Ведьма и столичный инквизитор (СИ) - Кайзер Анна

- Не волнуйтесь, такие движения Вам не грозят, - поспешил я заверить ее. – Тело не справится с такими нагрузками.

Руша вгляделась в мое лицо, словно я ее приглашал на танец.

- Нет, не буду. Что я дура танцевать? У меня тут шестнадцать пунктов, чего я хочу. Но три из них я забыла.

Вот теперь стало действительно тяжело. За сорок минут ожидания в душной аптеке, я и в самом деле решил, что отдам концы. Особенно в последние пять минут. Старуха никак не могла сосчитать свое же добро. И вечно монетки меняла. «Эту не дам — блестящая, мне. А вот эту, грязную — тебе». Одну даже обслюнявил а, подозревая подделку… когда ей сдачу давали.

И ведь баба-то она не одинокая. Даже таких берут. Страшно правда представить… ой, не представляй.

- Я ушла, - зачем-то вслед предупредила Руша.

- У Вас на лбу-то испарина, - заботливо протянул мне платок господин хороший.

- Ты меня пока на свидания не води. И платок я твой не возьму, - подколол я его, смакуя каждое слово. – Ну, что, угадаешь с трех раз, что мне он тебя надо?

- Чтоб я от Теяны отстал? – спросил аптекарь.

В целом я, конечно, ему намекал на что-нибудь противовоспалительное и жаропонижающее, но как-то речь сама нырнула в это русло. От чего не послушать этих смущенных извинений. И к чему они мне? Мы же с травницей не парочка какая?

- Понимаете. У меня другая имеется, - начал он, опустив глаза. - А вот это недоразумение…

- Сам ты недоразумение, - жестко сказал, проговорив, каждый слог, ощущая, как внутри все сжимается от бешенства..

Я усердно давил в себе желание здоровой рукой расквасить нос этому болвану.

Какая еще другая?

Аптекарь вдруг замер с открытым ртом, позабыв, что именно хотел сказать в оправдание.

- Ты уж, пожалуйста, меня не «цалуй», – подколол я и серьезнее добавил. - Мне б повязку тугую. Что-нибудь, что жар снимет, противовоспалительные эти… сам знаешь что. Не я же аптекарь. А потный я не потому, что жарко. Я тут раненый. Совесть имей! Жду тебя, медленного таракана. И эту старуху пришлось ждать.

- Простите? - откуда ни возьмись возник его старик.

- Прощаю, - так и быть ответил деду. – Короче быстро неси все самое лучшее, - постучав деньгами по прилавку я уже был готов купить, что угодно. Лишь бы быстрее лечь в кровать и забыться долгим сном.

Воспоминание о разговоре с этим ушлым аптекарем, что двух девиц оказывается согревать, а я ни одной, как-то разом настроение испортили.

***

Мой взгляд методично скользил по влажным камням у кромки воды, по серым корягам, выброшенным течением. Я искал частицу себя. Частицу прошлого.

Брошь.

Стилизованный глаз в пламени. Знак Ордена Инквизиторов. Мой знак отличия. Хотя нет. Брошь моего отца, Терренса Блэкторна. Она была частицей его духа, его непоколебимой веры. Моим наследием и клятвой. Потерять ее… было все равно что потерять последнюю нить, связывающую меня с ним.

Память нахлынула, заставив на мгновение забыть о боли в руке.

Я, мальчишка лет девяти, сижу на коленях у отца в его кабинете. Он снимает с мундира брошь. Серебро холодно блестит в свете свечей, отбрасывая блики на его сильные, исчерченные шрамами руки.

- Видишь этот знак, Эш? – голос отца, всегда такой ровный, спокойный, как глубокое озеро, сейчас звучал особенно весомо. - Это не безделушка, сын. Это обет. Перед людьми. Перед миром. Защищать. Изгонять нечисть. Не дать злу разорвать хрупкую ткань нашего мира. Это наша гордость. Наша обязанность. Помни это.

И я помнил. Помнил, как гордость распирала мою маленькую грудь, как я ловил каждый его взгляд, полный суровой нежности. И даже сейчас, когда отца давно нет на этой земле, брошь будто связывала нас воедино.

Мотнул головой, прогнав наваждение воспоминаний. Боль в руке вернулась с удвоенной силой, сливаясь с внутренним напряжением.

«Где же ты?» – мысленно взывал я к холодному металлу. Шаг за шагом, тщательно осматривая каждую ложбинку меж камней, каждую щель под корнями прибрежных ив.

Может, унесло течением? Может, застряла под камнями?

Отчаяние начало подкрадываться, холодное и липкое. И вдруг – блеск. Не ослепительный, а сдержанный, но до боли знакомый. Серебро. Оно наполовину ушло под камень у самой воды, у подножия старой плакучей ивы.

Я рухнул на колени, не обращая внимания на недовольство левой руки. Правой рукой, выкопал драгоценный дар отца. Сжал брошь в кулаке так сильно, что металл впился в ладонь.

Облегчение было сладким, почти головокружительным. И в этот миг абсолютной, кратковременной разрядки мой взгляд, скользнувший вниз по течению, зацепился за нечто… невозможное. Как языки пламени на фоне изумрудной листвы и бирюзовой воды.

Рыжие волосы.

Травница?

«Неужели?» – мысль пронеслась, смешав удивление с каким-то странным, теплым толчком где-то под ребрами.

Судьба играет со мной?

Девушка стояла метрах в пятидесяти ниже по течению, на маленьком пятачке, открытом моему взгляду. Казалось, она не замечала меня, целиком погруженная в созерцание реки или собственные думы. Потом ее руки медленно, как в трансе, поднялись к застежке на спине.

Искупнуться решила?

Я резко отвел взгляд, почувствовав неожиданный жар на щеках и шее.

Неприлично. Не по-джентльменски. Она была далеко, детали терялись в расстоянии, но сам жест… сама его интимность… Я стоял, сжимая в кармане брошь до боли, слушая навязчивый шум реки, стараясь не представлять, что происходит там, на берегу.

Через несколько мгновений джентльмен во мне проиграл.

Поднимая глаза с камней под ногами, я увидел: платье уже лежало цветным пятном на темных, нагретых солнцем камнях. Тея стояла в одной тонкой, светлой сорочке.

Полотно, мгновенно промокло от брызг и, прилипнув к телу под палящими лучами, стало почти прозрачным. Оно облегало девичью фигуру со смущающей откровенностью, обрисовывая каждый изгиб – хрупкие линии плеч, высокую грудь, тонкую талию, мягкую округлость бедер, стройность ног.

Вода, достигавшая щиколоток, блестела на бледной коже. Травница сделала шаг вперед. Вода сомкнулась вокруг лодыжек, затем поднялась до икр, цепляясь за тонкую ткань.

Купаться в сорочке? Мозг отчаянно сопротивлялся очевидному, ища рациональное объяснение.

Нет. Не может быть.

Не она. Не эта девушка с огнем в глазах.

Но травницы шла дальше. Глубже. Вода уже хлестала ей по коленям, бедрам - Теяна не останавливалась, не оглядывалась, двигаясь с какой-то роковой решимостью. А как будто шептала себе под нос.

Течение здесь было коварным. Подводные камни, скользкие от мха, поваленные коряги, стремительный напор после недавних дождей. Один неверный шаг…

Она не купается.

Мысль вонзилась в сознание, как ледяной кинжал, пронзая все сомнения. Она идет топиться.

Кто?! Кто посмел довести ее до этого?

Что случилось? Что сломало ее дух? Оскорбили? Испугали? Сломили?

Неужто этот «маленький плюгавенький»?

Мысли метались, как перепуганные птицы, но тело двинулось сами.

- Теяна, стой! – крик вырвался из пересохшего горла. Я бросился бежать вдоль берега к тому месту, где девушка вошла в воду.

Я забыл и про руку, и про все остальное.

Камни скользили под ногами, ветки хлестали по лицу, царапая кожу.

Богиня ее не получит. Только не такую живую девицу. С задорным взглядом, смелым сердцем. Кто же знал, что и такие люди порой под давлением каких-то безумных мыслей могут желать прервать свою жизнь.

Я видел, как течение подхватило травницу. Она сделала еще шаг и исчезла в пучине вод. Только медное пятно волос мелькнуло среди пены, как последний отсвет гаснущего костра.

Вот дура!

Я нырнул, не раздумывая. Ледяная вода ударила, выбив воздух из легких. Боль в руке взорвалась белым огнем, пронзив все тело.

Вот зараза!

Течение швырнуло о скользкий подводный камень, я оттолкнулся, отчаянно работая здоровой рукой и ногами сопротивляясь напору стихии. Глаза, залитые мутной, зеленоватой водой, выискивали травницу.