Император Пограничья 12 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

Следующие полчаса Стремянников методично разбирал обвинение. Судья явно искал зацепку, чтобы осудить фон Штайнера, но юридическая казуистика моего адвоката не оставляла лазеек.

— В итоге, — заключил Стремянников, — максимум, что можно инкриминировать моему подзащитному — несанкционированное благоустройство. Административный штраф, не более.

И тут фон Штайнер вскочил:

— Я требую оставить мои улучшения на здании! И готов сесть за свои принципы!

Я едва удержался от желания заткнуть ему рот. Упрямый немец готов был угробить всю нашу работу ради своих идеалов.

Судья, явно получивший за прошедшее время новые инструкции, поспешно объявил:

— По итогам рассмотрения дела суд не находит состава уголовного преступления в действиях Карла Фридриха фон Штайнера. Однако в целях поддержания общественного порядка и во избежание повторных инцидентов, в качестве административного наказания суд предписывает ему покинуть пределы княжества в течение суток. Ему запрещено возвращаться в Ярославское княжество под страхом немедленного ареста. Заседание закрыто!

Архитектор хотел было протестовать, но я буквально поднял его за шиворот и потащил к выходу. Стремянников шёл сзади, прикрывая наше отступление от журналистов.

На ступенях суда я наконец отпустил фон Штайнера. Тот выглядел одновременно благодарным и возмущённым.

— Спасибо за спасение, — мрачно произнёс он, — но кто вы, вообще, такие?

— Маркграф Платонов, — представился я. — Вы же слышали. А это мой юрист Пётр Павлович.

— Спасибо вам господин Платонов, но мне, похоже, теперь нужно как можно скорее покинуть Ярославль. Если бы матушка только видела меня! Безработный изгнанник!..

— О, какое совпадение! — воскликнул я с преувеличенным энтузиазмом, — у меня как раз есть к вам деловое предложение. Час назад вы были готовы сесть в тюрьму за красоту, верно? Так вот, предлагаю альтернативу — поехать в место, которое некоторые считают хуже тюрьмы. Пограничье, медвежий угол, население — крестьяне, бывшие каторжники, беженцы и охотники на монстров.

— Зачем мне это? — недоуверчиво спросил он.

— Затем, что нам нужен главный архитектор для строительства целого университетского городка, а вы там будете единственным человеком на тысячу километров, который отличает дорический ордер от ионического. Местные думают, что фронтон — это военное укрепление, а пилястра — заразная болезнь. Зато бюджет есть, камня полно, и я обещаю не вмешиваться, пока вы не начнёте строить пирамиды. Можете лепить колонны хоть на каждом сортире, никто слова не скажет.

Немец вылупился на меня и похлопал ресницами.

— Это самое странное предложение о работе в моей жизни.

— Учитывая, что вы только что избежали каторги за обклеивание здания гипсом, странность — это наша общая черта. По рукам?

Глава 12

Шесть дней минуло с того момента, как вертолёт опустился на площадь Угрюма, привезя нового главного архитектора. Фон Штайнер заперся в выделенной ему комнате на втором этаже гостевого дома, и с тех пор я видел только выделенного ему помощника — тощего и конопатого парнишку лет шестнадцати, который забегал за едой и выносил исписанные чертежи. Каждое утро я проходил мимо двери, слыша за ней скрип карандаша по бумаге и бормотание на немецком. Терпение — не моя сильная сторона, но я понимал: гений требует времени.

Утром седьмого дня я стоял в шахте Сумеречной стали, в двадцати метрах под землёй. Кузьма Долбилин водил меня по восстановленным штрекам, его фонарь выхватывал из темноты серо-синие прожилки металла.

— Взгляните сюда, воевода, — горный мастер провёл рукой по стене. — Видите, как изменился цвет? Раньше руда была тускло-серой с едва заметным синим отливом. Теперь она словно светится изнутри. Понять бы, что с ней… — задумчиво крякнул он.

Я прикоснулся к жиле. Сумеречная сталь охотно откликнулась на мою магию. Металл пульсировал энергией, словно живое сердце.

