Дубль два. Книга вторая (СИ) - Дмитриев Олег

В Речи Осины прибавилось Яри. Павлик заёрзал на руках у матери, недовольно гугукая. Лина вцепилась мне в рукав. В прошлый раз Древо вещало так размеренно, давая Мастеру клятву, что мы приехали с миром. Которую тот, видимо, привёз именно сюда. И которая, кажется, не убедила здешних хозяев открыть нам двери.

— Выпускай меня, Серый, — Древо промыслило эти три слова Речью, в которой уверенность соперничала с обречённостью.

— Как? — ахнул Сергий вслух.

— На землю. Ноги затекли, — ну, начинается. Дерево-юморист — это именно то, чего нам и не хватало для полного счастья в этой далёкой, опасной и безвыходной таёжной заднице.

— Ося, — голос Сергия чуть дрогнул.

— Давно Ося! Делай, что говорено, Серый! — снова нажало Ярью Древо. Павлик захныкал, и Алиса начала покачивать его, приговаривая что-то успокаивающее. Кажется, чисто автоматически. Потому что сама смотрела на деда, уставившегося на банку в руках, едва ли не с ужасом.

Хранитель осторожно опустился на колени. Левой рукой накрыл горлышко, а правой стал бережно переворачивать Осин домик, следя, чтобы росточки не помялись или погнулись. Когда каждый из трёх стволиков-черенков разместился между пальцами, Сергий отставил банку, положив правую руку поверх комка земли, белые ниточки корней в котором, шевелясь, на глазах втягивались внутрь. Перевернув Древо замершими листиками вверх, дед вытянул руки перед собой. Мне показалось, что я заметил слёзы в его глазах. По сфере его, привычно красно-белой, протянулсь синие стрелы тревоги. Между ладонями, вокруг корней Осины, разгорался ярко-алый шар.

— Помогайте, ребятки. Угостим Осю на дорожку, — выдохнул Хранитель.

Я шагнул ближе, встав чуть левее, и положил правую руку ему на плечо. Лина тянулась хвостиком, не выпуская моего рукава. С другой стороны подошла Алиса, подняв повыше Павлика, как на кадрах старых фильмов, где матери протягивали младенцев вождям и удачливым полководцам за благословлением.

Мы с племянником, кажется, «включились» одновременно. Шар меж ладоней Хранителя сперва чуть просветлел, едва ли не до кораллово-розового, и тут же насытился ярко-красным, густым, тяжёлым, как старое вино. Не знаю, о чём думали Сергий и Павлик. Я «отдавал» уважение, восхищение и благодарность. За знания, которыми делилось Древо, пусть и в своей манере. За возможность слушать и учиться. И за то, что помогло мне спасти Лину. Моего ангела.

Судя по лицам, на которых светились добрые улыбки, Ося каждому нашёл персональные слова поддержки. Я начал было переживать за пустоту и тишину в своей голове.

— Хорошо прокатились. Надо будет повторить при случае, — Речь Осины будто звенела от напряжения. Хотя, скорее, от какого-то шалого куража. Вот уж чего не ждёшь от предвечного Древа.

— А что мы, по-твоему, неживые что ли? Пусть по-другому, но чувствуем, мыслим, — энергия переполняла его.

— Будь сильным, Странник. Семью береги, семья — святое. Любовь храни — она бесконечные силы даёт. И Землю береги. Ярью богатые, богатыри по-вашему, наперечёт у неё всегда были. Многое дано тебе взамен отнятого, Яр. Цени. И никогда ничего не бойся. Это скучно и неинтересно, запомни! Страх убивает интерес, кураж и волю. Раз поддашься, другой — и не заметишь, как чёрные паучьи лапки уже держат вожжи в твоей голове.

Шар в руках Хранителя полыхал насыщенным красным, как хрустальная вазочка с вишнёвым вареньем на подоконнике, под лучами восходящего солнца, когда блики от неё рассыпаются по всей кухне. Он начал пульсировать, с каждым разом становясь чуть больше в размерах. И с одним из ударов, шестым или восьмым, резко, взрывом, увеличился, заполнив собой всю сферу Осины. Мы стояли в самом её центре. И это было непередаваемо.

— Шабаш, други! Уважили, так уважили. Серый, верни, что взял! — Речь Оси гремела, отражаясь, кажется, от затихшей перед нами тёмной чащи.

