Имперский повар. Трилогия (СИ) - Фарг Вадим

Мерзость. Беспощадная, концентрированная мерзость. Вкус был плоским, мёртвым, как будто я лизнул пластмассовую игрушку, которую до этого опрыскали дешёвым освежителем воздуха с запахом «ёлочки». Никакой глубины, никакого послевкусия, только наглая, химическая атака на мои несчастные рецепторы. Я едва сдержался, чтобы не сплюнуть эту гадость прямо на пол.

— Ну как? — с надеждой в голосе спросила Настя. — Вспомнил? Мы же в детстве любили такие штуки.

Я молча закрутил крышку и с отвращением поставил банку на место. Потом повернулся к сестре и посмотрел ей прямо в глаза.

— Настя, — сказал я твёрдо, как никогда в этой новой жизни. — Выброси это. Всё. Немедленно.

— Да ты что! — возмущенно уставилась на меня сестра, — ты хоть знаешь сколько это стоит?

Я только покачал головой.

После этого «обхода владений» мне нужно было еще раз проветриться. Я сказал Насте, что пройдусь по городу, и вышел на улицу. Сложно вот так просто к чему-то привыкнуть. Иная реальность? Глупый сон? Бред сумасшедшего? Или агония умирающего мозга?

Второй мой выход «в люди» мало чем отличался от первого.

За время моего недолгого отсутствия на улице ничего не изменилось. Мир вокруг был до странного знакомым и одновременно чужим. На этот раз я отошел дальше от дома.

Вот едет старенькая «семёрка», за ней — вполне современный кроссовер. Подростки на остановке уткнулись в смартфоны, точь-в-точь как в моей Москве. По-прежнему обычный провинциальный российский город. Но дьявол, как всегда, крылся в деталях. И на этот раз они все чаще бросались мне в глаза.

Полицейские носили форму, неуловимо напоминавшую мундиры царских городовых. А на вывеске банка надпись: «Имперский банк. Кредиты в рублях по государевой ставке». Российская Империя. Как мне во всё это поверить?

Вечером, когда Настя уснула, я нашёл в каморке старенький ноутбук. Он загружался целую вечность. На нем даже имелся вход в Сеть. Да в этом мире существовал интернет очень похожий на знакомый мне. Я открыл поисковик и дрожащими пальцами вбил: «Арсений Вольский, повар». Ничего. «Ресторан „Империя вкуса“, Москва». Ничего. Я искал знакомые события, фамилии политиков, названия корпораций. Всё было не так.

История здесь пошла по другому пути. Революции 1917 года не случилось, монархия устояла, хоть и стала конституционной. Мир пережил две Великие войны, но союзы и итоги были иными. Да и вообще… вроде бы те же страны, но как же всё отличалось, не только на геополитической карте, но даже на географической.

От долгого чтения экрана голова снова начала гудеть, перед глазами поплыли круги. Травма была настоящей. Это пугало.

В какой-то из дней головные боли стали невыносимыми. Настя, видя моё состояние, вызвала на дом доктора — того самого, что осматривал меня после падения. Приехал пожилой земский врач в поношенном костюме. Он проверил мои рефлексы, посветил фонариком в глаза и вынес вердикт:

— Обычное дело после такой черепно-мозговой травмы, молодой человек. Постконтузионный синдром. Вот, выписал вам таблетки. И поменьше сидите за вашим этим… компьютером. Больше свежего воздуха.

Он говорил спокойно и буднично, но его слова били наотмашь. Травма. Таблетки. Всё было настоящим. И если травма настоящая, то и этот мир… тоже? Холодный липкий страх начал просачиваться сквозь броню иронии и неверия.

Я стал больше разговаривать с Настей. Каждый вечер, после закрытия нашей «богадельни», мы сидели на кухне, и я, словно невзначай, расспрашивал её о прошлом. О родителях, о друзьях семьи, о долгах. Мне нужно было понять, в какой мир я попал и кому здесь можно доверять. Настя, единственная ниточка, связывающая меня с этой реальностью, рассказывала всё без утайки.

Она поведала, что магия действительно существует, но это удел аристократии. Лишь в их «голубой крови» существует это самая магия. Да и то как я понял даже далеко не каждый дворянин ей обладает. тут надо было иметь приличную родословную.

