Испытание огнем (СИ) - Туманов Август

Я выдохнул, заставляя себя смотреть ему в глаза. Никак прижался к моей ноге, его рычание стало тише, но не прекратилось. Ромка отступил на шаг, и я услышал, как он шепчет что-то вроде «чёрт, чёрт…».

— Я никому ничего не должен, — сказал я спокойно, хотя внутри всё кипело. — Это вы, похоже, решили, что я ваш банкомат.

Я почему-то подумал о Нине Семёновне, сидящей в страхе в собственной квартире, пока эти гады выдавливали её из дома. И о Кате — её пустых глазах в том окне машины.

Тот, что пониже хмыкнул, его уши дёрнулись.

— Слушай на, парень, — сказал он тяжёлым, как гиря, голосом. — Ты влез в наши дела на. За бабку эту свою на, за соседку на, расписался на, так сказать. И не раз, а дважды наших людей в пыли валял на. Это не просто так, понимаешь на? Это счёт. И цифры теперь на тебе на.

— Счёт? — переспросил я, чувствуя, как метка жжёт всё сильнее. — Вы мне про счёт рассказываете? А я думал, вы просто любите старушек пугать.

Высокий рассмеялся, но в его смехе не было веселья. Он покачал головой, будто я был ребёнком, который не понимает простых вещей.

— Ты смелый, рулевой, — сказал он, щёлкнув пальцами. — Люблю таких. Только знаешь, смелость после беседы с нами быстро кончается — вместе с деньгами и квартирой.

Кряжистый кивнул, скрестив руки на груди.

— Отрабатывать будешь на, — добавил он, и его глаза сузились. — Или, может, у тебя на есть что предложить на? Братец твой намекал на, что ты не совсем с пустыми карманами на.

Я резко повернулся к Роману. Он стоял, опустив голову, и нервно теребил рукав. Его лицо было мокрым от пота, несмотря на холод.

— Ромаш, — сказал я тихо, но так, чтобы он услышал каждую букву. — Что ты натрепал этим людям?

— Стас, я… — начал он, но голос сорвался. — Я не говорил ничего такого! Клянусь! Они сами…

— Сами, значит, — перебил я, чувствуя, как внутри что-то ломается. Метка горела, Никак рычал всё громче, и я понял: Ромка меня сдал. Предчувствие не обмануло. Брат, который клялся, что вернёт долг. Брат, которого я вытаскивал из дерьма сто раз. Просто взял и сдал.

Я перевёл взгляд на этих двоих. Они кривили губы в холодных улыбках. Позади них почти одинаковые с виду риелторы молчали, но я видел, как тот, что с папкой, почти незаметно кивнул своему напарнику. А потом я снова зачем-то посмотрел на Катю — её силуэт всё ещё был в окне внедорожника, неподвижный, как статуя. И метка на ладони вспыхнула так, что я едва не зашипел от боли.

— Интересно было ознакомиться с вашими влажными фантазиями, — сказал я, посмотрев на часы. 16:58. — Но говорить мы будем в семнадцать. Как договаривались.

Высокий прищурился, кряжистый хохотнул, но в его смехе было больше злобы, чем веселья.

— Ты, парень, реально думаешь, что тут правила пишешь? — сказал высокий, шагнув ближе. — Ох, зря ты так. Очень зря.

Я не ответил. Никак прижался ко мне, глаза разгорались всё ярче. А я ждал, потому что знал, что ждать осталось недолго. Высокий, со шрамом на лице, всё ещё ухмылялся, но его улыбка была натянутой струной, готовой лопнуть. Он скрестил руки на груди, и дорогой пиджак натянулся на плечах, выдавая напряжение. Тот, что похож на борца—профессионала стоял на шаг позади. Они оба смотрели на меня, будто я был их личным трофеем, но я знал — время тянулось не зря. И вот часы на запястье показали 17:00.

Тишину вечера разорвал звук мотора.. Я повернул голову и увидел, как на площадку медленно въезжает машина — длинная, чёрная, блестящая, как обсидиановое зеркало. Её хромированные детали ловили свет фонаря, отбрасывая блики, а фары горели холодным, почти белым светом. Номерного знака не было — просто гладкая сталь с каким-то узором, отражавшая всё вокруг. Дорогой автомобиль представительского класса остановился в центре площадки, и двигатели внедорожников на заднем плане, казалось, заурчали тише, будто в знак уважения.