Хранитель бережно установил его на мох, осторожно разведя руки, следя, чтобы не качнулись, не наклонились молодые побеги бесконечно старого Древа. И, усевшись рядом, начал расшнуровывать кеды. Мы с девчатами смотрели на деда, решительно ничего не понимая.

Отставив в сторону обувь, Сергий сдвинул ступни вместе и протянул к ним руки ладонями вверх, сдавив локтями колени. Большие пальцы ног его почти касались листьев Осины. Пару секунд не происходило ничего. А потом мне показалось какое-то странное движение под кожей на левой ступне. Будто одна из синих узловатых вен шевельнулась, пробуя устроиться поудобнее. Или вылезти наружу.

Тонкие бледно-зелёные иголочки показались одновременно над кожей на ногах и над самым центром каждой из ладоней. Бывшая одно время увлекалась хиромантией, и я легко опознал линии ума и сердца, виденные как-то в её роликах, где одни звонкие бабы учили других по сети древнему ремеслу с двусмысленным названием. У деда эти линии, казалось, заплетались в косу.

Поднявшись сантиметров на десять, странные ростки потянулись к тем, что сидели в комке земли прямо перед ними. Набрав ещё столько же длины, склонились и переплелись вершинами с комлями трёх побегов, на которых запульсировали-затрепетали мелкие глянцево-зелёные листочки.

Бледная окраска «новеньких» быстро, на глазах, набирала привычный цвет. Сперва соединились крайние — вновь укоренившиеся срослись с тёмными стволиками так, что их и различить стало невозможно. А после левый и правый побег будто обняли с двух сторон средний, закручиваясь в спираль. Танец листочков, ставших размером уже с пятирублёвую монету, завораживал. Он закончился через несколько минут. Перед нами стояло деревце Осины, примерно с локоть высотой, но абсолютно узнаваемое: корни, ствол, ветви на нём. И было видно, что это — не уродливый карлик-бонасай, выращенный в неволе, а свободное Древо, способное вырасти до колоссальных размеров, дай только срок.

Бледный Сергий шнуровал кеды. Крови на ногах и руках почти не было. От лица она тоже отхлынула. Зато синих молний на сфере заметно прибавилось.

— Помните мои наказы, человечки! Что бы ни случилось — помните! — грохнула Осина так, что мы все вздрогнули разом.

— Гость в дом — радость в дом! Принимай, хозяин! — пронеслось, кажется, над всей округой с бесшабашной, залихватской удалью. И это были последние слова нашего Древа.

Мох под комом земли пополз в стороны. Лина и Алиса отпрыгнули с визгом, будто увидев под ногами гадюку. Мы с Сергием вглядывались вниз так, словно очень хотели её увидеть. И раздавить. Но змей не было. Была чистая рыхлая земля, гораздо темнее, кажется, чем та, что виделась по дороге в оврагах, отвалах и канавах. По границе мха, образовавшей круг диаметром около полуметра, показались корни, похожие на еловые. Они, будто танцуя, устремились вверх, поднявшись над вершиной кроны маленькой Осины. Склонились к центру, сделавшись похожими на сетку меридианов на глобусе. После от каждого стали расходиться в обе стороны веточки-ростки на одинаковых уровнях, создав и сетку параллелей. Плетёный «глобус» продолжал выпускать тонкие побеги, становясь всё больше похожим на закрытую сплошную полусферу. Или сферу, потому что, скорее всего, конструкция была симметрична и над, и под землёй. Или на ко́рзинь, в котором я впервые увидел Сергия. Только маленький. Детский. И от этой мысли стало холодно.

Мы неотрывно смотрели, как «глобус»-ко́рзинь, чуть поворачиваясь по часовой стрелке, углубляясь, уходил под землю. Сквозь плотное, сплошное плетение корней Осину видно не было, но мне казалось, что Древо смотрит на нас, оставшихся здесь, как капитан с мостика идущего ко дну корабля: торжественно, гордо и спокойно, с чувством до конца выполненного долга. И от этого стало ещё морознее.

Земля чуть поднялась в месте, куда всосало капсулу с Осей. Потом немного просела, сравнявшись по уровню с окружающей полянкой. И затянулась тем самым пугающим самодвижущимся мхом.