Лекарь Империи 2 (СИ) - Лиманский Александр

Она на мгновение замолчала, тяжело дыша, потом с новой силой обрушилась на них:

— Потому что у меня здесь, в моей больнице, благодаря вашему попустительству, творится такой бардак и такое вопиющее самоуправство, каких не было никогда за всю долгую историю существования этой самой Гильдии! Вы хоть это понимаете, гении вы мои хирургические⁈

Шаповалов сглотнул. Видеть в таком виде Кобрук он не привык. Да что там… никогда и не видел.

— И… что же нам теперь делать, Анна Витальевна? — его голос прозвучал осторожно.

Кобрук медленно опустилась в свое массивное кресло. Ее плечи поникли, а лицо, еще недавно искаженное гневом, вдруг стало усталым и каким-то… беззащитным.

Она молча смотрела на двух своих хирургов, потом медленно, словно нехотя, подняла руки, окунула лицо в ладони и прикрыла глаза. В кабинете повисла тяжелая, гнетущая тишина, нарушаемая лишь тихим тиканьем старинных часов на стене.

— Я не знаю, Игорь, — наконец глухо произнесла она, не отнимая рук от лица. Голос ее был полон такого отчаяния, что у Шаповалова и Киселева мороз пробежал по коже. — Я просто не знаю… Но одно я знаю точно. Отчет в Гильдию о том, что адепт без Искры провел экстренную операцию, я писать не буду. Никогда. Это будет конец для всех нас. И для больницы тоже.

Она снова замолчала, потом вдруг резко выпрямилась в кресле, и в ее глазах блеснул знакомый стальной огонек. Усталость как будто испарилась, уступив место холодной, расчетливой решимости.

— Значит так, Игорь Степанович, — она посмотрела на Шаповалова в упор, и от ее взгляда у того мороз пробежал по коже. — Эту ночную операцию на пациентке Захаровой провели вы. Лично. Как ответственный Мастер-Целитель. Адепт Разумовский вам, возможно, ассистировал, подавал инструменты, не более того. Все необходимые изменения в истории болезни и операционном журнале должны быть сделаны немедленно. И вы, Игнат Семенович, — она перевела свой тяжелый взгляд на Киселева, — лично это проконтролируете. Чтобы ни одной зацепки, ни одной нестыковки. Все должно быть идеально.

Шаповалов ошарашенно уставился на нее. Он ожидал чего угодно — разноса, выговора, штрафа, даже требования уволить Разумовского. Но такого…

— Анна Витальевна, но… позвольте! — он наконец обрел дар речи, и в голосе его прозвучало откровенное возмущение. — Как это «я провел операцию»⁈ Меня же даже в больнице не было ночью! Я не дежурил! Это же подлог!

Кобрук даже не шелохнулась, продолжая сидеть за своим массивным столом. Она только чуть склонила голову набок.

— А это, Игорь Степанович, — ее голос был тихим, но в нем звенела угроза, — уже ваши проблемы.

Глава 2

Скакалка со свистом рассекала воздух моей скромной однокомнатной обители.

Мерный ритм прыжков немного успокаивал, помогал привести мысли в порядок. А подумать было над чем. После вчерашних событий, когда я сначала спас пациентку Захарову от верной смерти, а потом получил за это «благодарность» от Шаповалова в виде двухдневного отгула за свой счет и целой кучи «приятных» бонусов, настроение у меня было, мягко говоря, не очень.

Нужно было поддерживать себя в хорошей физической форме. Это я усвоил еще в прошлой жизни. Хирургу, особенно экстренному, нужна выносливость, как у марафонца, и реакция, как у мангуста. А в этом мире, с его магией и прочими сюрпризами, хорошая физуха была еще важнее. Мало ли что.

Я прыгал и думал.

Думал о ночной ситуации с Захаровой. Мой план, в общем-то сработал. Когда я увидел, что у Захаровой практически нет страховки, я решил, что нужно действовать и напросился на ночное дежурство, чтобы спокойно порыться в файлах больницы.

И я нашел то, что искал. В уставе больницы, в самом неприметном приложении, мелким шрифтом было прописано наличие квот, выделяемых Гильдией на бесплатное проведение сложных операций для социально незащищенных слоев населения.

