Сотри и Помни - Небоходов Алексей

– Роман Соколов, – представился он, всё ещё не отпуская руку, словно боясь, что исчезнет, растворится, как призрак. – Третий курс. Информационные системы.

В коридоре было шумно – студенты проходили мимо, переговариваясь, смеясь, но для Ильги существовали только секунды тактильного контакта, только карие глаза, смотрящие с недоумением и странной, пробуждающейся надеждой.

– Мы… встречались раньше? – спросил он наконец, осторожно, словно боясь показаться сумасшедшим.

Ильга позволила лёгкой улыбке тронуть уголки губ – не открытой, не явной, а особенной, которая оставляет пространство для воображения.

– Не думаю, – ответила мягко. – Я только приехала.

– Просто вы так похожи… – Роман замолчал, не закончив фразу. – Неважно. Извините.

Он наконец отпустил руку, и Ильга почувствовала странное сожаление от потери контакта. В Северной Башне прикосновения были редки, функциональны, лишены эмоционального содержания. Здесь же простое соприкосновение ладоней создавало целую вселенную ощущений.

– Может, покажете мне институт? – спросила она, решив продлить взаимодействие. – Я пока совсем не ориентируюсь.

Роман кивнул, всё ещё глядя так, словно видел призрака. Закрыл книгу, машинально заложив страницу пальцем – жест, который Ильга наблюдала десятки раз на мониторах, но теперь видела непосредственно, без фильтров камер и алгоритмов обработки изображения.

– Конечно, – голос стал увереннее. – С чего хотите начать?

Они шли по коридорам института, и Роман показывал лаборатории, аудитории, библиотеку, столовую – места, которые Ильга знала наизусть по наблюдениям, но теперь воспринимала иначе: запахи реактивов в химической лаборатории, гул компьютеров в вычислительном центре, шелест страниц в библиотеке, звон посуды в столовой. Весь этот сенсорный поток, который никогда не мог быть полностью передан через системы наблюдения.

– Ты почему выбрал информационные системы? – спросила она, когда поднимались по лестнице на четвёртый этаж.

Роман задумался, словно этот вопрос застал его врасплох – не содержание, а сама форма, предполагающая искренний интерес к его личности.

– Мне нравится… создавать миры, – ответил после паузы. – В коде ты можешь построить реальность с собственными законами. Более справедливую, чем настоящая.

Ильга кивнула, чувствуя странное созвучие с собственными мыслями. Она тоже создавала миры, стремилась к контролю, к построению реальности по своим правилам. Но только сейчас, в этой тесной лестнице провинциального института, глядя на профиль Романа, освещённый тусклым светом из окна, начинала понимать ограниченность такого подхода.

– Но настоящий мир интереснее, разве нет? – спросила она. – В нём есть случайность, неожиданность. То, что невозможно запрограммировать.

Роман посмотрел на неё с удивлением, словно эта мысль никогда не приходила ему в голову – или, наоборот, была глубоко созвучна внутренним размышлениям, что услышать её от постороннего казалось почти невероятным.

– Возможно, – согласился он осторожно. – Но в настоящем мире не всё подчиняется твоей воле. Приходится… приспосабливаться.

В этом простом слове, в том, как оно прозвучало – с лёгкой горечью, с оттенком усталости, – Ильга услышала всю его историю, все моменты унижения и отчуждения, которые наблюдала через мониторы. И впервые почувствовала не абстрактную эмпатию наблюдателя, а настоящую, физическую боль, отозвавшуюся под рёбрами.

Их разговор прервал звонок. Студенты вокруг зашевелились, устремляясь в аудитории.

– Мне пора, – сказал Роман с сожалением. – У нас лекция по системному анализу. А вам нужно в деканат, оформить документы.

Ильга кивнула, чувствуя странное нежелание заканчивать беседу, присутствие рядом с ним.

– Спасибо за экскурсию, – сказала она, протягивая руку для ещё одного рукопожатия. – Надеюсь, ещё увидимся.

Роман осторожно пожал ладонь, всё ещё глядя с особым выражением, в котором смешивались узнавание и недоверие собственным чувствам.

– Обязательно, – произнёс он с улыбкой открытой, настоящей, какой Ильга не видела на мониторах за годы наблюдений.

