следы старой крови или ауру мёртвых тканей. Но кабинет был стерильно чист. Слишком чист даже для перфекциониста, которым был Морозов.

Странно. Морозов параноик. А у любого параноика обязательно должен быть тайник. Место, где он хранит свои самые грязные секреты.

Тогда я переключил фокус восприятия. С тьмы на жизнь. И сразу же почувствовал. За массивной стеной, увешанной дипломами, слабо, едва заметно пульсировала жизненная энергия. Подавленная, истощённая, но определённо человеческая.

— За стеной кто-то есть, — сообщил я своей команде. — Живой человек. Ищем потайную дверь.

Мы принялись за работу с утроенной энергией. Я методично простукивал дубовые панели, ища пустоты. Нюхль, распластавшись по поверхности, искал аномалии в магическом фоне. Костомар проверял книжные полки — классическое место для скрытых рычагов и механизмов.

Наконец, Нюхль замер у большого, написанного маслом портрета первого главврача клиники, сурового бородатого старца в пенсне.

— Здесь, — передал он мне мысленный образ. — Тройная защита. Магическая печать, сложный механический замок и ещё что-то… старое. Тёмное.

— Нюхль, деактивируй магию. Костомар, готовь свой универсальный ключ.

Ящерка принялся за работу.

Его крошечные, острые как иглы когти скользили по поверхности стены, находя ключевые узлы магического плетения. Он не рвал их, а действовал точнее — коротким, концентрированным импульсом собственной энергии, выпущенным через кончик когтя.

Он перекусывал соединение, гася узел. Один за другим узлы печати гасли, словно крошечные лампочки. Это была ювелирная работа, требующая терпения и точности.

Через три долгих минуты последняя руна, вырезанная на стене под картиной и до этого невидимая, тускло вспыхнула и окончательно погасла.

Костомар шагнул вперёд. С лёгким щелчком он отсоединил фалангу своего костяного указательного пальца и вставил её в замочную скважину, которая обнаружилась за отодвинутой картиной.

— Я ем грунт, — сосредоточенно пробормотал он, орудуя косточкой, как опытный взломщик отмычкой.

Щёлк. Ещё один. Механический замок поддался.

Осталось последнее — старинная защита, которую я узнал по характерному, знакомому рисунку энергии. Магический замок. Примитивный, студенческого уровня, но для обычного мага или взломщика — непреодолимый.

Я приложил ладонь к холодной стене и влил в неё каплю своей родной, некромантской силы. Древний механизм, дремавший десятилетиями, узнал родственную энергию и с тихим скрежетом отозвался.

Часть стены беззвучно отъехала в сторону, открывая за собой узкий, тёмный проход, из которого пахнуло сыростью и застарелым отчаянием.