То есть, теоретически, Захарову можно было провести по этой квоте. Но я прекрасно понимал, что ни Шаповалов, ни уж тем более Кобрук по доброй воле на это бы не пошли.

Эти квоты, скорее всего, были «золотым фондом» для «своих» людей или для каких-то показательных случаев. Мне нужно было загнать их в угол, создать ситуацию, в которой отказать они бы уже не смогли.

Я даже не успел толком ничего придумать, как судьба сама подкинула мне козырь — Захаровой стало плохо. Если бы бригада Зубова была свободна, они бы, конечно, провели экстренную операцию, а потом повесили бы на бедную старушку всю ее стоимость, разорив до нитки.

А так… так операцию провел я.

Адепт без Искры, без допуска, под следствием Гильдии. И теперь больница оказалась в патовой ситуации. Чтобы замять этот скандал и не выносить сор из избы, им будет гораздо проще провести эту операцию по той самой квоте, списав все расходы и сделав вид, что так и было задумано.

А значит, Захарова получит свое лечение бесплатно. Шах и мат, господа бюрократы. Надо будет на следующей смене зайти к ней и аккуратно узнать, выставили ли ей какой-нибудь счет.

Похоже, во всех мирах все устроено примерно одинаково. Деньги правят балом. И если у тебя их нет, то твое здоровье и жизнь, мало кого волнуют.

Печально все это.

Внезапный требовательный мяуканье заставил меня остановиться. Морковка!

Моя наглая рыжая повелительница собственной персоной, наконец-то соизволила явиться со своих ночных гуляний. Она потерлась о мои ноги, выражая то ли приветствие, то ли очередное требование немедленной кормежки.

— А, вот и ты, блудная дочь, — я усмехнулся, наклоняясь и поглаживая ее по шелковистой шерстке за ухом. — Где пропадала? Опять соседских котов строила?

Морковка только громко муркнула в ответ, как бы говоря: «Не твоего ума дело, двуногий, мои кошачьи тайны тебя не касаются, лучше дай поесть». Уже за животных, как Фырк говорю… Дожили!

Я потрепал ее еще раз, сделал пару глотков воды из бутылки, стоявшей на полу, и снова взялся за скакалку. Морковка, убедившись, что немедленной добавки не предвидится, с важным видом уселась на мой старый диван и принялась вылизывать свою безупречную рыжую шубку, искоса наблюдая за моими упражнениями.

Мысли продолжали свой неумолимый бег.

Да, Шаповалов… Игорь Степанович вчера был в ударе. Орал так, что, наверное, в соседнем корпусе стекла дрожали. Сначала отправил меня на два дня в отгул за свой счет — «чтобы было время подумать над своим поведением и несовершенством этого мира».

А потом, через пару часов, догнал меня еще и телефонным звонком и добавил «приятных новостей». Оказывается, я отстранен от операций до особого распоряжения.

То есть, все его обещания о том, что я буду ему ассистировать на всех сложных случаях, благополучно отменяются. Видимо, до тех пор, пока я не исправлюсь и не научусь работать по правилам.

Плюс к этому, мне светит десять ночных дежурств подряд по отделению. В качестве младшего медицинского работника. То есть, буду утки выносить да полы мыть, не иначе.

И это все — в наказание за спасение жизни пациентки Захаровой. А вишенкой на этом праздничном торте стал анонс того, что после этих десяти незабываемых ночей меня ждет еще и целый месяц работы в первичке.

То есть, на приеме первичных больных в поликлинике при больнице.

Я только слышал об этом «чудесном» месте от других адептов, но все в один голос утверждали, что там царит такой ад, похлеще чем на скорой.

Бесконечные очереди чихающих, кашляющих, стонущих пациентов, горы бумажной работы, вечно недовольное начальство…

Бр-р-р. Перспектива, прямо скажем, не из радужных.

Хотя, если так подумать, в целом я еще легко отделался. За одну спасенную жизнь — всего лишь два отгула, десять ночных дежурств и месяц каторги в первичке.

Могли бы и из Гильдии погнать поганой метлой, да еще и штраф какой-нибудь немыслимый впаять. Так что, можно сказать, повезло. Шаповалов, хоть и орал как резаный, но, видимо, все-таки не совсем уж конченый бюрократ. Или просто решил, что такой кадр, как я, ему еще может пригодиться.