Когда он скрылся за дверью аудитории, Ильга осталась одна в пустеющем коридоре. Глубоко вдохнула, ощущая, как мир вокруг пульсирует, дышит, живёт своей собственной, не запрограммированной жизнью. Теперь была не просто наблюдателем, изучающим Романа через стекло экрана. Стала частью его реальности, вошла в историю не как создатель, а как участник.

Ильга поправила рюкзак на плече и направилась к деканату. В кармане лежал паспорт на имя Елены Световой, в голове – сотни строк кода, формирующих новую личность, но внутри, в центре существа, билось что-то настоящее, нерасчётное, неалгоритмическое. Что-то, что впервые за долгое время могла назвать подлинным чувством.

Роман сидел на широкой лестничной площадке третьего этажа, прислонившись спиной к стене, с раскрытой книгой на коленях. Страницы оставались неподвижными – он не перелистывал их уже минут десять, погрузившись в воспоминания о странной встрече в коридоре.

Незнакомка из Москвы с русыми волосами и зеленовато-серыми глазами казалась одновременно новой и пугающе знакомой, словно фантом из забытого сна, материализовавшийся среди тусклых институтских коридоров. Пальцы машинально нащупали серебряный осколок в кармане – талисман, единственное материальное доказательство той ночи, когда реальность на несколько часов перестала подчиняться законам обыденного мира.

Глаза скользнули по строчкам учебника, не регистрируя ни слова, ни формулы. В памяти снова всплыла её рука – теплая, с шероховатостью на подушечках пальцев, словно от долгой работы за клавиатурой. Такая живая, настоящая в этом мимолётном прикосновении. Непохожая на руки московских девушек с их идеальным маникюром и искусственной гладкостью.

"Елена Светова, четвёртый курс, ВМК", – повторил про себя, словно пароль к сокровенному. Имя казалось одновременно обычным и наполненным потаённым смыслом, будто за ним скрывалось что-то важное, нечто большее, чем простое сочетание слогов.

Приближающийся шум заставил его поднять голову. По лестнице поднимались однокурсники – группой и поодиночке, направляясь на очередную пару. Кто-то на ходу дожёвывал бутерброд из столовой, кто-то лихорадочно листал конспекты, пытаясь запомнить ключевые формулы перед предстоящим опросом. Обычное, ежедневное движение, похожее на механическое перемещение фигурок по шахматной доске – привычное, предсказуемое, монотонное.

Роман захлопнул книгу и поднялся, отряхивая джинсы. Пора было идти в аудиторию, занимать привычное место у окна. Ничто не предвещало, что сегодня что-то изменится. Что сегодня в мире, существующем по законам инерции и повторяемости, произойдёт нечто непредвиденное.

Аудитория 314 постепенно наполнялась студентами. Роман прошёл между рядами к своему месту, стараясь не встречаться глазами с другими. Привычный защитный механизм – стать незаметным, слиться с фоном, чтобы никто не мог заметить, высмеять, унизить. После случая с алгоритмом Хаффмана он стал ещё замкнутее, больше погружённым во внутренний мир, где никто не мог добраться до него, причинить боль.

Усевшись за парту, достал ноутбук и включил его, не поднимая глаз. Экран загорелся синеватым светом, отражаясь в стеклах очков. Где-то на периферии сознания регистрировались голоса, смех, скрип стульев по паркету, но Роман воспринимал это как фоновый шум, не требующий внимания. До начала занятия оставалось минут пять, и он мог ещё ненадолго погрузиться в код – единственное пространство, где чувствовал себя защищённым, где был не объектом насмешек, а творцом миров.

Звук открывающейся двери был громче обычного, и Роман инстинктивно поднял взгляд. В аудиторию вошёл доцент Климов, руководитель группы – грузный мужчина с редеющей шевелюрой и вечно помятым пиджаком. Но не он привлёк внимание, а фигура, следовавшая за ним – стройная девушка в простом сером свитере и темно-синих джинсах. Елена Светова, которую он встретил час назад в коридоре, теперь входила в аудиторию с особой уверенностью, которая не выглядела показной, а словно произрастала изнутри – спокойное знание собственной ценности без необходимости демонстрировать её.