Ведьма и столичный инквизитор (СИ) - Кайзер Анна

«Там!»

Ее сорочка, бледное пятно в полумраке глубин, зацепилась за торчащую корягу, замедлив на секунду страшный путь вниз по течению. Я рванул вперед, из последних сил, игнорируя боль в руке. Пальцы руки вцепились в мокрую ткань, нащупали тонкую девичью руку, затем плечо. Обхватил ее за талию и прижал к себе.

Как бы самому теперь не сгинуть.

Мы вынырнули вместе. Я, втягивая в легкие воздух. Она – безжизненно повиснув в моих руках. Голова травницы запрокинулась, мокрые пряди слиплись на мертвенно-бледном лице.

Каждый гребок отдавался адской болью в раненой руке, каждый толчок ногами давался через силу, сквозь ощущение свинцовой тяжести в конечностях. Течение рвало нас, пытаясь утащить обратно в холодную пучину, вода хлестала в лицо, заливала рот и нос, слепила.

Я боролся, стиснув зубы, мысленно взывая ко всем богиням, которых только знал – лишь бы дали сил добраться. Наконец, мои сапоги нащупали нащупали опору. Я потащил девичье тело, спотыкаясь, падая на колени, поднимаясь снова, по мелководью, потом на берег, подальше от течения.

Теяна лежала на спине на жестких камнях. Бледная, как мраморная статуя под луной. Волосы, темно-медные от воды, раскинулись вокруг головы мокрыми космами. Глаза закрыты. Губы синюшные, холодные.

Ну, и зачем ей все это? Дышит хоть?

Нет.

Я перевернул ее на бок.

Сегодня ты не умрешь.

К чему тогда? К чему тогда я так старался?

Откроешь глаза свои бесстыжие и ответишь мне за все это.

Сколько ни стучал ей в спину как грешник у врат рая, не было мне ответа.

Уложил девушку на спину, запрокинул голову, открыв бледную шею. Сделал глубокий вдох и прижался к ее холодным устам. Выдохнул. Ее грудь не шевельнулась.

Повторил. Снова.

- Прошу, Теяна, открой глаза. Ты должна жить.

Какое-то время тишина казнила хуже, чем крики, пытаемых ведьм.

И вдруг… Под моей ладонью – слабый толчок. Едва уловимый. Потом – резкий, судорожный вдох. Травница закашлялась мучительно, ее тело выгнулось дугой. Вода хлынула изо рта на землю.

Камень с плеч.

Я держал ей волосы, пока она отхаркивала воду точно кошка, наевшаяся собственной шерсти. Ее бледное, мокрое лицо, не выражало сожалений о содеянном.

Мое сердце колотилось, как бешеное.

- Ну, что жива? – прошептал я. Рука сама потянулась, отводя мокрые пряди с ее лба, касаясь холодной кожи.

Притянул мокрое тело к себе, обвив здоровой рукой, прижал к своей груди так крепко, как только смел. Щекой прильнул к ее мокрым волосам.

- Все… все хорошо, – шептал ей для успокоения. – Хорошо, хорошо. Теперь все хорошо. Я здесь. С тобой.

Глава 20

Теяна

Сознание вернулось болью, заставившей меня выгнуться дугой, кашляя, давясь, выплевывая речную воду. Она была ледяной, грязной, с привкусом тины. Жгла горло, нос, легкие.

Воздух. Я втягивала его с хрипом, каждое движение ребер было пыткой. Обрывки памяти врезались в мозг, как осколки: рев воды, удушающая темнота, ледяные пальцы глубин, сжимающие горло.

Не вышло. Все зря.

Веки, тяжелые, как свинец, дрогнули и открылись. Ослепительный полуденный свет ударил в зрачки, заставив зажмуриться. Я моргнула, слезы выступили на ресницах, размывая мир. И когда зрение прояснилось, увидела мужское лицо. Над самым моим. Так близко, что его дыхание смешивалось с моим.

Мокрые, черные как смоль пряди волос прилипли ко лбу и вискам. Глаза как буря над морем, полная молний.

Эшфорд.

Черты, обычно такие сдержанные или насмешливые, отражали сейчас несвойственное мужчине волнение и заботу. И кажется радость.

Чему он радуется там?

Капли воды стекали по его скулам, оставляя мокрые дорожки на щеке, словно слезы.

Я чувствовала тепло ладони сквозь одежду. Мои губы горели странным, смущающим жаром. Они помнили твердость мужских губ. Это было интимно до боли. Чувствовала, как стыд – жгучий, всепоглощающий – заливает мое лицо, шею, плечи, грудь под мокрой тканью.

