Аттестат зрелости (СИ) - Рюмин Сергей

Во время учебы Дмитрий Альбину как-то не замечал. Может, из-за того, что она жила сначала в общаге, потом на квартире, а Дмитрий жил всегда с родителями. А «общажные» с «городскими» никогда не ладили. Тем более, что семья у Димочки была из «благородных». Отец работал директором магазина, мать фактически сидела дома, но числилась инструктором в облисполкоме.

Дмитрий что в школе, что в институте всегда был поглощен учебой и не замечал никого и ничего вокруг. Политех он закончил с красным дипломом. По совету отца выбрал сам себе предприятие, где должен был отработать положенные три года.

— А потом определимся с твоей дальнейшей судьбой! — заявил отец.

Здесь, сейчас, сидя с очаровательной длинноногой зеленоглазой блондинкой в одном кабинете, друг напротив друга, он вдруг влюбился безумно и без оглядки.

Он носил ей цветы и конфеты по поводу и без повода, пытался провожать её с работы, назначать ей свидания. Но цветы оставались в кабинете, конфеты она делила с подругами, а от свиданий упорно отказывалась под всякими предлогами. Даже, когда она в очередной раз ему сказала «мы с тобой совсем не пара» и «давай останемся друзьями», Дмитрий не отступил.

И тут появился этот так называемый «брат»! То, что он совсем не брат, Дмитрий понял почти сразу. Альбина прямо-таки менялась в лице, когда разговаривала с ним по телефону, особенно в последние дни. А у него сердце обливалось кровью.

Дмитрий опять попытался объясниться с ней. Альбина выслушала его, нахмурилась и заявила:

— Димочка! Мы с тобой поссоримся. Или мы с тобой просто друзья, или я попрошу, чтобы тебя перевели куда-нибудь в другой кабинет!

Тогда он решился. Под надуманным предлогом (якобы его соседка забыла на работе кошелек) он выяснил в отделе кадров её новый домашний адрес, приехал к ней вечером в субботу. Одинокая девушка, по его мнению, выходные вечером проводит дома!

Дома её не оказалось. Дмитрий прождал Альбину до 11 часов вечера, меняя место ожидания с подъезда до двора дома.

Девушка приехала не одна, а с ухажером. Весело переговариваясь, в обнимку они подошли к подъезду. Дмитрий решился и позвал её. Альбина удивленно остановилась, но, извинившись перед ухажером, подошла.

— Что тебе надо? — недовольно поинтересовалась девушка.

— Кто это? — спросил Дмитрий.

— Не твоё дело! Тебе чего надо от меня?

— Моё! — воскликнул Дмитрий. — Я тебя люблю, а ты… Ты шлюха!

— Как ты мне надоел, придурок! — в сердцах бросила Альбина, развернулась и хотела уйти.

Глаза закрыла красная пелена. Каким образом в его руках оказался нож, Дмитрий вряд ли потом мог сам понять и объяснить. Он таскал этот нож — перочинный с единственным лезвием длиной сантиметров в десять, которое вытаскивалось-то с немалым трудом — от случая к случаю. А тут он словно сам прыгнул в руку, разложился, выпуская смертоносный клинок. Дмитрий рванулся к девушке и два раза ударил её сзади в бок.

Потом, вдруг то ли поняв, что натворил, то ли испугавшись, он бросился бежать. Ноги вдруг подкосились, и парень упал ничком, больно приложившись носом об асфальт и на пару секунд потеряв сознание.

Очнувшись, Дмитрий попытался встать и обнаружил, что ноги его не слушаются. Вообще они стали словно ватные, потеряв всякую чувствительность. Он попытался, не вставая, подтянуть, согнуть в колене сначала одну, потом другую. Безуспешно.

Дмитрий приподнялся на руках, перевернулся на спину, сел. Тронул рукой бедра, колени. Ноги ничего не чувствовали. Он в отчаянии даже ударил по ноге кулаком. Рука удар почувствовала. Нога — нет. Дмитрий заплакал.

Кто-то тронул его за плечо.

— Парень, ты что? — услышал он. Рядом стояла какая-то женщина.

— Вызовите скорую, — жалобно попросил он. — У меня ноги отказали!

— Сейчас, сейчас! — засуетилась женщина. — Сиди, сиди, никуда не уходи!

Последние слова «никуда не уходи» вызвали очередной всплеск отчаяния и рыданий. Дмитрию больно не было. Ему было страшно. Даже жутко. Он вдруг осознал, что никогда не будет ходить и останется навсегда прикованным к инвалидному креслу.

