Спасите меня, Кацураги-сан! Том 17 (СИ) - Аржанов Алексей

— Ой, да бросьте! — махнул рукой Сергеев. — Я не виноват, что в прошлый раз кто-то из скорой умудрился ввести дексаметазон пациенту с гипертоническим кризом! Я был вынужден написать жалобу на ваше отделение, поскольку пациент чуть не скончался уже у меня в палате!

— Того парня уволили, а нас всех за его ошибку штрафуют уже третий месяц, — продолжил наступать фельдшер. — Главному врачу я лично сказал, что сам никакие стероиды вводить больше не буду — и точка.

— Успокойтесь оба! — прервал их спор я. — Нас пациенты ждут. Давайте будем вести себя профессионально.

М-да, а ведь и вправду не так уж и сильно отличается Россия от Японии. Те же самые бесконечные конфликты, разборки и интриги. Вот без этого мы бы точно смогли помочь большему количеству людей.

— А это ещё кто такой? — указав на меня, спросил фельдшер, но я, проигнорировав его, направился к пациентам, у которых предполагалась бронхиальная астма.

Я занялся молодым мужчиной, а Сергеев взял на себя второго пациента — женщину лет пятидесяти пяти.

— Ранее с бронхиальной астмой наблюдались? — спросил пациента я.

— Да… — прохрипел он. — Мне ещё в двенадцать лет выставили этот диагноз.

Выпалив эту фразу, парень вновь закашлялся и принялся жадно глотать воздух.

Я быстро прослушал его лёгкие, осмотрел состояние бронхов «анализом» и обнаружил, что в просвете дыхательных путей скопилось много слизи. Стандартная картина. Так называемая слизистая пробка. Из-за неё пациенты с бронхиальной астмой, как правило, могут вдохнуть, но затем не могут выдохнуть, так как слизь не выпускает воздух наружу. Это явление называется экспираторной одышкой.

В лёгких, судя по данным аускультации, сухие свистящие хрипы. Тут даже фонендоскоп не нужен, чтобы услышать, как он дышит. Хрипы слышно чуть ли не с порога приёмного отделения.

Я велел медсестре ввести внутривенно глюкокортикостероиды, чтобы убрать тяжёлый приступ, а затем передал пациенту ингалятор с сильнодействующим лекарственным средством. Комбинацию того же стероида с препаратом, расширяющим бронхи. Сразу после этого принялся оформлять направления для госпитализации в пульмонологическое отделение.

В целом бронхиальную астму можно полечить и в нашей терапии, но тяжёлое обострение — ситуация серьёзная и крайне опасная для жизни. Будет лучше, если им займутся узкие специалисты.

— Не могу больше! — услышал я вой женщины, которую осматривал Сергеев. — Пустите меня на улицу подышать. Пожалуйста, хоть к окну отведите, не могу больше!

— Сидите спокойно! — велел Алексей Георгиевич, а затем повернулся к медсестре и произнёс: — Вызывайте пульмонолога. Эту пациентку тоже госпитализируем туда.

— Стойте! — попросил я. — Не спешите. Возможно, мы допускаем ошибку.

— В каком это смысле? — не понял Сергеев. — Какую ошибку, доктор Кацураги?

— Вы сами сказали, что ситуация странная. Сразу два человека с бронхиальной астмой. Посмотрите внимательно на поведение пациентки, — отметил я. — Это не похоже на тот диагноз, который вы хотите выставить.

Алексей Георгиевич больше ничего не ответил. Лишь отошёл в сторону и позволил мне заняться больной. В это время медсёстры уже подготовили каталку и собрались везти второго пациента в пульмонологию. Прежде чем лечь на кушетку, он вновь закашлялся, а затем сплюнул почти прозрачную мокроту.

И резко задышал полной грудью.

— Лучше… Сейчас намного лучше, — прошептал он. — Спасибо большое.

Он рухнул на кушетку и прикрыл глаза, пытаясь собраться с силами.

— У этого парня точно приступ бронхиальной астмы, Алексей Георгиевич, — сказал я. — Хрипы сухие, мокрота отошла, и сразу стало лучше. И в анамнезе уже есть выставленный диагноз. А что у этой пациентки?

— Да не было у меня никогда никакой астмы… — простонала женщина. — Ни у кого в семье нет таких проблем.

Вот именно это меня и смутило. Как правило, бронхиальную астму выявляют гораздо раньше. Чтобы это заболевание проявило себя аж после пятидесяти лет — это уж совсем казуистика.

