Дальний Рубеж (СИ) - Ступников Виктор

Мужики стояли на стенах, бросая в оживших камни и ливая их кипятком, но те, казалось, не чувствовали боли.

Придется после того, как отобьемся, с карьера натаскать больше камня, чем я планировал. Частокол, откровенно говоря, не оправдал возложенных надежд.

Сквозь открывшиеся щели я мельком увидал, как Пётр с горсткой мужчин отчаянно отбивался, но их силы были на исходе. Один из оживших вцепился в плечо молодого парня — тот закричал, когда пальцы мертвеца впились в плоть, и тут же упал, захлебываясь черной жидкостью, вытекавшей изо рта.

Оторвав кусок ткани от рубахи, я быстро насыпал на него порошок рукреции, затем провел пальцем по лезвию ножа, прорезая кожу. Капли крови упали на порошок — и он вспыхнул алым огнём. Закалив клинок в огне и тем усиливая его магию, я побежал к пролому, сделал несколько мощных шагов и влетел в ничего не подозревавшую толпу сзади, размахнувшись ножом. Лезвие, заряженное магией, вспыхнуло синим пламенем и разрезало первого мертвеца пополам. Тело рассыпалось в прах. На меня тут же обратились пустые взгляды дюжины мертвецов.

— Ваше сиятельство! — Пётр, весь в крови, радостно воскликнул, увидев меня.

— Какого черта ты не позвонил?! — выругался я, отрубая клинком голову ещё одному мертвецу и мгновенно отскакивая в сторону от крепких объятий второго. Вот только их было куда больше.

— Не успел, ваше сиятельство, — прокричал Пётр, пронзая вилами голову напиравшего на него мертвеца.

— Обсудим позже, — рассекая пополам голову очередного ожившего, пытавшегося меня укусить, ответил я и следом отдал приказ: — Бегите ко мне в подвал. Там есть чем поджечь этих тварей.

Мертвецы напирали и пытались взять меня в кольцо, заставляя меня отступать все ближе к лесу.

Наш бой с толпой оживших со стороны, наверное, был похож на танец. Раз-два-три, удар, раз-два-три, прыжок. Но мои силы тоже не были бесконечными. Мышцы начинали уже твердеть от усталости, а лёгкие жгло изнутри. Это тело явно никогда не участвовало в длительных схватках.

Когда я уже переступил черту, где начинался лес, у самого частокола вспыхнуло пламя.

Огненная волна ударила в мертвецов, и они вспыхнули, как сухая солома. Их крики — хриплые, нечеловеческие — огласили ночь. Черный дым поднялся к небу.

Я довольно улыбнулся. Моя школа.

Сквозь крики и вопли мне даже послышался чей-то истошный крик:

— Гори!

Тем временем, меня словно целенаправленно хотели увести подальше в лес, но в мои планы поход по грибы и ягоды в свете Луны не входило, потому я решил прорываться обратно к деревне.

Рубанув ноги двум ожившим ближе всего находившимся ко мне, я толкнул их назад. Мертвецы попадали, словно домино, и на несколько мгновений открывая мне дорогу в деревню. Недолго думая, я побежал по телам оживших. Множество рук попыталось меня ухватить, но лишь единицам удалось ко мне приблизиться, но и по тем я прошёлся хлестким ударом клинка, отсекая пальцы наглецов.

Горящие ожившие метались, издавая нечеловеческий рев, а те, кто не горел, шугались от загоревшихся братьев. На этом направлении начался абсолютный хаос в стане врага.

Мы побеждали в этой битве — в этом не было сомнений. Но уже сейчас я продумывал, как нам действовать впредь. Вряд ли это последний их визит. К тому же люди хана будут куда, как организованнее.

Добежав до деревни, отмахиваясь по дороге клинком, я впервые с начала боя, смог перевести дыхание.

— Ваше сиятельство, они еще пытаются прорваться на восточной стороне, — доложил мне Пётр.

— А чего тогда стоим? Бегом туда! — скомандовал я и сам побежал к восточным воротам.

Восточные ворота оказались в чуть лучшем состоянии, чем западная стена, но ненамного. Частокол здесь ещё держался, но несколько брёвен уже почернели и покрылись трещинами, будто их изнутри разъедала какая-то зараза.

Мертвецы бились в ворота, царапая дерево длинными, изогнутыми ногтями. Их было меньше, чем на западе, но и защитников здесь оставалось всего несколько человек — старик Семён, парнишка Федька и пара мужиков, которые отчаянно пытались удержать ворота, подпирая их бревном.

— Ваше сиятельство! — Федька обернулся ко мне, лицо его было бледным, но в глазах горела решимость. — Они ломятся! Ещё немного — и ворота рухнут!

Я окинул взглядом ситуацию. Если ворота падут, деревню затопит новая волна оживших, а сил отбиваться у людей уже почти не осталось.

Достав из кармана остатки дурмана, я задумчиво поглядел на него. Я прекрасно понимал последствия от поглощения такого количества неочищенной энергии. Но на другой чаше весов лежали десятки жизней моих людей.

Тяжело вздохнув, я засунул в рот листки дурмана и стал активно их жевать. От кислого сока растения мне перекосило лицо.

Хотя такой метод получения энергии был варварским и малоэффективным, он в то же время являлся самым быстрым, а именно скорость сейчас была определяющим фактором.

Горький, обжигающий вкус дурмана разлился по рту, и почти сразу же я почувствовал, как тело наполняется странным жаром. Энергия, грубая и неочищенная, пульсировала в жилах, заставляя сердце биться быстрее, а мышцы — напрягаться до дрожи. Глазам стало больно от яркости мира — я видел каждую трещину на воротах, каждый клочок грязи на одежде Федьки, каждый мертвенный изгиб пальцев, цепляющихся за дерево.

— Отойдите от ворот! — прохрипел я, чувствуя, как голос звучит чужим, низким и перегруженным.

Мужики метнулись в стороны, и в тот же момент я рванулся вперед.

Нож в руке вспыхнул синим пламенем, но теперь огонь был ярче, агрессивнее, почти белым от жара. Я ударил — не по мертвецам, а по самим воротам.

Удар.

Дерево взорвалось. Щепки, пламя и черная энергия рванули наружу, сметая первых оживших, превращая их в пепел. Остальных отбросило волной, и они замерли на мгновение, будто не понимая, что произошло.

Я не дал им опомниться.

Следующий удар рассек воздух, оставляя за собой голубоватый след, и еще три мертвеца рассыпались в пыль. Но дурман давал не только силу — он ускорял все, включая мысли.

Я видел, как Федька застыл с открытым ртом, как старик Семён медленно-медленно поднимал топор, как один из оживших, уже обгоревший, все еще тянулся ко мне, его пальцы шевелились, будто в замедленной съемке.

Слишком медленно.

Я рванулся вперед, рубя, круша, сжигая. Каждый удар ножа оставлял после себя синий огненный шлейф, каждый шаг — выжженный след на земле.

Но чем больше я убивал, тем сильнее чувствовал, как дурман начинает пожирать меня изнутри. Голова раскалывалась, в ушах звенело, а в груди будто кто-то раздувал костер, готовый вот-вот прожечь меня насквозь.

Последнего мертвеца я добил уже почти вслепую, едва видя его контуры сквозь марево боли. Когда он рассыпался, я упал на колени, сжимая голову руками.

— Ваше сиятельство!

Голос Петра донесся сквозь шум в ушах. Я попытался встать, но тело не слушалось.

— Воды… — выдавил я.

Кто-то сунул в руки ковш, и я жадно хлебнул, но вода казалась огнем. Выплюнув, я понял — это была кровь.

— Отравление… — пробормотал я. — Надо… очиститься…

Но сознание уже уплывало. Последнее, что я увидел перед тем, как тьма накрыла меня с головой — это лица мужиков, перекошенные страхом.

И чей-то шепот:

— Он же сгорает заживо…

Тьма.

Горячая, липкая, как смола.

Я тонул в ней, не в силах пошевелиться, не в силах крикнуть. Внутри всё горело — будто кто-то выжег мне внутренности раскалённым железом.

Но где-то в этой тьме был свет.

Маленькая точка. Сначала едва заметная, потом — ярче.

Голос.

Ты переборщил, — сказал он, и я узнал его.

Свой собственный.

Только… холодный. Спокойный. Без боли.

Ты знал, чем это кончится.

Я хотел ответить, но не мог.

Но ты всё равно сделал это. Ради них

Свет приближался.

Интересно… Они бы поступили так же?

И тогда — боль.

Я вздрогнул, ощутив, как что-то льётся мне в горло. Горькое, вязкое, противное.