Скорая приехала быстро. Двое дюжих то ли санитаров, то ли фельдшеров осмотрели его. Третий, видимо, врач наклонился и заставил дыхнуть, чтобы убедиться, трезвый он или пьяный. Погрузили его, ухватив за руки — за ноги, на носилки, затащили в «Рафик».

— В областную клиническую? — повернулся к ним водитель.

— Да, — откликнулся врач. — В неврологию!

«Рафик» пыхнул вонючей отработкой и вырулил со двора.

Родители приехали через час. Димочку даже не успели перевезти из приёмного покоя в неврологическое отделение на 3-й этаж. Они появились, когда он лежал на каталке в коридоре, ожидая санитаров.

Его мать Олимпиада Стефановна, дородная женщина под 50, со слезами и стенаниями склонилась над ним, а отец Владлен Георгиевич решительно направился к дежурному врачу.

— На минуту! — он ухватил врача за локоть, увлекая в сторону. Врач, невысокий худой пожилой мужчина далеко за 60, выдернул руку из цепкого захвата:

— Что вы хотели? Вы мешаете работать!

— Подождёт работа, — спокойно заявил Владлен Георгиевич, снова цепляя врача, на этот раз за плечо. — Не смертельный случай, в конце концов! — он указал на очередного больного. — Что с моим сыном?

Врач с сожалением взглянул на постанывающего на каталке подростка, от осмотра которого его оторвал беспокойный родитель:

— Подождите пять минут в коридоре!

— Вы не поняли! — повысил голос Владлен Георгиевич. — У меня сын парализованный!

— Вон отсюда! — не выдержав, рявкнул врач. — Ждите в коридоре.

Отец сразу притих, даже стал меньше ростом и шашками, спиной вышел в коридор. Там его вниманием захватила жена:

— Ну, что доктор сказал? — она всхлипнула. — Он жить будет?

— Да будет, будет! — раздраженно отмахнулся Владлен Георгиевич. — Сиди здесь и жди!

Он встал и пошел на улицу, где висел телефон-автомат, пошарил по карманам, вытащил две копеечных монетки, опустил в монетоприемник, снял трубку и набрал номер. После долгого ожидания (всё-таки ночь!), услышав сонное «алло», быстро заговорил:

— Ильяс Индиктович, прошу прощения за беспокойство! Амельченко беспокоит. Помощь ваша нужна срочно! У меня сейчас сын Дмитрий находится в приемном покое ОКБ. Состояние крайне тяжелое, а дежурный врач как-то подозрительно легкомысленно к нему отнёсся. Помощь ваша нужна. Буду крайне обязан.

Выслушав заверения, что содействие будет оказано, Владлен Георгиевич повесил трубку и довольно пробормотал вполголоса:

— Сейчас тебе будет и «вон отсюда» и «ждите в коридоре»…

Реакция не замедлила себя ждать. Минут через пять из стеклянной будки в приемном покое с испуганным лицом выскочила дежурная молоденькая медсестра, видимо, вчерашняя студентка, которая бросилась к кабинету дежурного врача. Не обнаружив его там, она заскочила в осмотровый кабинет и закричала:

— Леонид Семенович! Вас «сам» к телефону вызывает…

Давешний пожилой врач, на ходу стягивая тонкие хирургические перчатки, поспешил к «стакану», зашел, взял лежащую на столе трубку:

— Слушаю вас, Александр Григорьевич!

Минуты три он молчал, держа телефонную трубку возле уха, криво усмехаясь, потом не выдержал и спокойно заявил, видимо, перебивая собеседника:

— Да пошёл он нах! И этот тоже! Заявление об уходе я готов написать прямо сейчас!

И положил трубку на рычаг телефона на глазах испуганной медсестры.

— Я к себе! — бросил он. — Больных пусть принимает «сам»! С сегодняшнего дня я на пенсии. Ясно?

Врач четким военным шагом дошел до своего кабинета, закрыл за собой дверь. Через пару минут к нему в кабинет снова зашла дежурная медсестра. Вскоре она и врач вышли. Медсестра направилась к себе, а врач махнул рукой Владлену Георгиевичу:

— Зайдите!

Олимпиада Стефановна отошла от сына и рванулась было в кабинет вслед за мужем, но муж её остановил:

— Постой здесь!

Врач сел за стол, указал рукой на стул напротив и, брезгливо морщась, спросил: