Дубль два. Книга вторая (СИ) - Дмитриев Олег

Низкий свод овального тоннеля пошёл круто наверх всего через пару метров. Неудобный «коридорчик» заканчивался просторной округлой «прихожей», метров сорок площадью. Мы выбрались из лаза и выпрямились, потягиваясь и отряхиваясь от то ли паутины, то ли каких-то тонких корней, что нацепляли, пока ползли сюда.

— Аш-ш-ш? — спросил Павлик. Речью он говорил значительно понятнее, а вслух последний звук был чем-то средним между «ш», «ж» и «ф».

— Нет, милый, Сажику сюда нельзя. Когда гулять пойдёшь — поиграете, он ждать тебя будет. Он теперь всегда ждать тебя будет, — ответил старик, которому вопрос оказался более понятен. А вот завершение фразы прозвучало как-то настораживающе, одновременно и торжественно, и фатально.

— Так, гости дорогие. У меня тут, в глуши, по-простому всё, по-старому. Мы сейчас коридорами пойдём, правило то же — ничего руками не трогать! Вы не думайте, что я из ума выжил, что по сто раз повторяю. Это правда нужно помнить. Там темновато будет, сыровато, да и страшновато, пожалуй, чего уж греха таить. Но тут уж ничего не попишешь, как устроился — так и живу, привык уже, — развёл руками Степан. Мы снова кивнули. Я, по крайней мере, точно кивнул.

«Коридорами» оказались тоннели высотой метра три, уходившие вглубь горы под приличным уклоном. Сперва под ногами попадались какие-то подобия грубых широких ступеней, потом пропали. Видимо, устал неизвестный древний проходчик. Мы шли по голому камню, возраст которого вряд ли сильно уступал самой Земле. Хотя, не поручусь. В геологии и прочих палеонауках не силён.

Над головами в нескольких местах заметил странные шевелящиеся фигуры, вроде пчелиных роев, только гораздо больше. Присмотревшись, понял, что это были летучие мыши. В детстве мы баловались, ловя их молодняк по ночам на белую простыню. Ловкие и быстрые зверьки не видели ткань и влетали в неё, путаясь коготками. Эти были гораздо крупнее. И их было отвратительно много. И, пожалуй, приди нужда — они нас всех сами бы под простынку загнали. Под белую. Энджи вцепилась в мою правую ладонь так, что пальцы заболели. И дышала гораздо чаще. Видимо, тоже чувствовала что-то похожее.

— Замерли и не шевелимся! — поднял руку остановившийся снова Устюжанин. Мы встали, как вкопанные.

Из дыры, что обнаружилась возле самого пола справа, под стеной, показалось нечто. Сперва похожее на шершавый пеноблок. Потом — на очень большой большой пеноблок. Потом — вовсе ни на что не похожее. Я разглядел щель, опоясывавшую это странное что-то. И раздвоенный язык, высунувшийся из этой щели. Длиной почти что с мою руку. Вслед за мордой, которой оказался этот огромный кирпич, вылезла вся голова и часть туловища. Тусклые, мутно-серые, блестевшие на чешуйчатой башке глаза были размером с мой кулак.

— Этих нельзя трогать! — и снова показалось, что Степан сначала Речью объяснил чудовищу, а потом размеренно проговорил вслух, вроде как для нас. И, кажется, «промысленная» фраза была значительно насыщеннее информационно и эмоционально, пусть и гораздо короче той, что мы услышали. Какой-то древний змеиный праязык?

Серая морда, похожая и на змеиную, и на крокодилью, и, почему-то, на жирафью, повернулась к нему. Он почесал чудище под нижней челюстью. И оно, еле слышно шурша, скрипя и постукивая чешуёй по камню, втянулось обратно в нору.

— Я чуть не родила, — жалобно протянула Алиса дрожащим голосом.

— Не ты одна, — совершенно неожиданно для меня пробасил Сергий. — А это часом не… — начал было он.

— Он самый, Сергуня. Тут теперь живёт, видишь? Двор сторожит, — кивнул седой.

— Нормально у тебя, я гляжу, оборона поставлена. Широко. Уважаю. Удивил. Дальше кого покажешь? Дракона? — если бы я не знал, пусть и очень примерно, сколько Хранителю лет, и чего он пережил за свою долгую биографию, я бы уверенно предположил по чуть звеневшему под сводами тоннеля голосу, что он, мягко скажем, опасается.

— Тебе только драконов подавай, — сварливо отозвался Степан, махнув нам рукой, чтоб шли следом, после того, как жуткая змеища скрылась в темноте норы, — всё не уймёшься никак, Пчелиный Волк?