Смущение и страх перед этой близостью, этой наготой души и тела перед чужим мужчиной сжал горло. Я вскрикнула хрипло и рванулась из его рук.

- Отпусти! Что ты делаешь?! – вырвалось у меня.

Я съежилась, пытаясь прикрыть грудь скрещенными руками, чувствуя, как каждый камень впивается в кожу ног. Но физическая боль была ничто по сравнению с жгучим осознанием: его губы на моих. Объятие. Посторонний мужчина видел меня почти нагой, беспомощной.

Эшфорд отпрянул.

Мужчина встал на колени, его лицо сначала отразило чистое, искреннее недоумение, затем – вспышку обиды, быстро смененную привычной, как вторая кожа, маской насмешливости.

Резко откинул мокрые волосы со лба властным жестом, и в его глазах вспыхнул знакомый, холодноватый огонек. Но сейчас в нем была и тень усталости, и что-то еще… Растерянность?

- Спасаю твою жизнь. Не благодарное это дело – жизнь твою спасать. Видно, она тебе совсем не нужна – его голос звучал хрипло. – В другой раз оставлю тонуть кормить рыб.

Блэкторн подчеркнул последние слова, и уголок его губ дрогнул в сардонической полуулыбке.

Слова подействовали, как удар хлыста. Я сжалась еще сильнее, чувствуя, как жар стыда сменяется уколом вины. Он рисковал. Вытащил меня.

Видела его лицо в момент моего пробуждения – не было в нем ни наглости, ни обычной суровости, только чистое, дикое облегчение. И… страх.

За меня? От этой мысли внутри что-то странно сжалось, заставив сердце биться чаще.

Но ведь уже сказала столько слов неправильных.

- Я… я не это, – пробормотала, опуская глаза, чувствуя, как предательский жар снова поднимается к щекам. Мои пальцы впились в мокрую ткань сорочки. - Я благодарна. Искренне.

Голос звучал жалко.

Я была благодарна до глубины души, но и смущена до предела, и эта смесь парализовала, не давая найти нужные слова.

Мужчина сидел напротив. Его черный камзол и белая рубаха под ним, пропитанные водой, облепили торс. Солнечные блики играли на мокрой ткани, подчеркивая каждый мускул. Он выглядел… невероятно сильным. И в то же время уязвимым.

Левая рука была неестественно прижата к телу, мужчина явно щадил ее. Мысль о том, что Эшфорд полез в бурную реку с травмой, чтобы спасти меня усилила чувство вины.

- Что на тебя нашло? – спросил Блэкторн, и насмешка в голосе уступила место жесткости, холодной и отточенной, как клинок. – Что могло заставить, девушку, живущую возле опасного леса и не страшащуюся спасать заколдованных пастухов, броситься в ревущий поток? Что случилось?

Он наклонился чуть вперед, серые глаза, как кинжалы, впились в меня, требуя правды.

- Кто-то обидел? Этот… аптекарь? Он что-то сказал? Сделал?

«Аптекарь» он выговорил с таким ледяным оттенком, таким нескрываемым презрением, что мне стало не по себе.

Что сделал ему Элиас? Откуда такая враждебность?

- Скажи. Я разберусь. Это не проблема, - сказал Блэкторн.

Кто он такой, этот загадочный Эшфорд, чтобы так яростно вступаться за меня? Просто богатый бездельник? Искатель приключений?

Слова мужчины звучали искренне, властно, с силой, которая не терпела возражений. И в них было что-то… пьянящее. Но страх – страх перед разоблачением моей истинной сути, страх перед его возможной реакцией, если он узнает о моих способностях – был сильнее. Он был как ледяная стена между нами.

- Нет! – вырвалось у меня слишком резко. Я откашлялась, пытаясь взять себя в руки, чувствуя, как мокрые волосы липнут к щекам и шее. – Нет, Элиас… он хороший. Он ничего плохого не сделал и не сделал бы. Никто не обижал меня. Ты… ты все неправильно понял!

Эшфорд скептически приподнял бровь. Его взгляд стал пристальным, анализирующим.

- Не обижал? А что ты тогда в реке делала? Бельишко стирала? – Он покачал головой, мокрые пряди хлестнули по скуле. – Защищать того, кто причинил тебе боль – неблагодарное и опасное занятие. Даже если он тебе нравится.

В последних словах прозвучала странная, едва уловимая нотка. Была ли это ревность? Или просто недоверие к моей очевидной лжи?