— Всё просто. Когда тот Кощей вылез наружу, — отозвался я, — некротический выброс был такой силы, что вся порода в радиусе пятидесяти метров изменилась. Кристаллическая решётка уплотнилась, примеси выгорели, сталь стала чище. Как будто прошла через невидимую плавку. Оружие из такой стали будет в разы крепче обычного. Настоящий подарок для оружейников.

— Вон оно что… — почесал густые усы собеседник.

— Каковы сейчас объёмы добычи? — я провёл ладонью по холодному металлу, чувствуя его изменённую структуру.

— Увеличились примерно на десять процентов. Руда теперь легче отделяется от вмещающей породы, меньше крошится при извлечении.

Мы поднялись на поверхность по восстановленному подъёмнику. Солнце било в глаза после подземной темноты. Вокруг устья шахты всё ещё виднелись следы недавней битвы — глубокие борозды в земле, где семиметровая туша Кощея неслась к Угрюму, сломанные деревья, огромные глыбы породы, выброшенные из недр при его пробуждении. Природа уже начинала залечивать раны — в бороздах пробивалась молодая трава, на месте поваленных деревьев тянулись к солнцу побеги.

Дорога обратно в Угрюм заняла полчаса верхом. Я намеренно выбрал неспешный шаг — нужно было обдумать события последней недели. После победы над Кощеем всё закрутилось с бешеной скоростью.

Реклама Угрюмых Арсеналов, которую режиссёр Градский подал как героическую сагу о спасении мира от древнего зла, взорвала информационное пространство. В Эфирнете ролик набрал больше миллиона просмотров за три дня.

Канал «Содружество-24» крутил наш ролик в прайм-тайм между новостями — рекламный слот обошёлся мне в пятнадцать тысяч рублей за неделю. Сумма огромная, но затраты уже окупились втрое — Полина докладывала о непрекращающемся потоке покупателей во всех наших магазинах.

Вообще, пробиться с рекламой на этот престижный федеральный канал практически невозможно — там крутятся только гиганты вроде Демидовских заводов или Имперского Коммерческого Банка Рибопьеров. Если бы не личное знакомство с медиамагнатом Сувориным, владельцем канала, мой ролик никогда бы там не появился. Хитрый лис явно преследовал собственные цели, давая добро на размещение, но пока наши интересы совпадали.

Главное, эффект от рекламы превзошёл все ожидания.

Первый звонок раздался на следующее утро после публикации. Воевода Карасёв из деревни Липки, что в тридцати километрах к югу. Мужик лет пятидесяти, судя по голосу — усталый и измученный.

— Маркграф Платонов? Видел вашу… рекламу. Впечатляет. У меня триста душ под началом, треть молодёжи Бездушные выбили за последние пять лет. Владимир обещает помощь, но дальше обещаний дело не идёт. Зато налоги собирают исправно. Может, встретимся, обсудим… сотрудничество?

За Карасёвым последовали другие. Боярин Мельников из Собинки — у него почти тысяча подданных, собственная дружина из сотни бойцов, но против Кощея даже они бессильны. Боярин Лисицын из Костерёва — пятьсот человек, неплохие охотники, но нет ни оружия, ни подготовки для серьёзных угроз. Воевода Рожков из Уршельского, что лежало достаточно близко к Мещёрскому капищу.

За неделю я встретился с двенадцатью местными правителями. Некоторые приезжали лично — хотели своими глазами увидеть человека, убившего двух Кощеев. Другие присылали доверенных лиц. Картина везде была одинаковой до удручающего однообразия.

Владимирское княжество, формально их сюзерен, выжимало из подвластных территорий последние соки. После смерти князя Веретинского и прихода к власти Сабурова поборы только усилились. Новый правитель пытался залатать дыры в казне, образовавшиеся после безумных трат покойного князя. При этом реальной защиты от Бездушных центральная власть не предоставляла — отряды Стрельцов сидели в городе, а деревни выживали как могли.

Боярин Мещагин, приехавший лично из Вышманово, рассказал показательную историю:

— В прошлом месяце на мою усадьбу напала стая Трухляков. Двадцать тварей, представляете? Мы отбились, потеряли троих охотников. Отправил гонца во Владимир с просьбой о помощи — мол, гнездо где-то рядом, нужно зачистить. Знаете, что получил в ответ? Счёт на «экстренный оборонный налог» — три сотни рублей. За защиту, которую так и не предоставили!