Пациенты часто путают между собой астму и ХОБЛ. Второе заболевание действительно проявляется в позднем возрасте, но причина его в другом. Чаще всего из-за большого стажа курения.

Но и ХОБЛ у этой пациентки совершенно точно нет. Она ведёт себя не так, как обычно это делают лёгочные больные. Астматики экстренно ищут свой ингалятор, пытаются откашляться, выдохнуть воздух, но уж точно не мечутся по комнате в поисках источника кислорода.

Такой симптом свойственен другим больным.

— Скажите, что вам тяжелее даётся, — спросил пациентку я, — вдох или выдох?

— И то, и то, — держась за грудь, произнесла она. — Будто вообще воздуха вокруг нет… Душно!

Смешанная одышка! Ещё одна причина отметить, что проблема не в лёгких. Я принялся выслушивать её лёгкие, параллельно осматривая её грудную клетку «анализом».

— Хрипы совсем другие, Алексей Георгиевич, — произнёс я. — Влажные. Местами дыхание клокочущее. Скажите, а мокроту вы сплёвывали?

— Да, мне часто приходится это делать, — судорожно глотая воздух, произнесла пациентка.

— И какого она цвета?

— Да вот — как костюм вашей медсестры, — указав за дежурную, пояснила она. — Розовая.

Розовая мокрота. Значит, в ней имеются примеси крови.

— Когда отхаркиваете, дышать становится легче? — уточнил я.

— Нет, совсем нет, — покачала головой она. — Что со мной, доктор? Меня положат?

— Положат-положат, — кивнул я, а затем перевёл взгляд на Сергеева. — В кардиологическое отделение. Тут у нас «сердечная астма». Скорее всего, развилась левожелудочковая недостаточность, а вслед за ней и лёгочная гипертензия.

— Что ж, обсудим это после госпитализации, — кивнул Алексей Георгиевич. — Сделаю, как вы советуете, доктор Кацураги.

Пока пациентку госпитализировали, я ещё раз осмотрел её сердце, чтобы убедиться в своей правоте. Да, ошибки быть не может. Это точно сердечная астма, вот только ничего общего с бронхиальной она не имеет.

Когда пациенты были распределены по отделениям, мы с Сергеевым вернулись в ординаторскую, и Алексей Георгиевич сразу принялся засыпать меня вопросами:

— Доктор Кацураги, с чего вообще вы сделали такие выводы? Насчёт молодого человека мне всё ясно. Но как вы поняли, что у этой пациентки другое заболевание?

— Розовая мокрота, смешанная одышка, попытки искать источник кислорода, да и сердце не в порядке. Судя по всему, миокард ослаб после перенесённого инфаркта, — ответил я.

— Погодите, но она ведь сказала, что у неё не было инфаркта, — подметил Сергеев. — С чего вы пришли к такому выводу?

— Если пациентка отрицает наличие инфаркта, ещё не факт, что у неё его не было. Видимо, перенесла на ногах. Пересмотрите плёнку ЭКГ. Видно плохо, но следы рубцов там есть, — объяснил я. — А теперь вдумайтесь сами. Инфаркт поразил левый желудок, тот стал хуже сокращаться. Из-за этого начало подниматься давление в малом круге кровообращения, который проходит через лёгкие. Как следствие, лёгочная гипертензия. А из неё — сердечная астма. Потому и кровь попадает в мокроту. Мысль уловили?

— М-да… — Сергеев скинул с шеи фонендоскоп и устало плюхнулся на диван. — Век живи — век учись.

Терапевт выглядел разочарованным. Похоже, его расстроил тот факт, что я, в отличие от него, смог выставить правильный диагноз. Но опять же, в совершённой ошибке нет его вины. Через него проходит огромный поток пациентов. Не трудно ошибиться.

Тем более, даже если бы женщину госпитализировали в пульмонологию, после ряда обследований всё равно был бы выставлен верный диагноз. Как ни крути, она бы в любом случае попала к кардиологам.

— Спасибо вам за помощь, доктор Кацураги, — произнёс Сергеев. — Время уже позднее. Вам, наверное, лучше стоит вернуться в свою палату. Поспите. Если произойдёт что-то срочное и мне понадобится ваша помощь — я позову.

Спорить с терапевтом я не стал. Взял папку со своей историей болезни и направился в палату. Сон не шёл, поэтому я решил ещё раз заняться «самоанализом». Странно, но к концу дня я начал чувствовать слабость. Обычно я так быстро не устаю. Видимо, эта таинственная болезнь всё-таки начинает себя проявлять.