Локки 8. Потомок бога (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте"

Раздался резкий металлический скрежет, а следом — отчаянный вопль. Ноги мужчины с хрустом сложились под неестественным углом, и маг рухнул на пол, выронив пистолет и завопив благим матом.

Пока он тянул одну высокую ноту, срываясь на фальцет, я швырнул в него несколько «взрывов энергии». Уничтожил и защитный амулет, и «стальную броню».

После моей работы он, всё так же вереща, валялся на полу, пытаясь вернуть левую ногу в естественное положение, чтобы она не напоминала конечность кузнечика.

— Если будешь меня слушаться, мразь, то, возможно, и выживешь, — хрипло сказал я ему.

Но тот, несмотря на боль, прожёг меня яростным, ненавидящим взглядом и внезапно сделал то, чего я меньше всего ожидал от прислужника бога Хаоса. Он как-то странно щёлкнул зубами, и из его рта тут же запузырилась жёлтая пена.

Охренеть! Неужели в зубе была капсула с ядом? Вот это сюрприз. Эх, мне бы таких преданных служителей!

Я даже с некоторым уважением посмотрел на бьющегося в конвульсиях человека, а затем перевёл взгляд на тот самый камень-артефакт, что, похоже, и удерживал моё родное тело в плену.

Он лежал рядом с раздавленной тушкой другого мага и выглядел весьма странно.

Прежде мне не доводилось видеть подобных артефактов. Он напоминал кубик с огромным количеством граней. Даже вот так, навскидку, не скажу — уж слишком их было много.

И, скорее всего, своё он уже отработал, поскольку выглядел безжизненно тусклым и прозрачным, как слеза младенца.

Сунув его в брюки, я пошарил по карманам магов. Нашёл лишь ключи от наручников, после чего перевёл взгляд в дальний конец подвала. Там, в полутьме, возле стены вырисовывались три силуэта.

Я пошёл к ним, разбив ногтем успевшую образоваться в ухе засохшую кровяную пробку. Регенерация наконец-то взялась за дело всерьёз — тело уже не вело себя так, будто собиралось взорваться изнутри.

Как и ожидалось, силуэтами оказались Громов, Лидия и Павел. Все трое были закованы в антимагические наручники, а во рту у каждого красовался кляп.

Я огляделся, нашёл выключатель и щёлкнул им. Сразу же над нами загорелась ещё одна лампа в абажуре. Её тусклый свет упал на смертных — и мне сразу не понравилось то, что я увидел.

На лице Лидии застыла ожесточённая, презрительная маска. Она смотрела на меня так, будто перед ней был не спаситель, а враг.

Павел же выглядел испуганным, взгляд метался, а дыхание было прерывистым.

А вот Громов хмурил брови и отчаянно старался выглядеть бодрячком. Именно поэтому я освободил его первым.

— Вовремя я? Или у тебя всё было под контролем? Ещё бы минут пять — и ты бы сам всех спас? — иронично бросил я мужчине, потирающему запястья, покрасневшие от наручников.

— Спасибо, Локки, — прогудел тот.

— Обращайся, — вздохнул я, взял его под руку и попытался отвести чуть в сторону, чтобы поговорить с глазу на глаз. Но он тут же вырвал руку и подскочил к своей семье.

Ключи были у меня, так что полностью освободить родственников Громов не мог, потому просто вытащил кляпы.

Павел промолчал, лишь исподлобья метнул в мою сторону взгляд — настороженный, но без враждебности.

А вот Лидия не сдержалась. Едва освободилась — сразу же завопила, судорожно дыша:

— Где мой сын⁈ Где Александр⁈

— Да всё с ним хорошо. Он тут. Наверху, — спокойно сказал я и провёл ладонью по щеке, вытирая кровавую слезу, скатившуюся из левого глаза.

— Где он? Где мой мальчик⁈ — продолжала в истерике вопить женщина, брызжа слюной.

— Он в коридоре на первом этаже.

— Немедленно освободи меня!

Я молча передал ключи Громову, и тот избавил от антимагических наручников и внука, и дочь.

Лидия тут же вскочила на ноги и, не оглядываясь, выскочила из подвала.

Павел поколебался, но через несколько секунд последовал за ней.

А я сплюнул кровью себе под ноги и бросил мужчине, медленно двинувшись к выходу:

— Ну рассказывай, что тут у вас да как.