Дворянские дети учатся в закрытых академиях, где изучается настоящая магия, а для простого люда доступны лишь дешёвые «усилители вкуса» и бытовые заклинания низшего уровня.

Нет с аристократами и простолюдинами все понятно. Это в любом мире по-моему. Но вот магия… это было немыслимо, но Настя говорила об этом как о само собой разумеющемся. И чем больше я узнавал, тем страшнее мне становилось. Это был не сон. Это была моя новая, чудовищная реальность.

Вечер не принёс никакого облегчения. За несколько часов к нам заглянули всего три человека. Это были какие-то местные работяги, они заказали по тарелке того самого серого супа и по стопке самой дешёвой водки. Я сидел в углу зала, на самом тёмном стуле, и наблюдал за этой унылой картиной. Во мне закипало глухое раздражение. И вот, когда Настя уже собиралась закрывать наше заведение, дверь снова распахнулась. В зал ввалился крупный мужик в грязной робе. От него за версту несло перегаром, потом и ещё чем-то неприятным.

— Белославовы! — зычно рявкнул он, с грохотом плюхаясь на стул. Стул жалобно заскрипел, но выдержал. — Налей-ка, Настёна, отцовской настойки! Да поживее!

— Здравствуйте, дядя Витя, — тихо ответила Настя. Она испуганно оглянулась на меня. — Настойки больше нет. Отец…

— Знаю, знаю, отдал богу душу твой отец! — грубо перебил её пьянчуга. — И правильно сделал! Совсем совесть потерял под конец, людей травить начал! А стряпня ваша — помои! Раньше хоть настойка была что надо, а теперь и этого нет!

Он протянул свою огромную лапищу и попытался схватить Настю за руку.

— А ты расцвела, девка… Пойдём, развлечёшь старика…

Сестра вскрикнула и отшатнулась. В этот самый момент что-то внутри меня щёлкнуло. Старый Игорь, судя по испуганному взгляду Насти, наверняка бы забился под стол и сделал вид, что его здесь нет. Но я был не Игорь. Я был совершенно иным человеком. Тем, кто лично вышвыривал из своих ресторанов зарвавшихся миллионеров, если они смели хамить официантке.

Я медленно, без резких движений, поднялся со своего места. В руке у меня каким-то образом оказался тяжёлый чугунный половник, который я машинально прихватил с кухни, когда уходил оттуда в напряжении. Чей-то подарок «отцу», естественно, работать с таким инвентарём было бы тяжеловато во всех смыслах.

— Эй, ты, — мой голос прозвучал на удивление спокойно и низко. — Руки убрал.

Дядя Витя медленно повернул ко мне свою заплывшую жиром физиономию.

— О, калека очухался! — ухмыльнулся он. — Ты мне не указывай, щенок! Я твоего батю знал, когда ты ещё под стол пешком ходил!

— Я тебе не «щенок», — я сделал шаг вперёд, поигрывая половником. Он приятно лежал в руке, увесистый, надёжный. — сейчас встанешь и выйдешь отсюда. И больше никогда не будешь здесь появляться. Понял?

— Да ты что⁈ — мужик побагровел от злости и попытался встать, но от выпитого его сильно качнуло, и он снова плюхнулся на стул.

— Я сказал — вон, — повторил я, чуть повысив голос. В нём зазвенели стальные нотки. Это был голос человека, привыкшего отдавать приказы, которые не обсуждаются. — Или этот половник сейчас очень близко познакомится с твоей мордой. И поверь мне, в отличие от твоего мозга, он сделан из качественного чугуна. Он точно не треснет.

Наступила тишина. Дядя Витя смотрел то на меня, то на половник в моей руке, и в его мутных глазах проступило что-то похожее на мысль. Он, видимо, ожидал чего угодно — криков, слёз, драки, — но точно не этого ледяного, спокойного тона. Он крякнул, смачно сплюнул на пол и, шатаясь, кое-как поднялся на ноги.

— Психи… вся семейка психи… — пробормотал он и, пошатываясь, поплёлся к выходу.

Когда за ним с грохотом захлопнулась дверь, я опустил половник. Настя смотрела на меня огромными, полными изумления глазами. В её взгляде больше не было той жалости, которую я видел с первой нашей встречи. Там было что-то совершенно новое. Удивление, смешанное с робким, но отчётливым уважением.

— Игорюша?.. — прошептала она так, будто видела меня в первый раз.