Я не совладал ни с собой, ни с равновесием, сбился с шага и наступил-таки ему на босую пятку. Это что ж выходит, Сергий, он же Раж — ещё и Беовульф⁈ С этой мыслью отяжелевшая ею голова, воспользовавшись тем, что точка опоры осталась всего одна, начала клонить меня в сторону. Старец, махнув белой гривой, обернулся как бы не быстрее нашего, что недавно кувыркался по полянке, неразличимо для глаза, и подхватил меня за руку, удержав от падения на камень. Только сигарета из-за уха выпала и, один раз перевернувшись в воздухе, упала вниз. Чтобы тут же разделиться на четыре неровных части, которые мгновенно уползли в темноту. В разные стороны. Кто им помог — я не заметил, но это и не было принципиальным. Думаю, упрись я на те камни рукой — во мрак вот так же расползлись бы пальцы.

— Под ноги смотри, раззява, — беззлобно, даже с юмором посоветовал дед. То, что он держал меня, так и висевшего под неудобным углом, не сбивало ему ни дыхания, ни настроения. — Говорю же — ничего не трогайте. Тут у меня много кто живёт. Кого-то, наверное, и кормить забываю иногда.

Лина вцепилась в меня двумя руками, помогая выпрямится. И не отпустила рук даже тогда, когда я стоял ровно. Алиса смотрела над её плечом очень большими глазами. И только Павлик, поглядев на пол, прогудел-прожужжал что-то, вроде «Вжжжж!». Где «ж» опять одинаково могло быть и «ш», и «ф». И снова опплевался весь.

— Ну, почти, Павлуш. Похожи на пчёлок, да. Только эти — нехорошие, их трогать нельзя. А мамку ихнюю — тем более, — кивнул Устюжанин. И «запустил по лучу картинку» той самой ихней мамки. Но, видимо, не рассчитал, и увидели её мы все. Я бы такое детям показывать точно не стал. И сам смотреть не стал бы.

— Хорош жути-то уж нагонять, вымирающий биолог-селекционер! — с явным недовольством прогудел Сергий. — Веди давай. Ноги устали.

— Дрожать коленками? — невинно поинтересовался у него старый друг.

— Вот дойдём, где попросторнее, я тебе под задницу пну — узнаешь, — буркнул он в ответ.

Тоннель кончился неожиданно, прямо за крутым поворотом уткнувшись в отвесную стену.

— Утё-о-о! — протянул Павлик. А я подумал, что это могло быть и «у, чёрт», и «утёс», и «учёт». Хотя откуда бы ему знать эти слова? Но на наглухо закрытый продмаг с табличкой «учёт» и вправду чем-то было похоже. Безвыходностью какой-то. И безвходностью.

— Пришли, пришли уже, вот и дома, почитай. Сейчас и сполоснётесь с дороги, и перекусим, и поговорим. Говорить-то нам, чую, не переговорить, — кивнул старик будто сам себе. И просунул обе руки прямо в сплошную каменную стену. Ну, с моей стороны это выглядело именно так.

В скале что-то забулькало. Потом скрипнуло. Потом сильнее. И целиковый, вроде бы, камень дрогнул. Средняя часть, из которой дед вытащил ладони, с каким-то негромким гидравлическим гулом и присвистом опустилась вниз, замерев на уровне пола. Приглашающе блеснув гладкой, будто полированной, поверхностью. Мы так же, гуськом, втянулись в проход. Скала с шипением, как двери в Икарусе, встала на место, окончательно отгородив нас от пчёл, змей, летучих мышей и прочей нечисти. И от мира вообще.

Глава 12

Знакомство с подземным царством

За остановившимся камнем открылось пространство вроде небольшой округлой комнатки, края и стены которой терялись в непроглядной тьме. На полу и потолке гнилушками мерцали еле различимые узоры каких-то фосфоресцировавших не то грибов, не то лишайников. Степан повел нас дальше, будто следуя за самой яркой цепочкой этих странных природных знаков-указателей. Через три поворота и две комнатёнки-пещерки, неотличимо похожих на первую, остановившись перед стеной глухого тупика. В которую он так же «макнул» руки. И снова открылся проход, но по-другому: плита чуть подалась внутрь, на две ладони где-то, и медленно завалилась на левый бок. Судя по контурам, еле заметным во мраке, нижний край её был прямоугольным, с плоским основанием, что чуть выглядывало из стены слева. За нами, пробравшимися в неширокий проём, скала снова встала на место с каким-то тяжким вздохом. Различить её на фоне сплошного дикого камня я бы точно не смог, потому что внутри темнота была непроглядная