Громов почесал лысеющую голову и вздохнул:

— Да вот буквально час-другой назад позвонили… Сказали — от императора. Приказали собираться. А ещё велели, чтобы я распорядился отправить всю прислугу и охрану прочь. Ну а потом эти пришли. Я пытался сопротивляться, но… куда там. Слишком уж их оказалось много. Да и сильные они были. Нас с Павлом быстро скрутили и сунули в подвал. А Лидию оставили наверху.

— Да-да, я её видел там. Она очень приветливо махала рукой и звала в дом.

— Ну… я так полагаю, её заставили. Видимо, пригрозили, что убьют Павла.

— Думаю, всё так и было.

Громов кивнул и обеспокоенно спросил:

— А с Александром… действительно всё в порядке?

— Да нормально с ним всё. Единственное, вряд ли у него в ближайшее время будет сильный аппетит… и уж точно, думаю, целый год он не захочет есть мясо с кровью, — иронично выдал я, вспомнив сцену, как Тахрир пожирала смертных, а паренёк на всё это безотрывно глядел.

— Локки, кто это был? — спросил мужчина, выйдя со мной из подвала. — Они ничего не говорили.

— Даже не представились? Вот ведь хамы, а ещё аристократы.

— Только раз мне удалось расслышать слова одного. Он обронил, будто гордыня и любопытство сгубят тебя, Локки.

— Он ошибся. Гордыня и любопытство — это двигатель всех моих приключений. Без них я жил бы скучно и неинтересно. А ты не забивай себе голову. Забудь о них. Думаю, они больше тебя не потревожат. Ты, главное, пошустрее уезжай отсюда. И желательно, больше никогда не связывайся со мной. Да и вообще… держись подальше. Так будет безопаснее. Для тебя и для твоей семьи. Лидия вон, кажется, уже возненавидела меня, узнав правду.

— Ну… я бы так не сказал, — пробормотал Громов, отводя взгляд. — Но кое-что ей не понравилось. Она считает, будто ты обманывал нас в своих корыстных целях.

Я ничего не ответил, лишь усмехнулся, прекрасно понимая, что мужчина пытается сгладить углы и преуменьшить масштаб ненависти, плескавшейся в глазах его дочери.

Мне мыслится, что пламенные эмоции Лидии щедро сдобрены набожностью. Громов ведь точно сказал ей, что я бог. А моё чёрное сердце чует: признаёт она лишь славянских богов. Все остальные для неё — ересь, искушение и проклятие в одном флаконе.

— Ты же не обиделся? Не держишь на неё зла? — с явной тревогой на лице спросил Громов.

— Нет, конечно, — фыркнул я, не задумываясь.

И в этот момент до нас донёсся громкий, надрывный плач — кажется, из того самого коридора, где я оставил Александра Громова.

Старик тоже расслышал его. И несмотря на возраст, шустро припустил туда. Я ринулся следом.

Эх… Неужели я зря оставил Тахрир рядом с парнем? Неужто она так вошла во вкус, что нарушила приказ и сожрала его?

— Бо-о-оги! — ошарашенно выдохнул Громов, заскочив в коридор.

— Где? Какие? — отозвался я, следуя за ним. Но уже через миг понял, что он имел в виду.

Причина, по которой мужчину пронзил шок, красовалась перед нами — стены, пол и даже потолок в художественном беспорядке украшали кровавые разводы, а на ковровой дорожке валялись начисто обглоданные кости и черепа.

Впрочем, Громов недолго пучил глаза. Уже через миг его взгляд упал на Лидию, обнимавшую Александра и перемежающую всхлипывания с громкими рыданиями. Сам паренёк тоже плакал, да и Павел, обнявший их обоих, слёзы лил не хуже. То ли они так обрадовались друг другу, то ли их только сейчас отпустило накопившееся нервное напряжение.

— Иди к ним, — бросил я Громову.

Он кивнул, подошёл к семье и тоже обнял их, тепло и крепко. Мне даже стало слегка неуютно.

Я скосил взгляд на довольную Тахрир, стоявшую в тени возле стены, и иронично проронил:

— Давай тоже, что ли, обнимемся?

— Нет, это без меня, — отрезала она, словно я предложил ей совокупиться у всех на виду.

Хотя, возможно, на подобное предложение стражница ответила бы согласием.

— Ты, — внезапно со злостью произнесла Лидия, воткнув в меня острый как клинок взгляд.

Казалось, в ней не осталось и следа той прежней теплоты и доброты. Сейчас она напоминала ощерившуюся волчицу, готовую вцепиться в горло любому, кто посмеет подойти к её семье.