Высокий замер, его ухмылка сползла с лица, как краска со старой стены. Кряжистый отступил на полшага, его рука дёрнулась к карману, но остановилась. Два лысых «риелтора» в серых костюмах, стоявшие позади, засуетились. Бородатый с папкой, начал вопросительную фразу, но высокий отмахнулся от него, не отрывая взгляда от машины. Бородачи переглянулись и я заметил, как один из них нервно теребит манжет. Фигуры в капюшонах у микроавтобусов застыли, будто их выключили.

Роман рядом со мной издал какой-то сдавленный звук, похожий на всхлип, и я услышал, что он удивлённо шепчет: «Что за…».

Воздух стал тяжёлым, словно кто-то вылил на площадку невидимый приторный сироп. Никак напрягся, его шерсть перестала искрить, он, как и все, уставился на подъехавшую машину. Он не рычал, но смотрел так внимательно, будто решал, друг перед ним или враг.

Дверь со стороны водителя открылась, и оттуда не спеша вышел мужчина — высокий, в чёрном костюме, с ничего не выражающим лицом. Он обошёл свой автомобиль, движения его были плавными, как у танцора, и открыл заднюю дверь. Я затаил дыхание.

Из салона шагнул человек. Я узнал его, но в тоже время, и не узнал.

Алексей.

Мой сослуживец, с которым мы делили сигареты в давно прошедшей войне, смеялись над салагами и вытаскивали друг друга из дерьма.

Но этот Алексей… он — другой. Что-то в нём было не так.

С короткими седыми волосами, покрывающими голову ровной стальной щетиной. Лицо словно вырезанное из мрамора, без единой эмоции, и ледяные глаза, смотрящие на мир двумя осколками зимнего неба. Они смотрели сквозь всех нас, и я почувствовал, что по спине пробежал холод. На нём был чёрный костюм, дорогой, облегающий его второй кожей, и чёрные перчатки, которые делали его руки похожими на когти хищника. На лацкане желтел золотой значок — маленький, в форме стилизованного серпа, и этот знак почему-то показался мне живым.

Я моргнул, пытаясь мысленно сравнить этого человека с тем Алексеем, которого знал. Тот, старый, хорошо известный Лёшка был весёлым жилистым парнем, с вечно растрёпанной чёлкой, громким смехом, хлопавшим меня по плечу так, что синяки оставались.

Этот… этот был словно его двойник, похожий и в тоже время совершенно чужой. Но я знал — это он. И всё же что-то в нём было нечеловеческим, будто годы выжгли из него всё живое, оставив только оболочку, наполненную чем-то другим.

Высокий вдруг шагнул вперёд, его лицо побледнело, шрам стал ещё заметнее.

— Ашот? — прошептал он, и в его голосе был настоящий страх, какого я не ожидал от человека его калибра. — Зачем ты здесь?

Тот, что пониже, наоборот, попытался выдавить улыбку, но она вышла кривой, как у пьяного.

— Алексей Викторович! — сказал он громко, слишком громко. — Рады вас видеть на! Какими судьбами здесь на? Мы тут, знаете на, просто мелкие дела решаем на, ничего серьёзного…

Риелторы за их спинами засуетились сильнее. Тот, что с папкой, потянул высокого за рукав, шепча что-то, но тот отмахнулся, не отрывая глаз от

Алексея. Второй риелтор открыл рот, но слова застряли где-то внутри, и он только дёрнул головой, как будто его ударили. Фигуры в капюшонах у машин отступили назад, некоторые прижались к микроавтобусам, словно хотели спрятаться.

Роман рядом со мной хлопал глазами, его челюсть отвисла, и он выглядел так, будто забыл, как дышать. Я покосился на него — он явно понятия не имел, кто это. И, честно говоря, я тоже не был уверен. Вроде бы Алексей, но не Алексей. Мой друг, но в тоже время… кто?

Я смотрел на него, а в голове крутилось: что с тобой стало? Его седина, эти непривычно холодные глаза — всё кричало, что он не тот, с кем я бегал в самоходы из казармы. Но я сам его вызвал. Я знал, что он придёт. Вот он и пришёл. Но его вид — эта ледяная пустота — пробирал до костей. Метка молчала, и это пугало больше, чем её обычный жар. Никак наклонил голову, его уши шевельнулись, а глаза изучали этого человека с такой сосредоточенностью, будто он видел что-то, чего не видел я.

Алексей сделал шаг вперёд. Его ботинки скрипнули по щебню, и этот звук был единственным, что нарушало тишину. Все замерли — бандиты в костюмах, риелторы, люди в чёрном, Роман. Даже еле уловимый ветер, казалось, стих.